– И не поцеловались!
– Здравствуй, сестренка!
– Здравствуй, братик!
– Сын твой, Катерина, большой молодец и большая умница! Я тебе по секрету скажу, математические способности у него … о-го-го! А так – нормальный хороший мальчишка, тихий, правда, очень, но зато не хулиганистый, как некоторые!
– А кто хулиганистый?
– Очередь дойдет! А теперь очередь Веры, Веры Степановны. Там – Вера, тут – Вера … Как вас различать? И похожи – как из одного лукошка! Вера Степановна! Сами там придумайте, чтобы мне было удобнее вас различать … За твоего сынишку, за Петю!
– Здравствуй, сестренка!
– Здравствуй, брат!
– А целоваться ты горазда!
– А ты, будто, нет!
– Петя – человек очень серьезный, ну, уж никак не в тебя! Как бы большим ученым не стал.
– Ну, будто бы! Как ты можешь знать наперед?
– Как бы он нам назавтра сюрприз не устроил …
– Что такое? Да не пугайте … не пугай ты …
– А ты не пугайся … Теперь вам всем пугаться без пользы – что есть, то есть, и никуда теперь от этого не денешься. Так вот, есть у меня подозрение, что заговорит он завтра … по-английски …
– Ну-у!?
– Я ведь сказку-то читал им на английском языке …
– Ну, Толя, ты даешь! – сказала это Зина, с которой Свиридов еще не побратался и не поцеловался, но какое это имело значение.
– Ничего, сестренки, привыкайте, со мною тоже не соскучишься! Я ведь говорю с ними – слова говорю, а мысленно дублирую, чтобы они поняли …
– Ну-у … Толя, а как это?
– Как-нибудь объясню потом … Только болтать об этом не надо … Ни о мальчиках, ни обо мне … Тем более, что не один я такой …
Свиридов выпивал свою стопку с каждой из мам, и на закусывание времени у него не было, но хмелели почему-то больше мамы.
– Так, Вера Ивановна, теперь я к тебе! Здравствуй, сестренка!
– Здравствуй, брат Толя!
– А Димочка – прелесть, такой ласковый, такой добрый, такой деликатный … Не напоказ, а внутри, он просто такой есть. Может быть, трудно ему будет из-за своей мягкости и доброты … В тебя пошел, точно говорю …
– Ты скажешь! А почему у него иногда не все слова получаются?
– Так ведь он только сегодня говорить начал. Все образуется и встанет на свои места. И говорить он будет не хуже других.
– Наконец-то и до меня очередь дошла!
– Точно, Зинаида! Здравствуй, сестренка!
– Здравствуй, брат!
Зина Васильева поцеловала Свиридова всласть, мягкие губы ее трепетали и тянулись к его губам. Все мамы целовались неплохо, а Зинаида постаралась особенно.
– Знаешь, сестренка, а в твоем сыне Бориске я толком не разобрался. Мальчик хороший, добрый, сердечный … Но то ли мучает его что-то, то ли думает он постоянно о чем-то … Скрытое есть что-то … А в остальном – нормальный мальчишка, даже немного хулиганистый … Ну, в мать!
– Неужто я такая?
– Да уж признавайся, чего там!
– Ну, так если что – так я самую малость …
– Нина, здравствуй, сестренка!
– Здравствуй, братик Толя!
– Что не пьешь?
– Нездоровится мне …
– Вася у тебя – мальчик не без способностей … И читать скоро будет, и писать … Но показалось мне, что он цвета различает куда лучше, чем я … Я вижу один цвет, а он еще кучу оттенков … А как это потом скажется – сама понимаешь, догадаться трудно …
– Ты поешь, Толя. А то все пьешь с нами, а закусить – времени не хватает …
– Покорми его, Нина, покорми! На, дай ему бутерброд – я уже намазала!
– Как не покормить такого брата заботливого!
– Вот, Валерия Борисовна, и до вас я добрался. Нарочно оставил напоследок …
– Это почему же?
– Так вас же сперва напоить надо было – а то ведь вы целоваться со мной не станете …
– Почему вы так решили? Вы ведь с серьезными намерениями – так почему же и не поцеловаться?
– Один ноль в вашу пользу …
Хохот покрыл голос Свиридова. Дзюбановская внимательно посмотрела в его совершенно трезвые глаза и мягко и ласково поцеловала.
– Здравствуй, брат!