Слуги этого мира

Его голос надломился. Отец, который в свое время прошел через тот же естественный отбор и один во всем мире мог его понять, прижал голову Ти-Цэ к груди. Под стук сердца матерого самца мальчик задохнулся от слез и намочил его гладкую шерсть.

– С древним случилось нечто куда более прекрасное, чем с детьми, которым просто не нашлось место в жизни. Взгляни вот на наше древо, – предложил отец. – Ему для жизни нужен уход. Мы избавляем его от ноши зрелых плодов и отдаем свое тело, чтобы оно было сыто. И в ответ древо ухаживает за нами. Оно дает дом, защиту, еду – свое тело, чтобы сыты были мы. Уже сейчас мы с древом – одно целое. Поэтому нельзя говорить, что древо нас ест. Просто однажды мы растворяемся друг в друге.

– Как это мы уже одно целое с ним?

– А вот так. К примеру, мы делим на двоих одно дыхание, – сказал отец и для наглядности вдохнул так глубоко, что голова Ти-Цэ высоко поднялась. – Видел? Это выдохнуло древо. А сейчас, – его живот опал, – оно вдохнуло. Попробуй.

Ти-Цэ настороженно слез с отца, сел напротив него со скрещенными ногами и нахмурился. Он положил ладонь на собственный живот и проследил за тем, как тот с глубоким вдохом поднимается все выше, к самой грудной клетке. Ти-Цэ неотрывно следил за поведением древа. Оно хранило молчание, но Ти-Цэ вдруг показалось, что он высасывает из каждой его трещины в стволе, из каждого прутика и почки свой драгоценный воздух. Затем он медленно выдохнул. У него слегка закружилась голова, как если бы из него вытянули кислород поцелуем.

Ти-Цэ изумленно вскинул брови. Отец просиял.

– Усвоил? Мы не можем друг без друга жить сейчас. И точно также будем существовать вместе – потом.

– Потом? Существовать? – Ти-Цэ еще раз глубоко вдохнул и выдохнул – обменялся с древом дыханием. – Сейчас мы дышим, значит, вместе живем. Это я понял. Но древний больше не дышит, я точно знаю.

– Через корни древний воссоединится с древом, а значит, будет также меняться с тобой дыханием.

– А-а!

– И не только, – оживился отец. – Он будет также в каждом персике, каждой ветке, каждом цветке. Как и его приемные родители, древний обретет вечную жизнь. И покуда на древе будут жить и сменяться поколения йакитов, древо и все, кто стал его частью, будут жить вечно.

– Правда? – Ти-Цэ прищурился, но в глазах мужчины не было и тени сомнения. Недоверие Ти-Цэ сменилось благоговением. – Значит, никто по-настоящему не умирает? Все они здесь, оберегают нас, а мы – их?

– Да.

Ти-Цэ утер глаза и глянул на бугор земли под их ветвью.

– Скоро древний попадет в древо по корневой системе, – пояснил йакит, – сейчас он в пути. И по дороге обязательно воссоединится со своей любимой женщиной. Ты ее не застал. Она стала заботиться о нас немного раньше.

– Вот это да! Значит, умереть, если тебе в жизни нашлось место, совсем-совсем нельзя?

Лицо отца омрачилось тучей. Сын уставился на него с немым вопросом. Страх снова прикоснулся к сердцу Ти-Цэ прохладными пальцами.

– Можно, – сказал матерый йакит и указал пальцем куда-то вглубь долины. – Нам отсюда их не видно, и я благодарен за это звездам. Мои дети растут далеко от загнившей аллеи.

– Это что? – насторожился Ти-Цэ.

– Иногда в долине можно встретить пересохшие древа. А есть и целое их скопление. Как бы объяснить… Вот глянь, – он указал в гнездо, на мать и малышку у нее на руках, которая смотрела на отца и брата так, будто понимала каждое слово. Мать подмигнула им. – Когда Ка-Ми вырастет, она займет ветвь, на которой мы сейчас сидим. К ней придет мужчина, и вместе они породят следующих обитателей древа. А те – следующих за ними. Древние будут умирать, освобождать ветви, кормить и оберегать их. Так было и так будет. Но есть древа, на которых в какой-то момент перестали рождаться наследницы. – Он скорбно покачал головой. – Отсутствие в семье девочки – самое большое горе из возможных. Мужчины уходят из семей и кочуют на другие древа из поколения в поколение, чтобы образовать новую. А если девочки в семье нет, то и мужчине идти не к кому. Древние умирают, пустых ветвей становится все больше, и так продолжается до тех пор, пока не погибает последний житель. Какое-то время древо еще стоит, но постепенно без тех, кого нужно кормить и кем кормиться, засыхает, а вместе с ним – засыхают целые поколения. Это и есть настоящая смерть, – подытожил отец.

– У нас ведь так не будет? – спросил Ти-Цэ. – Ведь нет?

– Жизнь этого древа будет продолжаться благодаря Ка-Ми, – ответил он и снова указал на свою гордость – дочь. – Ты и Ки-Да станете парой для двух других наследниц древ, и создадите свои семьи. Чтобы не погубить семейное древо, вам нужно будет создать девочек. И тогда вы и ваши новые родственники обретете вечные жизни.

– А как создать девочку? – заволновался Ти-Цэ. – Вдруг у меня не получится?

Отец захохотал, засмеялась и мама. Ти-Цэ смотрел на них во все глаза: он совершенно сбился с толку.

– Получится, – сказал мужчина. – Может и пару мальчиков заодно. Тоже очень хорошо.

9

Всего через несколько дней земляной холм полностью разгладился. На памяти Ти-Цэ мертвецы никогда не разлагались так быстро, и он поверил, что древний йакит действительно перебрался в древо по корням. Он больше не грустил, и всякий раз, когда срывал персик, вместо того, чтобы плакать и причитать, благодарил усопшего за еще один сытый день.

Скоро они перебрались на ветвь выше, чтобы оставить Ка-Ми в наследство самую низкую к земле. Наследница же с каждым днем ела все больше пережеванных матерью и отцом персиков, все меньше просила молока, и супруг вместе с тем стал приносить самке все меньше сердец из тел неизвестного Ти-Цэ животного. Когда малышка перестала сосать материнскую грудь совсем, подношения супруге сошли на нет, и мясо стали есть только отец и Ти-Цэ.

– Тебе со мной нельзя, – сказал йакит, когда мальчик попросил взять его в лес, – охота не для детей.

– Но почему? – канючил Ти-Цэ.

– Потому что это опасно, а ты очень многого еще не умеешь.

– А когда научусь? – не отставал тот.

– Уже скоро ты пойдешь учиться и надолго покинешь дом. А я уйду на службу.

– Стой… Я пойду куда? Разве ты не можешь меня научить?

Отец пожал плечами.

– Так не положено. У тебя должен быть свой наставник.

– Так это к нему ушел Ки-Да?

Отец кивнул. Ти-Цэ испуганно поежился: он вспомнил прощальный взгляд смиренного подростка.

– А я… вернусь? Сюда, к вам?

– Через несколько лет придешь на месяц или около того. А в следующий раз ступишь на родную землю только взрослым мужчиной.

– Но это же очень долго!

– Все через это проходят, и ты пройдешь.

– Все?..

Отец последнюю фразу сына не услышал. Он прихватил с собой пойманную ранее на источнике рыбу – подношение лесу, – бодро соскользнул по ветвям вниз, махнул ему и зашагал в неизвестном направлении. Ти-Цэ присел на край ветви, запоздало махнул ему в спину и обнял колени.

«Все через это проходят», так он сказал. Но что значит все? Естественный отбор тоже «все прошли», кто теперь жил под опекой родителей, но непрошедших его было в разы больше. Мальчик еще не скоро сможет забыть, как Здоровяк зашвыривал мертвые тела детей в кусты, как поднимались испуганные птицы, как опускались обратно, чтобы набить брюха падалью. Как хрустят маленькие косточки под тяжелой грязной стопой.

Ти-Цэ передернуло. Он не хотел даже думать о том, что вскоре попадет в похожее место, и ему вновь придется молиться звездам о конце мучений.

10

Ти-Цэ не знал, что готовило для него будущее, но оно неотвратимо наступало ему на пятки, как бы он ни пытался от него сбежать.

С того дня, когда Ти-Цэ прошел естественный отбор и вернулся к родителям, минул почти год. За это время он полностью овладел родной речью, научился плавать, ловить мелкую рыбешку и делать сладости из моллюсков. Научился перемещаться по древу с ловкостью и сноровкой взрослых йакитов, и в целом достаточно хорошо овладел собственным телом для того, чтобы недалеко путешествовать по Плодородной долине, по тропам из гибких деревцев, за чьи эластичные ветви было очень удобно цепляться. Ти-Цэ разучил также множество песен, современных и древних, перевод которых не понимал, немного овладел окариной с четырьмя отверстиями, освоил конх, играл на диджериду усопшего древнего. С трудом, но научился и этикету, первое правило которого гласило…

– Опускайся на колени, если видишь, что женщина хочет сесть, – в сотый раз повторял отец. Сам он упал на колени как подкошенный, как только мать закружила над ними. Вместе с Ка-Ми на руках она выбирала место для посадки.