5 мая
На следующем листке, идущем вслед за тем, на котором я закончил писать (я дописал почти до середины), уголок листка был загнут, а лист порван по середине. Там было написано:
Ты до сих пор здесь, козел?
Не пора ли перестать играть в чужой песочнице, Димусь?
Это не она. Я точно знаю. Это все ИХ проделки. ОНИ все слышат и знают. Поганые скоты! Теперь Фрэссеры хотят пустить меня по ложному следу. Да-да. ОНИ используют Вансинна для этой цели. Он один из Фрэссеров, это точно. Он хочет меня убить. Это понятно. Но почему он говорит, чтобы я свалил с его пути и не мешал ему наслаждаться независимым существованием? Чем я ему мешаю?
Было огромное желание резануть себя. Такая тоска, грусть и одиночество, что, как говорят, хоть в петлю лезть. Я себя не кромсал, хоть и хотелось – вспоминал письмо Вансинна, а также любопытного больничного Фрэссера Анатолия. В какой-то степени я боялся, что меня могут расспрашивать Фрэссеры снова, которые повсюду. Разумеется, я ответил ничего, не промолчал как сопля какая-то, но все равно, когда на тебя смотрят как на какого-то больного, говорят о том, как ты себя порезал с веселостью и сарказмом, то хоть и защитился, то осадок поражения и говна на душе все равно осел. Поэтому я сдержался, чтобы не дать материал для издевок этим УРОДАМ с перевернутыми лицами.
Раскалывалась башка. Натали дала мне пару таблеток. Вроде бы полегчало, но тупая колющая боль все равно не пропадала.
Какой день решаюсь рассказать Нэт все, но язык словно прилипает намертво к нёбу, перед мысленным взором встает огромная серая стена, а в мозгу появляется огромная пропасть, и я не могу и слова вымолвить относительно всего того, что со мной творится уже довольно долго и не хочет уходить, а лишь подкрадывается ближе.
Натали все эти дни уставшая и раздраженная – доканывают в учебно-исправительной тюряге, давят по-страшному. Я ее не осуждаю. Она сказала, что историчка с ними повторяла все от второй мировой до наших дней – ЛАЖА БЕСПОЛЕЗНАЯ! Контрольную по истории намечают на 24 мая. Историчка, как сообщила мне Нэт, сказала, что того, кто хорошо будет участвовать в повторении она может освободить от этого счастливого события. Таких счастливчиков, я уверен, будет немного – «великий» первый ряд. Еще в школе они писали, кто будет какие экзамены сдавать. Нэт написала те экзамены, которые мне и называла, когда я ее спрашивал (уж не припомню, когда это было, но это все-таки было): геометрия (Мочи Цифроеда!), русский (приставучий Бочонок) и муть из мутей, загрезняющая мои мозги различной чушью как то: политика, культурная жизнь, правления гос. деятелей – долбанная история. Зачем мне знать всю эту бадягу, которая была так давно и не приносит мне ни малейшей пользы, а? Разумеется, нужно знать, когда были мировые войны, но на кой мне знать куда отправился Южный фронт русских войск в сорок втором году, что произошло на этом месте да на том?! Главное-то результат – победа или поражение. Зачем вдаваться во всю эту тягомотину?! Чтобы выпендриться? Да и вообще что хорошего в войне? Кровь, крики боли, стоны умирающих, взрывы, свист пуль… дикий агонизирующий страх, рвущийся со скоростью пули ужас и слезы потери. А о тех, кто участвовал в этих войнах уж и забыли почти все. Их лишь выводят, как скот в особые деньки, а затем снова забывают и вспоминают лишь через год или когда они, грубо говоря, сдохнут.
Сегодня на девяносто пятом году жизни скончался… Он участвовал во второй мировой войне, был истинным коммунистом и делал все для своей Родины (убрано цензурой: которая поимела его и выбросила на помойку. Ха-ха-ха!).
Приедут неизвестно откуда возникшие родственнички, в надежде срубить хоть чуток бабла и которые едва знавали старика (но это ведь не суть важно, что они его и не знают вовсе. Он хороший малый, от которого они были бы не прочь поживиться. Такие вот дела, дамы и господа!)
Меня повело. Разозлился снова на всех и вся. Плевать больно, что они там изучают и от чего выплясывают, как хрякнутые свиньи – мне по фигу! Все равно ничего нельзя изменить, а писать, что я и так знаю не зачем – лучше это время отдохнуть.
Нэт перебинтовала мне руку. Я сказал ей, что больше перебинтовывать не надо. На ранах образовались болячки, и они подзатянулись и малость чешутся. Натали со мной молча согласилась. Хоть я и понимал причину ее смурного неразговорчивого настроения, мне было неприятно. Появились гнетущие чувства, которые начали обильно запускать в меня Фрэссеры (именно ОНИ: ОНИ кайфуют от этого психологического трюка), что я непомерно виноват перед ней, будто совершил убийство ее матери, а она знает это, но пока не имеет доказательств и ей приходится не бросать в мою рожу обвинений, а лицезреть мою противную лживую рожу, скрипя сердцем.
Нужно уходить из квартиры Натали. Я и так слишком надолго задержался. Злоупотребил гостеприимством так сказать. Вероятно, еще это являлось следствием моего чувства вины.
Через пару дней намереваюсь вернуться домой.
Встречусь с ДУБЛИКАТОМ, у которого, должно быть, подзажила ножка-то. Естественно, я буду наготове, и если он соберется бросится на меня, то долбану его чем-нибудь. ОН МЕНЯ ДОСТАЛ! МЕНЯ ЗАДОЛБАЛО БОЯТЬСЯ! БЕГАТЬ! ПУГАТЬСЯ!
Если потребуется, я убью его. Сейчас мне кажется, я способен это сделать. Сердце забилось в груди сильнее от вспрыснувшегося в кровь адреналина. По коже пробежали мурашки, а горло точно скрутили клешнями.
6 мая
Сегодня меня выписали. Поставили нужную степень гипертонии – теперь я у меня есть шанс не попасть в армейский ад, где долбают стульями и мочат тебя для забавы.
Потом наступила черная депрессия. Разбит. Высосан. Вывернут наизнанку. Не знаю, как еще описать то говеное состояние внутри меня. Серость, гниль и разложение на душе.
Мне кажется, я изменяюсь, становлюсь другим. Хуже? Да. По-моему, хуже. Я становлюсь неким неврастеником, эмоционально и психически нездоровым человеком. У Нэт нашел словарь, в котором разъяснялось слово «неврастеник», и согласно ему неврастеник – это человек, страдающий неврастенией, а неврастения – это функциональное заболевание нервной системы, развившаяся вследствие длительного умственного или эмоционального перенапряжения и физиологических лишений (например, ограничение или лишение сна), наряду с травмирующими психику факторами. Также мне попалось на глаза слово «невроз», стоящее ниже и согласно этому определению основные неврозы: неврастения, истерия, навязчивые состояния (навязчивый счет, страхи, сомнения и др.).
Черт! Может, я просто шизик и в самом деле. Чувак, у которого проблемы с нервишками. Страхи. Они у меня регулярно. Я лишь стараюсь их прятать. Подозрения. Я подозреваю каждого. Вижу разную чертовщину, кровь и уродов различных мастей. Сомнения. Я сомневаюсь в том, вообще нормален ли я. Сомневаюсь, когда выхожу (выходил) из квартиры, выключил ли газ, а то все сгорит к такой-то матери. Постоянные чувства собственной никчемности, неполноценности. Боязнь быть покинутым, остаться одному, быть одиноким. То, что я считаю, что за мной охотятся Фрэссеры и хотят разорвать меня. Я не сомневаюсь, что ОНИ существуют. Можно вспомнить кучу знаков, которые ОНИ мне оставили: порезы на левой руке (Кунер), разодранный коврик, послания от Вансинна. Но если даже и предположить обратное (как любит трепать Бочонок на уроке геометрии), то кто же тогда порезал меня? Кто изодрал коврик в ванной и оставлял послания? Ответ очевиден это Фрэссеры. Я не сумасшедший. ОНИ есть. И ОНИ повсюду.
Когда я начал ИХ видеть? Должно же быть начало. Отправная точка в ад. Меня сильно бьет дрожь. Я напрягаю, что есть силы все мышцы, чтобы согреться, но не слишком-то получается, поэтому некоторые буквы получаются громадные. Я лежу на свой постели у кровати Нэт. После моего рассказа ей я пока не хочу лежать с ней рядом. Мне хочется побыть одному – в неподвижности, спокойствии, чтобы никто не пытался меня унизить, оскорбить, а самое главное… убить. Небольшой кусочек времени, чтобы мне придти в норму.
«Нэт… – Сердце у меня забилось сильнее. В мозгу кто-то произнес: да на кой тебе все это. Не рассказывай ей ни о чем. Она сейчас будет ржать. Громко-громко. Безумно. Как настоящая психопатка. Ты слышал когда-нибудь, как ржут психопатки. Сейчас тебе представится такая возможность, парень. – Я хотел бы…»
«Что? – Она посмотрела мне прямо в глаза (мои лживые трусливые бельма, о, Боже, как я стал чувствовать все это внутри!). Выражение ее лица говорило о том, что она внимательно меня слушала. А мне в горло точно напихали полным-полно камней, так что я дышал-то с трудом (а что уж говорить о том, чтобы произнести что-нибудь). Натали взяла мою холодную и чуть мокрую от пота руку в свои и сжала. Волна тепла проскользнуло внутри меня. Когти, сдавливающие горло, уменьшили хватку. Сердце чуть замедлило ритм, будто взяло мини-перекур.
ЕСЛИ ЕСТЬ ТОТ, КТО МОЖЕТ ПОМОЧЬ И ХОТЬ ЧУТЬ-ЧУТЬ УСПОКОИТЬ И ПРИДАТЬ УВЕРЕННОСТИ, ТО ПОЛОСТЬ, РЫТВИНА В СЕРДЦЕ СОКРАЩАЕТСЯ – КОГТИ ТОСКИ И БОЛИ ВПИВАЮТСЯ НЕ ТАК ГЛУБОКО
«Я… это…».
«Не бойся. Говори, Дим. – У нее был такой ласковый заботливый голос. Она была единственная, кто ко мне относился хоть с какой-то теплотой, а я то и дело подозревал ее в том, что она Фрэссер. Кто бы мог подумать?! – Давай же. Смелее. Нет ничего особо страшного». – Натали провела кончиками пальцев по лбу, а затем по волосам. Нет ничего особо страшного, как легко она это сказала. Особого, конечно, не было, но могло появится. К черту!!! Я должен сделать это. Сколько времени я уже решаюсь на это. Эти УБЛЮДКИ будут ржать как шизофреники, если я сдрейфлю и не расскажу, ОНИ одержат победу – но мне не слишком-то охота дать ИМ такую фишку. НЕ ДОЖДЕТЕСЬ!
«Тебе бывает страшно? Тебя часто мучают навязчивые мысли и темные идеи?» – Произнес я с легкой дрожью в голосе.
Рука Нэт замерла у нее на животе, подобно змее, приготовившейся к нападению. По ней было заметно, что она малость ошарашена. Наверно, для нее шок был в том, что такое спрашивает парень, которые строит из себя крутого и откалывает всякие грязные шутки, так что у некоторых они могут вызвать горькие слезы (Жердина и веселая пачка презервативов).
«Стра…шно бывает. – Наконец заговорила Нэт. Я думал, она не выйдет из этого ступора (или как еще это назвать?) целую вечность. Так дерьмово, когда жаждешь услышать хоть что-нибудь, а тебе не отвечают, но когда наконец начинают говорить, то некое негодование частично проходит, и начинаешь слушать. – Но что ты подразумеваешь под «навязчивыми мыслями» и «темными идеями»?»
Меня точно кто-то толкал сорваться и чесать без оглядки из комнаты Натали.
– Может, и не стоит идти дальше? Не лучше ли стопорнуть все и не открывать ДУБОВУЮ ДВЕРЬ? Не делаешь ли ты ошибку, доверяясь Нэт?
– Заткнись. Все нормально. Отступать поздно. Я начал это. И это должно быть закончено. А ты вали отсюда. Я устал. Чертовски устал от всего. Как ты не понимаешь? Больше не могу… Очень тяжело. – На одном дыхании произнес я про себя в ответ голосу, задавшему мне все эти вопросы.
Дальше говорил в основном я. Натали лишь слушала, задавала вопросы, а в конце отвечала на мои. Когда я начал делиться с ней, что держал под замком за ДУБОВОЙ ДВЕРЬЮ. В ее глазах читалось заинтересованность, внимание, желание, возможно, помочь, но по мере продвижения моего повествования, в глазах ее уже не было больше этого.
«Под навязчивыми мыслями я подразумеваю мысли вроде тех, когда так жутко страшно, тошно, холодно и одиноко, что не хочется жить и перед тобой в ряд, точно мертвецы на балу, выстраивается множество страшных и ужасных отчаянных мыслей, порожденных твоим богатым сознанием. Каждая минута жизни кажется мучением, нескончаемой пыткой. Ты не видишь смысла в чем-либо, радости, удовлетворения. Тоска и страх все это перекрывают. В такие минуты, Нэт. Мне хочется спрятаться под несколько одеял, чтобы согреться и погрузиться в долгий сон. Но я не всегда могу сделать это, а если я засыпаю, то через определенное время, подобное секунде, наступает новый день, идентичный, ничем не отличающийся, от которого охота блевать. И подобное состояние чуть ли не всегда у меня внутри, Нэт. – Натали не сводила с меня взгляда. Она слушала внимательно. По-настоящему внимательно. – А когда это состояние чуть ослабляет свою цепкую хватку, выпуская стальные когти черной тоски, бессмыслица и безнадеги, то приходят ОНИ. Я называю их Фрэссеры. ОНИ повсюду. – Когда я стал рассказывать о Фрэссерах, то Нэт, вероятно, подумала, что я спятил. Я поднял голову и посмотрел в ее зеленоватые глаза – по ним я не заметил, что она так думала. Может, она это умело замаскировала. – ОНИ чуть ли не в каждом. ОНИ могут смотреть из окон. Возникнуть на уроке. Одним из них может оказаться учитель. Один раз таким Фрэссером даже оказался Цифроед. Когда ОНИ навещают меня, чтобы начать травить и пытаться поступить также, как Александр, то мне становится до холодного липкого от пота безумия бешено страшно – это знак, что ОНИ рядом. Фрэссеры очень уродливы и…»
«Кто такой Александр?»
«А-а.. Александр? Это мой приятель, который покончил с собой. После смерти, которого я и начал писать дневник. … – Все вокруг было сделано точно из тумана. Мне было не по себе, но я продолжал говорить: больше я на такое откровение вряд ли решился бы, а поэтому лучше рассказать обо всем сразу. Возможно, это частично убьет ИХ или же наоборот придаст еще больше сил. – ОНИ скорее начали появляться после смерти бабушки. Я тебе рассказывал немного о ней. – Натали кивнула, заправив за ухо прядь волос. – Я ее очень любил. – Перед глазами встало лицо моей бабули. УВИДЕТЬ БЫ ЕЕ! Вместо этого я могу лишь вспоминать о ней, совершать путешествия мысленные путешествия, и смотреть на старые фотографии, которых и осталось не очень много. ДУБЛИКАТ папочки не очень-то любит фотографироваться, и поэтому у нас не было фотоаппарата. А у нас ведь есть сраный закон: ВСЕ БУДЕТ ПО-МОЕМУ, ТАК КАК МНЕ НРАВИТСЯ, И СРАТЬ НА ВСЕ. – После ее смерти пришли ОНИ. После ее смерти я изменился и стал другим. Я начал бороться с навязчивыми мыслями. Эти мысли были вначале очень редко, но они набирали оборот, и сейчас их полным-полно. Я борюсь с ними каждый день. Они высасывают из меня силы, точно пиявки. Я уверен, что их посылают Фрэссеры, которые тем самым желают убить меня, как им удалось убить Александра».
«Александр их тоже видел?»
«Я так думаю. Точно не знаю. Всякий день подобен темному лабиринту, через который мне следует пройти, и если я не угожу в темную кровавую ловушку, то я счастливец на короткое время. С 16 до 19:30 ОНИ не особенно активны, но кто знает, может, скоро ОНИ будут активны все время ради достижения желаемой цели – моей кончины. А в последнее время в дневнике стали появляться странные записи. Ты ничего не писала?».
Нэт затрясла головой. Она была слегка напугана или ошарашена. Мне трудно было определить. Мне не следовало.
Она взяла мои кончики пальцев и легонько сдавила.
«Я даже не знаю. Что сказать?» – Натали сглотнула. Через пару секунд она сделала это снова. Комок в горле у нее никак не пропадал. Она волновалась. Я не удивлюсь, что она боялась меня. Можно с уверенностью почти на сто пудов сказать, что она была испугана. Она решила, что я какой-то псих.
«Думаешь, я безумец?»
ДА ТЫ ПСИХ! СРАНЫЙ БОЛЬНОЙ ШИЗОФРЕННИК, ВЕРСОВ, И ТЕБЕ НЕДОЛГО ОСТАЛРОСЬ БЕГАТЬ ОТ НАС! СКОРО ТЫ СДОХНЕШЬ, КАК И ТВОЙ ПРИЯТЕЛЬ! – Взял роль Нэт на себя мой разум.
Настоящая же Натали ничего не ответила. Мне и следовало этого ожидать. Это мой дебильный ум нарисовал картину, как Нэт поймет меня, посочувствует – К ЧЕРТУ! Все это лишь в сраных дешевых фильмаках, где все такие понимающие и могущие разрешить любую говеную проблемку! (Ха-ха-ха!!!).
ТО, ЧТО РИСУЕТ РАЗУМ, НАДЕЯСЬ ПОЛУЧИТЬ В РЕАЛЬНОЙ (ПОМОЙНОЙ) ЖИЗНИ, КОНЕЧНО, ХОРОШО, НО В ЖИЗНИ ВСЕ ЭТО РАСПАДАЕТСЯ, И ПОЛУЧАЕШЬ СОВЕРШЕННО ДРУГОЕ – ЧАСТО СОВЕРШЕННО ПРОТИВОПОЛОЖНОЕ (ПЕРЕВЕРНУТОЕ), А ПОРОЙ И ВООБЩЕ НЕЧТО НЕПОНЯТНОЕ.
ЭТО ПОДОБНО КРАСИВОЙ ДЕВУШКЕ, КОТОРАЯ ВНУТРИ ВСЯ ГНИЛАЯ.
8 мая
Сильно припекало вчера. Температура поднялась до двадцати двух. Все девки были одна лучше другой, если бы вдобавок к тому, что у меня проблемы с разумом, я бы был еще и сексуальным маньяком, то не упустил бы своего шанса. Одна меня вообще прикольнула! На ней была блузка, концы которой она повязала вокруг живота. Эта блузка была почти не застегнута, так что были видны ее жирные сиськи в синем лифчике, который, наверно, и служил для того, чтобы прикрывать ее соски, а не все буфера. Естественно, я какое-то время пялился на эту шлюханскую деваху. А мой приятель ДЕМОН стал мне нашептывать разную пахабень и вещи, которые можно было бы с ней сделать. Юбка, которая спадала почти до самого копчика (или лучше сказать начиналась по-очти от самого шва ее булок) закрывала только-только ее задницу. Трусы, или лучше сказать, розовые трусики, как любят говорить бабушки или писать в некоторых книжках, полагая, что это звучит лучше, начинались от поясницы. Вероятно, она их сильно натягивала, и они оказались выше уровня юбки. Также на этой шлюхатой телке были надеты шлепанцы на высокой подошве. Я представил, что она такая, возвращается откуда-нибудь ночью (с тусовки или зависона у подруг) и хорошо если она не встретит несколько «добреньких» мальчиков, которые хорошо накачены благодаря джину-кудеснику, храбры и не прочь повеселится. И что вы думаете?! Ближе к вечеру, когда я заглянул к Серому, он мне рассказал схожую историю, которая родилась в моем больном сознании. Ее главной героиней явилась Женька Далыгина, которая тоже отличалась внешностью и поведением шлюшки, как я уже припоминал это в своем дневнике в какой-то из дней.