– Пойдёте прямо вон на ту ель. Видите? – Тот молча кивнул головой. – Она на островке стоит, продолжила женщина. – От неё направо по кромке острова до конца. А там идти прямо на сухое, наклонённое дерево. Никуда не сворачивайте, утопните. Кругом трясина.
– Откуда ж ты всё это, голубка, знаешь.
– Так мы с бабами здесь ягоду собираем, травку разную. Ну, я пошла.
Она повернулась и быстро зашагала в сторону деревни.
Утром наряд полиции увидел на краю села чокнутую Фроську. Шёл небольшой дождь. Та, завидев их, бросилась бежать, неуклюже ковыляя и спотыкаясь на мокрых буграх.
– Вот ведь старая ведьма, – сказал один из них. – Сколько ей не говори, а она как тот волк всё в лес смотрит.
– Да что ты дёргаешься? Мы старшому докладывали? Докладывали! Старшой бургомистру говорил? Говорил! Тот нуль внимания. Так? Пущай бегает. Немцы приедут и повесят её отдыхать на дереве.
И громко засмеявшись, они пошли по тропе вокруг села.
Двое солдат охранения заметили Фроську издалека. Они долго наблюдали за ней. Потом один из наблюдателей, обойдя незаметно вокруг идущей старухи и посмотрев, не идёт ли кто за ней, вышел на встречу.
– Здравствуй, бабуля! И чего это тебя понесло в лес в такую погоду?
– Тебя забыла спросить, – ответила она. – И де хворый-то?
– Так это тебя фельдшерица направила к нам?
– И что ты такой любопытный? Куды, кто? Обошёл вокруг меня, как медведь. Да ежели бы я хотела, то вы бы меня сроду не заметили. Зови второго-то. Нечего ему в мокрой траве валяться, хворобу подцепит. Ох, мне эти городские! Веди уж.
Напарник вышел из кустов и, переглянувшись, они пошли к домику, взяв у старухи корзинку.
Войдя в домик, Фроська распорядилась нагреть воду, достала из корзинки еду, тряпичный узелок с лечебными травками и мазями. Пока вода грелась, и заваривался настой, она осмотрела раненого капитана, поменяла повязки, предварительно смазав рану какой-то жутко пахнущей мазью. При этом она всё время что-то бормотала и постоянно крестила раненого.
– Да он в Бога не верит, – сказал один из наблюдавших эти «процедуры» солдат.
– Да пусть себе не верит. Лишь бы боженька был с ним. Он всем помогает. И верующим в него и таким дуракам, как ты. Господи, – громко сказала она и, повернувшись в правый от входа угол, перекрестилась. – Обереги и помоги защитникам нашим! Покарай предателей и изменников своих! – Низко поклонившись, она вновь повернулась к раненому.
– Настой поостыл? – не глядя на помогавшего ей парня, спросила она.
– Да вроде бы и остыл, – ответил тот.
– Ты не гадай, а попробуй. Ну?
– Да остыл, остыл, – ответил тот вредной старухе.
– Так чё стоишь, как бычок на привязи? Тащи его сюда.
Взяв настой, она напоила им капитана. Потом, подозвав помощника, показала ему траву в узелке, наказала делать отвар и каждые три-четыре часа поить им командира.
– Это кровохлёбка. Останавливает внутреннее кровотечение, зарубцовывает внутренние раны. Так что ты, милок, давай, расстарайся для своего начальника, – закончила она инструктаж. – А я уж пойду. Не ходите за мной, – бросила она старшине.
Выйдя из домика, старушка пошла не туда, откуда пришла, а в другую сторону. Старшина, вопреки её словам, приказал двум бойцам незаметно идти за ней для охраны, но те, вышедшие за бабушкой минутой позже, не смогли её обнаружить. Она пропала, словно растворясь в сыром воздухе.
– Вот ведь ведьмица, – сказал, почёсывая затылок, один из них, – прямо чертовщина какая-то.
Ночью к ним пришла Ефросинья. Она принесла хлеб, сало, молоко для раненого, немного крупы, соли и другой снеди. Перевязала капитана, смазав рану бабушкиным зельем, и проверила выполнение задания старухи поить капитана отваром кровохлёбки.
Так, через день, они ходили с Фроськой к раненому капитану неделю.
Оберегая себя и их, старшина выдвинул на опушку леса, к селу наблюдательный пост. Они не сопровождали женщин, а просто наблюдали, не следит ли кто за теми.
На восьмой день пребывания группы солдат на болоте, наблюдатели пришли в домик вслед за старухой. Подойдя к столу, они положили на него немецкий автомат и подсумок с патронами.
– Откуда? – кивнув на стол, спросил старшина.
– Полицай шёл за бабулей. Вероятно, хотел выследить, куда это она ходит.
– Надо уходить отсюда, – раздался слабый голос капитана. Он чувствовал себя намного лучше. Его рана затянулась, и он изредка даже садился. – Искать его будут. Все пропадём.
Посмотрев на Фроську, спросил:
– Может быть и Вы, бабушка, с нами пойдёте? Что если он был не один?
– Мне, милый, бояться нечего. Я своё в Сибири отбоялась. А вам, может и надо идти. Ты сил поднакопил, сдюжишь. Только не дойти вам до наших. Далеко они отошли. Вы в лесах возле Старицы партизан пошукайте. Люди говорят, что появились они недалече от Болшево. – Она рассказала им, как нужно идти, дала мази для раненого, травки для питья и, перекрестив каждого, ушла.
В селе поднялся шум. Пропал полицейский. Его искали весь день, но не нашли. Никита, вбежав в домик матери, орал на неё страшным голосом, обвиняя в том, что та ходит в лес, нарушая все его запреты.
– Ты что, не понимаешь, что я запретил всем, всем ходить в лес!? Теперь немцы скажут, что это ты убила полицейского! Всё село тычет в меня пальцами, говоря, что тебе можно ходить в лес, а им нельзя!
– Да плевала я на твои распоряжение и всё село, – неожиданно сказала старуха. – Куда хочу, туда и хожу. И нечего меня твоими немцами пугать.
– Так ведь повесят, – как-то жалобно сказал Никита.
– А мне и жить не охота. В глаза людям смотреть срамно. Лучше бы ты в Сибири сгинул, чем такой позор смотреть.
– Ты, мать, давай говори, да не заговаривайся! А то я не посмотрю что ты моя маманя – накажу!
– Да ты меня уже и так наказал, дальше некуда. Вся в грязи, не отмыться.
Никита выругался и выскочил из домика.
– Кого увидите, идущего в лес или из лесу, стрелять, – зло сказал он стоящим у калитки полицаям.
– А как же мамаша? – спросил один из них.
– Ты что, не понял? – он смотрел на полицейского налившимися кровью глазами. – Стрелять всех!
И, не оглядываясь, пошёл по улице села.
Глава IV
Немцы редко наведывались в село. Тут хватало и полицаев. Они регулярно собирали с жителей села и окрестных деревень дань: еду, свиней, кур – отправляя всё это в районный центр, где располагалась немецкая воинская часть. Население прятало свою живность, но полицейские умело находили её, наказывая при этом хозяев. Их боялись, но ничего сделать не могли.