Перевернутое сознание

«Я твой доктор. Психолог. Так-то меня зовут Роман Оркман, но мне больше нравится прозвище, которое дала мне твоя вторая половина – доктор-психоз».

«Это не моя вторая половина!»

«Думай, что хочешь. Тешь себя пока иллюзией. Пока есть время. Скоро вторая половина возобладает над тобой, и тебя не станет, мой мальчик. На войне как на войне. Двух хозяев в доме не бывает».

Сердце у меня застыло в груди. Мне захотелось в туалет по-крупному. В заднице, на предстательную железу было большое давление. Я вспомнил, что подобное чувство у меня было, когда я, вроде бы в классе седьмом отправился к зубному. За белой большой дверью, чем-то похожей на готическую (подобие было жалкое) слышались звуки бор машины, а порой и стоны или громкие возгласы пациентов. В тот момент меня подмывало сорваться и чесать, что есть духу. Лучше уж отучиться в тюряге школьной, чем претерпевать все это, чтобы потом весь день заниматься дурака валянием, мелькнуло у меня.

«В общем, Дмитрий Версов, – произнес деловым тоном доктор-психоз,– вы не дали мне докончить. Отец обнаружил вас в ванной, вода в которой была ледяная, вы скукожились там и в трясущейся руке держали лезвие. Руки у вас все были изрезаны. Это были просто глубокие порезы, вены вы не перерезали. Как сказал нам впоследствии ваш отец, или ДУБЛИКАТ вашего отца, если вам так больше нравится. Вы сказали, что Фрэссеры сказали вам сделать это. Кто это такие? Можете сказать мне? Как поведал мне Вансинн, это люди вашего обдолбанного воображения. Это они велели вам напасть на отца и продержать его привязанным к стулу, а потом положить на лицо матери подушку и задушить?»

«Я НИЧЕГО ЭТОГО НЕ ДЕЛАЛ!!!»

«Натали пересказала мне твоей рассказ ей. Что же у тебя творится в башке, парень? Ты безумен. Относительно долго тебе же удавалось справляться со всем этим и жить».

«Жить?» –В груди у меня образовалось пропасть. Я ничего не понимал, что говорил мне доктор-психоз. Меня окутало безразличие.

«Как еще Наталья Шерина с тобой встречалась. Ну, – доктор-психоз запрокинул на бок голову, точно неврастеник, – и с Тедом Банди встречались девушки, не подозревая, что он есть. Он ведь еще китайский изучал? Вы знали об этом, Версов? Какого фига я к тебе обращаюсь на «вы», придурок перевернутый?! Наверно, профессиональная этика». – Мягче сказал доктор-психоз.

«Профессионал, ха! Пальцетыкан!».

«Заглохни!»

Доктор-психоз наклонил голову влево, потом – вправо. Раздалось похрустывание в шее. Приблизил прижатые друг к другу ладони ко рту.

Ковыряется в вонючих дырках, а потом кайфует, – мысль была размытой, точно сделанной из воздуха.

«В каждом живет две личности, Версов, – снова спокойным голосом произнес доктор-психоз,– СЛЫШИШЬ МЕНЯ, БОЛЬНОЙ ТЫ ХЕР?!».

У меня аж уши заложило. Я вздрогнул, не ожидая этого чокнутого ора.

«Одна личность – это ты сам, а другая, можно сказать, – это твой антипод. Сделать гадость или нет. Одна часть тебя знает, что это плохо; другая же, наоборот, говорит тебе, что в этом нет ничего плохого, это весело. Улавливаешь разницу? Сорваться с катушек или же сдержаться? Покончить с собой или побарахтаться еще? Две твоих личности борются с этим, не зря же у тебя все рука в порезах, из этого явствует, что ты помышляешь об этом».

«Пошли вы куда подальше со своей сраной психологией, долбаный Зигмунд Фрейд!».

«Ха! – Усмехнулся доктор-психоз. – Ну продолжим далее. Иногда же, особенно, у таких больных придурков как ты, Версов, твой антипод, твоя противоположная плохая половина, полностью берет верх. То, что ты называл, Третьей Личностью в своем дневнике, было лишь отголоском, частичным отражением Вансинна, который сейчас все больше набирает силы в твоем разуме».

«Вансинн – не часть меня». – Сказал я почти шепотом.

«Верно. – Повисла непродолжительная пауза. – Он уже часть тебя».

Я был весь в поту. Ладони, ступни, спина, у меня даже задница вспотела. Это было противно. Грязное, мерзопакостное чувство. Меня била дрожь. Я закрыл глаза и потряс головой. Тут же все тело прострелила боль. Мне захотелось сорвать тугую повязку, которая воняло потом и каким-то еще дерьмом, но я знал, что этого делать нельзя. Пару минут я припоминал, где я. Вначале мне показалось, что я в Канализационной Берлоге, потом пришла мысль, что я лежу на улице, избитый Вурховым и его дружками. Потом наконец-то до меня дошло, что я лежу в своей комнате. По телу пробежал холодок. Я встрепенулся. Зарычал от боли. Обхватив левой рукой ребра на цыпочках прошел к двери, открыл ее. В квартире стояла тишина. Я вздохнул с облегчением – ДУБЛИКАТ папочки еще не вернулся. Я не знаю, зачем я проверял это. Если бы он вернулся и обнаружил меня спящим, то разделался бы со мной, воткнув мне нож в сердце или перерезав глотку. Фрэссеры дали бы ему такую команду.

ДУБЛИКАТ мамаши каким-то магическим образом напялил на свою жопу трусы и встал с толчка, чтобы перебраться в спальню. Перед этим он отведал свое любимое блюдо, запах которого до сих пор стоял в квартире, – жареные яйца.

КАК ЖЕ МЕНЯ ВСЕ ЭТО БЕСИТ!!!

Она когда-то извинялась за свое вонючее поведение, и я как-то старался оправдать ее, но я был совершенно не прав. ЭТА ТВАРЬ, ТО, ЧЕМ ОНА СТАЛА ЛЮБИТ ЛИШЬ СЕБЯ И ЖИВЕТ ЛИШЬ СОБОЙ! Я НЕНАВИЖУ ЕЕ ДАЖЕ БОЛЬШЕ, ЧЕМ ДУБЛИКАТ ПАПОЧКИ!!!

Почему она так поступает? Почему она хоть относительно ненормальная?

Почему все говно случается лишь со мной? Чтобы я чему-то научился, закалился? Хрен чему научишься из этого? Скоро эта обстановка меня сломает.

Я быстрыми шагами пошел в спальню. Распахнул дверь. Она ботнулась об дверь. Храп ДУБЛИКАТА мамаши это не нарушило. Стиснув кулаки, приблизился к ДУБЛИКАТУ, спящему на спине, положив морду на край подушки. НУ ПРЯМО АНГЕЛОЧЕК, ТВОЮ МАТЬ!

Отец, мой почти друг, все-таки был прав, когда уходил от матери и изменял ей. Он ведь не всегда бил ее. Она начала злоупотреблять еще до этого – ей просто было это в кайф, ходить под мухой и болтаться, как сраная сопля, как нимфоманке нравится, когда ее дерут во все щели. Я не оправдываю его, но жизнь и без того скучная однообразная сука, но когда еще и внутри маленького улья (семьи) херня такая творится, то жизнь хуже суки становится и ищешь выход на стороне, чтобы уйти в сторону от этого говна и частично забыться.

Все я больше не собираюсь писать о ДУБЛИКАТЕ мамаши в своем дневнике, для меня ее больше нет. Этой гадкой лживой твари!

В перевернутом сознании проскочила мысль сделать все, как том странном сне, который мне приснился недавно – взять подушку.

Я закрыл глаза и потряс головой. Развернулся от ДУБЛИКАТА. Долбанул четру раза кулаком по стене. Свез обои. Не беда. ДУБЛИКАТ папочки будет бесится. Или, наверно, он уже послал к черту чистоту. Квартирка и без того свинарник, благодаря главной свинье на кровати!

Боль наполняла мой мозг, и это было приятно, мне хотелось, чтобы ее было больше.

А потом мне захотелось убить эту пьяную суку, храпящую на кровати, эту шлюху, которая пытается играть на руку ДЕМОНУ. Взять стул и долбануть ей по башке, чтобы мозги пошли из ушей. Это решит мои проблемы? Ха, возможно. Это даст мне относительное спокойствие, что хоть этой сраной алкашки больше нет. Но сейчас мне это не поможет. Прежде мне необходимо решить проблемы с этими гандонами, напавшими на нас. Надеюсь, Серый уже все там выяснил. Я был безумно зол. Я готов был рвать. Выдавливать глаза, разшибать мозги, отрывать куски плоти, но с другой стороны я понимал, что это не принесет желаемого успеха, но я лишь все больше разжигался.

Я вышел из спальни, хлопнув дверью.

Я зашел в туалет, чтобы облегчиться по-крупному. Я уж и забыл, когда последний раз ходил размышлять по-большому без каких-либо проблем. Все это время я делал это второпях, точно кролик, который решил перепихнуться с крольчихой на скорый выстрел и бежать кушать морковку. На полу возле стиральной машины валялись трусы ДУБЛИКАТА, чуток скомяшенные и перевернутые, точно эта алкашка хотела покурить эти вонючие сральники. Я взял их кончиками пальцев и забросил в таз с грязным бельем, в котором его уже было хоть отбавляй – наверно, все белье какое имелось в доме. Я подумал, что скоро ДУБЛИКАТ папочки и мамаши начнут носить шмотье по два раза. Хотя насчет ДУБЛИКАТА моего почти друга – это навряд ли. Чересчур много себялюбства – что и хорошо в некоторых случаях, на мой взгляд (но лишь в некоторых).

Я облегчился. Но меня чуть не хватил инфаркт, когда, подтирая задницу, мне показалось, что входная дверь открывается, и раздается вытирание ног ДУБЛИКАТА папочки: Здрасте, я вернулся. Кому здесь башку оторвать к чертям собачим, а?!

Но это была ложная тревога – просто какой-то придурок внизу хлопнул слишком сильно своей дверью, что наша вернулась, и произошел этот иллюзорный эффект, что кто-то приперся.

Я вздохнул с облегчением. Я был так напряжен. Мне бы хотелось расслабиться, но я не мог, в меня точно вбили стержень. Я был взвинчен и походил на неврастеника. Я и в самом деле являлся таковым. Может, этот доктор-психоз из сна прав?

Когда я вышел из квартиры, перед этим пошуршав в кошелке ДУБЛИКАТА матери. Нажива была небольшая, но все-таки лучше, чем ничего. Тридцать один рубль. Десятку бумажную и чуток мелочи я оставил в кошелке для проформы – что типа все так и было, а тридцать один рубль и не жил в этом кошелке. Этих денег хватило бы на полторалитровую бутылку крепкого пива. Сегодня я решил накиряться, чтобы отключиться.

Когда я оделся, то не понятно что, заставило меня заглянуть в спальню. ДУБЛИКАТ скинул частично с себя одеяло почти целиком с одной стороны – точно на ней не было трусов. Ну почему все дерьмо вечно случается со мной?

Я подумал о том, что нужно непременно напиться.

Когда я был на площадке и собирался спускаться вниз, то услышал покашливание, которое узнал бы везде. Это был ДУБЛИКАТ папочки. Мне офигенно везет, черт возьми! Я на цыпочках поднялся на площадку верхнего этажа, прижался к стене. Когда услышал звук вставляемого ключа, то осторожненько выглянул – это был он. Сердце заколотилось, лицо чуток заколоило, точно меня застали за подсматриванием за сношающейся похотливой парочкой: Ах ты, засраниц ты эдакой! Смотришь, как дядя играет с тетей в пыхтелки?! Ну-ка не смотри, ты еще мал, чтобы знать это! Давай-давай.

Из бетонного пола площадки появился на половину Кунер. На его роже сияла радостно-долбанутая ухмылка. Он вытянул в мою сторону одну свою, походившую на жидкий красный мармелад, и поманил. Я отпрянул, тряся головой. Фрэссеры играют со мной. Они изменили тактику, и пока я не могу понять в какую сторону. До этого они появлялись часто, но теперь редко, и в те моменты, когда я этого не ожидаю. Я не знаю наверняка, но может быть потому, что я стал меньше о них думать? Сейчас я больше думаю о тех скотах, которым мы должны отомстить и как пережить ту боль, которую они мне оставили. А также я ощущаю в последнее время растущее недовольство и злость ко всему и безразличие. Может быть, это причина того, что все поменялось.

Начинает смеркаться. Хорошо, когда темнеет не рано. Люблю весну. Это время возвышенных иллюзорных чувств, запаха свежести и наполнение свободой. Я сейчас допишу последние строчки и свалю из Канализационной Берлоги. Зависала, Степан, Верка-услужилка и еще пара телок разгалделись не на шутку. Какой-то дебил к тому же раздобыл лампу керосиновую (она была вся грязная и покарежанная)! Так что эти похотливые трахальщики были при свете и не перепутали бы куда «пробивать дорогу», будучи хорошо накаченными. Раньше в те разы, когда я бывал использовали фонарь, подвешенный к потолку на проволоке, но тот быстро разряжался, и Канализационная Берлога погружалась в полутьму. Лампа же освещала это вонючее место, в котором я снова пребывал по необходимости, намного четче.

«Не сжимай ляхи, фиг ли, как целяха в натуре!» – Пробубнил Степан, держа в одной руке пластиковую бутылку джина с тоником, а другую, стараясь, засунуть под джинсовую юбку девчонки в черных колготках, которые были в каких-то витиеватых узорах вроде лиан.

«Смотрите на этого, дупеля, девки! – Те перестали висеть на Зависале, точно на каком-то турнике и заржали (звонкий раздражающий смех, носителя которого хочется шандарахнуть пару раз башкой обо что-либо, чтобы больше не раздражаться от этого жалкого подобия смеха – хотя, лучше сказать, возгласов ненормальных кретинок).Тот указывал на Степана, который стоял в позе рака, рука уходила под юбку дуры, имя которой я не знал, а другой он продолжал сжимать бутылку, стоящую на вонючем земляном полу. – Пассивный гей в период возбуждения. Вставьте мне!»

«Ты чё, пед! Щас вмочу, сучий выпрь!» – Степашка вскочил, высунув свою клешню из юбки, и развернулся к Зависале. Бутылка опрокинулась, но вылилось совсем немного из нее.

«Ну давай-давай. В репу хочешь, пидор помойный!» – Веселым пьяным голосом проговорил Зависала, запрыгав на месте, точно боксер.

Степашка попялился на него и заржал. Показал ему средний палец сквозь ржач.

«Сосни поглубже, Зависала!» – Сказал он злобно, перестав ржать.