Те, кто никогда не уходят

С этими словами Нина выходит из входной двери и захлопывает ее за собой.

Глава 9

Нина сегодня вечером на собрании родительского комитета, которое я испортила, выбросив ее записи. Она перекусила с другими родителями, поэтому мне поручили приготовить ужин для Эндрю и Сесилии.

В доме намного тише, когда Нины нет. Не знаю почему, но у нее просто есть энергия, которая заполняет все пространство. Прямо сейчас я одна на кухне, обжариваю филе-миньон на сковороде, прежде чем поставить его в духовку, и в доме Винчестеров райская тишина. Это приятно. Эта работа была бы такой замечательной, если бы не мой босс.

У Эндрю невероятный момент: он приходит домой как раз в тот момент, когда я достаю стейки из духовки и оставляю их лежать на кухонном столе. Он заглядывает на кухню. «Пахнет великолепно – снова».

"Спасибо." В картофельное пюре, уже залитое маслом и сливками, добавляю еще немного соли. «Можете ли вы сказать Сесилии, чтобы она спустилась? Я звонила ей дважды, но…» На самом деле я звонила ей три раза. Она мне еще не ответила.

Эндрю кивает. «Попалась».

Вскоре после того, как Эндрю исчезает в столовой и зовет ее по имени, я слышу ее быстрые шаги на лестнице. Так вот как это будет.

Я соединила две тарелки со стейком, картофельным пюре и брокколи. На тарелке Сесилии порции меньше, и я не собираюсь настаивать на том, ест она брокколи или нет. Если ее отец хочет, чтобы она это съела, он может заставить ее это сделать. Но было бы упущением, если бы я не предоставила овощи. Когда я росла, моя мама всегда следила за тем, чтобы на тарелке была порция овощей.

Я уверена, что она все еще задается вопросом, где она ошиблась, воспитывая меня.

Сесилия одета в еще одно из своих чрезмерно нарядных платьев непрактичного бледного цвета. Я никогда не видела, чтобы она носила нормальную детскую одежду, и это кажется неправильным. В платьях, которые носит Сесилия, играть нельзя – они слишком неудобны и на них видна каждая пылинка. Она садится на один из стульев у обеденного стола, берет разложенную мной салфетку и изящно кладет ее себе на колени. На мгновение я немного очарована. Затем она открывает рот.

– Зачем ты дала мне воды? Она морщит нос, глядя на стакан фильтрованной воды, который я поставила ей на стол. «Я ненавижу воду. Принеси мне яблочный сок.

Если бы я в детстве поговорила с кем-то подобным образом, моя мать ударила бы меня по руке и сказала бы мне сказать «пожалуйста». Но Сесилия – не мой ребенок, и за то время, что я здесь, мне еще не удалось ее полюбить. Поэтому я вежливо улыбаюсь, забираю воду и приношу ей стакан яблочного сока.

Когда я ставлю перед ней новый стакан, она внимательно его рассматривает. Она подносит его к свету, прищуривая глаза. «Этот стакан грязный. Принеси мне еще один».

«Это не грязно», – протестую я. «Он только что вышел из посудомоечной машины».

«Оно размазано». Она делает лицо. «Я не хочу этого. Дайте мне еще один».

Я делаю глубокий успокаивающий вдох. Я не собираюсь драться с этой маленькой девочкой. Если она захочет новый стакан для яблочного сока, я принесу ей новый стакан.

Пока я приношу Сесилии ее новый стакан, к обеденному столу выходит Эндрю. Он снял галстук и расстегнул верхнюю пуговицу на своей белой классической рубашке. Лишь малейший намек на волосы на груди выглядывает. И мне приходится отводить взгляд.

Мужчины – это то, в чем я все еще учусь ориентироваться в своей жизни после заключения. И под «обучением» я, конечно, имею в виду, что полностью избегаю этого. На моей последней работе официанткой в этом баре (моей единственной работе с тех пор, как я ушла оттуда) клиенты неизбежно приглашали меня на свидание. Я всегда говорила нет. В моей испорченной жизни сейчас просто нет места для чего-то подобного. И, конечно же, мужчины, которые меня спрашивали, были мужчинами, с которыми я бы никогда не хотела встречаться.

Я попала в тюрьму, когда мне было семнадцать. Я не была девственницей, но единственным моим опытом был неуклюжий секс в школе. Во время моего пребывания в тюрьме я иногда чувствовала притяжение привлекательных мужчин-охранников. Иногда рывок был почти болезненным. И одна из вещей, которых я с нетерпением ждала, когда вышла из тюрьмы, – это возможность завязать отношения с мужчиной. Или даже просто ощущать мужские губы на своих. Я хочу это. Конечно, да.

Но не сейчас. Когда-нибудь.

Тем не менее, когда я смотрю на такого человека, как Эндрю Винчестер, я думаю о том факте, что я даже не прикасалась к мужчине более десяти лет – во всяком случае, не так. Он не похож на тех придурков в захудалом баре, где я обычно обслуживала столики. Когда я в конце концов вернусь туда, он будет именно тем мужчиной, которого я ищу. Только, очевидно, не женатым.

Мне приходит в голову идея: если я когда-нибудь захочу немного снять напряжение, Энцо может быть хорошим кандидатом. Нет, он не говорит по-английски. Но если это всего лишь одна ночь, это не имеет значения. Похоже, он знает, что делать, даже не говоря много. И в отличие от Эндрю, он не носит обручального кольца – хотя я не могу не задаться вопросом об этом человеке Антонии, имя которого вытатуировано у него на руке.

Я вырываюсь из своих фантазий о сексуальном ландшафтном дизайнере и возвращаюсь на кухню за двумя тарелками с едой. Глаза Эндрю загораются, когда он видит сочный стейк, прожаренный до совершенства. Я действительно горжусь тем, как это получилось.

«Это выглядит невероятно, Милли!» он говорит.

«Спасибо», говорю я.

Я смотрю на Сесилию, у которой противоположный ответ. «Фу! Это стейк». Я думаю, констатирую очевидное.

«Стейк хорош, Сиси», – говорит ей Эндрю. «Тебе стоит попробовать».

Сесилия смотрит на отца, затем снова смотрит на свою тарелку. Она осторожно подтыкает стейк вилкой, как будто опасаясь, что он может спрыгнуть с тарелки и попасть ей в рот. На лице у нее болезненное выражение.

– Сиси… – говорит Эндрю.

Я смотрю то на Сесилию, то на Эндрю, не зная, что делать. Теперь я понимаю, что, наверное, не стоило готовить стейк для девятилетней девочки. Я просто предположила, что у нее должен быть интеллектуальный вкус, если она живет в таком месте.

«Эм», говорю я. «Должна ли я…?»

Эндрю отодвигает стул и хватает со стола тарелку Сесилии. – Хорошо, я приготовлю тебе куриные наггетсы.

Я следую за Эндрю обратно на кухню, обильно извиняясь. Он просто смеется. «Не беспокойтесь об этом. Сесилия одержима курицей, особенно куриными наггетсами. Мы могли бы ужинать в самом модном ресторане Лонг-Айленда, и она закажет куриные наггетсы.

Мои плечи немного расслабляются. «Вам не обязательно этого делать. Я могу приготовить ей куриные наггетсы».

Эндрю ставит тарелку на кухонную стойку и грозит мне пальцем. «О, но я знаю. Если вы собираетесь здесь работать, вам нужен учебник».

"Хорошо…"

Он открывает морозильную камеру и достает огромную семейную упаковку куриных наггетсов. «Видишь, эти наггетсы нравятся Сесилии. Не покупайте другие бренды. Все остальное неприемлемо». Он возится с застежкой-молнией на пакете и достает один из замороженных наггетсов. «Кроме того, они должны быть в форме динозавров. Динозавр, поняла?

Я не могу сдержать улыбку. "Понятно."

«Кроме того», – он держит куриный наггетс, – «вы должны сначала осмотреть наггетс на предмет каких-либо деформаций. Отсутствует голова, отсутствует нога или отсутствует хвост. Если у самородка динозавра есть какой-либо из этих критических дефектов, он будет забракован». Теперь он достает тарелку из шкафчика над микроволновой печью. Он кладет на тарелку пять идеальных самородков. «Ей нравится иметь пять самородков. Вы кладете его в микроволновую печь ровно на девяносто секунд. В любом случае, он заморожен. Более того, оно переварено. Это очень хрупкий баланс».

Я торжественно киваю. "Я понимаю."

Пока куриные наггетсы вращаются в микроволновой печи, он оглядывает кухню, которая как минимум вдвое больше квартиры, из которой меня выселили. «Я даже не могу сказать вам, сколько денег мы потратили на ремонт этой кухни, а Сесилия не будет есть ничего, что не было приготовлено в микроволновой печи».

Слова «испорченный ребенок» вертятся у меня на языке, но я их не произношу. «Она знает, что ей нравится».

«Она точно знает». Микроволновая печь подает звуковой сигнал, и он достает тарелку с горячими куриными наггетсами. "А ты? Ты уже поела?»

– Я просто принесу еды в свою комнату.

Он поднимает бровь. – Ты не хочешь присоединиться к нам?

Часть меня хотела бы присоединиться к нему. В Эндрю Винчестере есть что-то очень привлекательное, и я не могу не узнать его получше. Но в то же время это было бы ошибкой. Если бы Нина вошла и увидела, как мы вдвоем смеемся за обеденным столом, ей бы это не понравилось. Еще у меня такое ощущение, что Сесилия не сделает вечер приятным.

«Я предпочитаю просто есть в своей комнате», – говорю я.

Похоже, он собирается протестовать, но потом передумывает. «Извините», – говорит он. «Раньше у нас никогда не было прислуги с проживанием, поэтому я не уверен насчет этикета».

– Я тоже, – признаюсь я. – Но я не думаю, что Нине понравилось бы, если бы она увидела, как я ем с тобой.