– Госпожа моя, в чём дело? – вкрадчиво промолвил альдеваррец. – Чувствую ведь, что что-то не так. И чувствую, что могу помочь с этим.
– Можешь, говоришь? – Айат сморщила лицо и косо поглядывала на Ганорала. – У меня и так рук не хватает из-за этих гостей, а с вечера половина работников слегла и гадит без остановки! Уже скоро горшки закончатся и на посуду перейдём.
– Так и думал, – Ганорал понимающе кивал. – Что же, помочь с этим я могу.
– Как? – притворно недоумевал Руй. – Пробками им задницы заткнёшь?
– Нет, батрак ты мой любимый, – альдеваррец улыбнулся во весь тонкий рот. – Наши руки помогут там, где госпожу Айат подвели задницы её соратников. Уговорили, госпожа, мы поможем подготовить такой пир, что эти гости и уезжать не захотят! И даже не думайте спорить.
Конечно, она тут же начала спорить. Правда, рвения в этом деле Айат не проявила: не успевала она открыть рот, как Ганорал вливал в него чистейший мёд цветочных слов, будто его взрастили лучшие ашмазирские сказители. Айат же охотно принимала словесные угощения: видимо, понос-трава и впрямь довела её до отчаяния.
И вот Эши уже помогал Гуйраху разложить широкие пласты свиных рёбер поперёк просторной столешницы в большой комнате для готовки. Подоспевшие кухари – из числа избежавших ночи с горшком – уже разжигали печь и снабжали Айат заготовленными горшками с мёдом и приправами. Несмотря на ранний час, двигались они резво, попутно успевая обменяться обрывками новостей или даже подшутить над соратниками, не устоявшими пред понос-травой.
– Красота, – прошептал Руй, обтирая измазанные красными потёками ладони. – Проще, чем мы думали.
– Осталось продержаться достаточно долго, – Эши сделал вид, что чешет нос, дабы прикрыть рот. – Пока мы ничего, кроме кухни, не видели. Не будут же они хранить свои сокровища здесь.
– Разве что, сокровища – это очень редкое мясо, – брат сипло засмеялся и передал заляпанный свиной кровью отрез.
Эши чувствовал на себе пристальные взгляды каждого, кто входил на кухню. Пока что таковыми были лишь слуги-ашмазирцы: подручные старшей кухарки Айат, явно не привыкшие задавать этой сутулой даме неудобные вопросы. Но, раз они задумали задержаться в мраморных стенах виллы, вскоре пути лазутчиков пересекутся и с бдительной стражей.
– Госпожа Айат, – не сдержал вопроса Эши. – А что такое приключилось с вашими работниками?
– Я же сказала, – кухарка сморщилась и вжала голову в плечи. – Гадят они.
– Да, но почему?
Цоканье языков Гуйраха и Руя почти слилось с треском поленьев в округлой печи. Зато Ганорал смотрел на Эши с осторожной усмешкой, в которой читался интерес с едва заметным одобрением. Плантатор не считал, что ляпнул лишнего: если есть гнетущие вопросы, высказывать их надо раньше, чем кто-то надумает себе лишнего.
– Лишь Всеведущей известно, – Айат взяла толстую кочергу и разворошила головёшки в широком окошке печи. – Надеюсь, не из-за вашего мяса, потому как мы успели им отужинать.
– Исключено, – пропел Ганорал, не отрывая глаз от Эши. – Вам ли не знать, любезная моя, сколь хорошо мясо госпожи Райшан.
Молодой рослый парень – судя по бледноватому лицу, ашмаризец лишь отчасти – вскинул руку с оттопыренным пальцем и неуверенно поднял её над головой.
– Предлагаю больше не говорить о дерьме на кухне, – проговорил он. – Господин бы точно не одобрил.
– Верно, Ройш, – кивнула Айат. – Тебе как раз пора раздобыть воды. Благо, рук добавилось тебе в помощь.
– Как скажешь, – парень опустил подбородок и бросил заискивающий взгляд в сторону Эши. – Пойдём, худенький.
Эши попытался проглотить обиду. Работа под солнцем, конечно, иссушила его руки, сделала их плотными и жилистыми, но едва ли он был худее самого Ройша. Во всяком случае, так казалось из-за внушительного роста последнего.
Он метнул прощальный взгляд Рую, после – посмотрел на Ханай и Ганорала, которым Айат уже готовилась вручить ножи для разделки яств. Эши побрёл за Ройшем по узкому коридору среди голых каменных стен и непримечательных дверей. С каждым шагом проход становился всё светлее: у перекрестка с другим коридором одинокие факелы сменились парой широких ламп с горящим жиром. Эши решил, что они уже добрались до того места, где кухонное крыло вливалось в особняк Аганнара.
Свет здесь был повсюду: он вливался в коридор через вереницу резных арок и заливал каждый его уголок. Мозаика стен искрилась на солнце, подмигивала позолота поверх барельефов безымянных героев. Эши стало душно: не от тепла, но от роскоши, в которой камнем и драгоценностями застыла сама суть Альдеварра.
– Ройш! – громыхнул по высоким сводам низкий голос.
Кухонный слуга подпрыгнул на месте и замер, а Эши решил поступить таким же образом. Из соседнего коридора медленно вышел солдат в кожаной тунике с низкой юбкой. Грудь его покрывала одна большая пластина из бронзы, а рука сжимала древко короткой глефы.
– Калакс, – почтительно произнёс Ройш.
Солдат не был похож на альдеваррца, но и ашмазирской крови не имел не капли: кожа его была темнее, чем у захватчиков с севера, но уходила скорее в красноватый оттенок, напоминавший цвет каменистой земли на закате. Взгляд его пронзал Эши, как тёмное копьё.
– Кто с тобой? – спросил Калакс по-альдеваррски, пока его тёмные глаза медленно скользили по Эши.
– Работник, – Ройш пожал плечами. – Представься уже.
– Эши, – плантатор медленно опустил голову, не отводя взгляд.
– Не помню таких, – солдат покачал головой и недовольно вытянул губы. – Мастер знает, что вы берёте новых в такое время?
– Мастер не знает, что по его дому пошла такая подлая болезнь, из-за которой половина работников прилипла к нужникам, – Ройш глупо улыбнулся, не обнажая зубов. – Сам ему расскажешь?
Калакс оттянул челюсть, пару раз щёлкнул языком и вздохнул.
– Главное, чтобы мастер был спокоен, – сказал он наконец.
– И для меня тоже нет ничего важнее, – заверил Эши так доброжелательно, как только мог. Его альдеваррский говор так и соскальзывал в шипящие и певучие звуки Ашмазиры. – Доброго вам дня, господин воин.
Калакс удалился без слов, а ответом на пожелания Эши стал хриплый выдох, едва не перешедший в рык. Широко переставляя древком, воитель удалился в недра особняка и освободил путь кухонным рабочим.
– Он не из наших, да? – тихо спросил Эши, продолжив путь вдоль череды широких арок боковой галереи.
– Из наших, имперский, – заверил Ройш, гордо надув губы. – Файаксе повезло присягнуть императору на двадцать лет раньше Ашзмазиры.
– Повезло? – переспросил плантатор.
– Ещё как, – размашистым кивком подытожил Ройш.
Так много слов вдруг возжелало оказаться на кончике языка Эши, но дать им волю он не мог. Все пятеро бедолаг из их отряда теперь ступали по роскошным полам вражеской территории. А раз тут было принято лизать сандалии императора… Молчать он не сможет, но попробует выяснить больше деталей, сменив тему.
– Слушай, Ройш, – задумчиво протянул Эши. – А господин Аганнар, что, не знает, что у вас половина кухни не при делах?
– Мастер не знает, и горе тому, кто решится ему рассказать, – Ройш посмеялся сквозь поджатые губы. – Мастер не любит три вещи: смерть, дерьмо и варренское вино. И каждый знает, что при нём нельзя о них заговаривать, если не хочешь остаться без жалования и с высеченной задницей. Аппетит, видишь ли, портится у него.
Боковая галерея опоясывала главный особняк и заканчивалась выходом в очередной сад, скрытый от глаз случайных путников с дороги высокой оградой из заострённого тростника. Судя по всему, это место Фаттак и называла Задним садом. Был он куда больше сада Переднего, но той же ухоженностью и свежестью не отличался.
Ройш шагал между отдельных кустарников и склонившихся пальм по рыхлой тропинке, которая заканчивалась лазурным озерцом оазиса. Лужей, если сравнивать с гладью озера Ашамази. Когда-то этот оазис питал путников на северной дороге царства, но теперь стройный забор в полтора человеческих роста ознаменовал его захват Аганнаром.
– Держи, тощий, – Ройш остановился у тростникового навеса и подобрал два пустых ведра. – Унесёшь?
– Я и больше унесу, – Эши принял увесистую ношу и расправил плечи так широко, как только мог.
– Больше пока не нужно, – кухонный рабочий взял ещё два ведра и кивнул в сторону берега. – За мной.
Хотя дожди давно не окропляли красновато-жёлтую землю Ашмазиры, берега оазиса оказались хлюпкими. Сандалии Эши утопали в зыбкой почве, а грязь липла к подошве и истёртым ремням вокруг его стопы.