Торговец отражений

Он распахнул руки в приветственном жесте. Широко, словно готовясь вырвать сердце из груди и нести его перед собой горящим факелом, чтобы освещать путь искателям истин.

– Посмотрите вокруг. Видите ли вы обман? Пытаются ли деревья обступить вас, хочет ли трава царапать вас? Подчинить?

Джексон выдержал вдохновенную паузу.

– Мир не хочет вашей погибели! – выдохнул он. – Природа желает вам счастья. Так примите же ее во тьме, не стыдитесь себя, потому что никто вас не увидит. – Джексон улыбнулся. – Мир не хочет обмана. Он хочет счастья, истины. Истиной создан мир, но человек не видит истины.

Они задрожали. Ноги подкашивались, словно не было больше сил держать тела на земле. Кожа покрылась мурашками, маленькими шариками с воздухом. Будь их чуть больше, тела могли бы взлететь.

Джексон склонил голову к земле.

– Человек выбрал обман, – прошептал он. – Человек захотел спрятать истину под гримом и костюмами. Ему не нравилась ему истина. Человеку не нравился человек. Человек сам сделал себя неравным человеку. Человек полюбил обман.

Джексон указал рукой на горизонт, тонущий в лунной дымке.

– Человек – ступень к тому, кто не боится истины, а стремится к ней. Тому, кто создаст новый мир, мир правды, и покарает тех, кто не захочет покоряться ей. И нести ее будут новые люди, рожденные во тьме, чтобы принести свет.

Джексон улыбнулся. Он был необычайно весел.

– Смотрите, как кончается мир человека! – воскликнул он. – Посмотрите на пути, посмотрите на будущее, к которому вы шли! Вы поверили в человека!

И вдруг он опустил руки, быстро, как будто мышцы вдруг онемели. Друзья вздрогнули, испугались такого резкого жеста. Казалось, Джексону тяжело держать правду, ведь он нес весь мир на своих плечах все это время.

Но когда он вновь посмотрел на них, когда его взгляд, свободный, глубокий, пугающий мудростью, глаза мертвого, обрекшего себя на жизнь, снова встретился с их, поняли: нет ничего, что не было бы подвластно Джексону.

– Мы не ряженые куклы. Мы не манекены. Мы – люди! Люди, которые с гордостью носят этот крест на груди, и с упоением наслаждаются тем, как он прожигает дыру. Я принимаю себя настоящим!

Джексон расправил руки и – сбросил с себя одеяние.

Кто-то пропустил вдох, закашлялся. Другой придержал человека сбоку от себя, протянул руку и поднял с земли.

Джексон улыбался.

– Удивлены моим порывом? – спросил он. – Не стоит. Вы не должны стыдиться себя. Ваши костюмы и грим скрывают в вас человека. Они вам не нужны.

Белая туника, прежде скрывавшая светившееся тело его, уносилась ветром. Луна уже протягивала руки, хотела поймать новую, самую яркую звезду, и приколотить к небесам. Но Луна не успела – одеяние исчезло.

– Я искал правду и нашел ее в себе. Человек и есть правда. Человек, рожденный для того, чтобы плыть по бесконечному океану жизни. Вода едина, морская и пресная, сладкая и соленая, ядовитая и живительная. Она дает жизнь, а земля ее забирает.

Джексон обернулся к озеру и протянул руки к воде. Тело его сияло на фоне тьмы.

– Что есть суша? Всего лишь песчинка на карте мирового океана. Вода – это мир, – он указал рукой на горизонт, – настоящий мир, который люди отвергли. Люди жили для того, чтобы рождались новые люди. Человек был канатом, а мы – на месте назначения. Опасен был наш путь, но мы дошли. И сегодня, в этот час, мы протягиваем руки к правде, что дала нам жизнь, и просим принять нас настоящих, – сказал он и бодро пошел к воде.

Все, даже не подумав, последовали за ним.

Прохлада воды гладила ступни, касалась ненароком чуть выше, поднималась к голени, но быстро, играючи, отступала. Это было сумасшествие, сказал бы другие. Идти по воде не дано людям, люди тонут, люди задыхаются под водой. Но они чувствовали, что изменились, и впервые ни о чем не думали. Они увидели Джексона и поняли, что раз он смог, смогут и они. Сомневаться больше незачем. Жизнь – это замкнутый круг. Все возвращается.

Ветер становился холоднее. Земля гнала его прочь, под ногами, кажется, взрывались вулканы. Земля дрожала. Чуть-чуть и взорвется.

– Нужен ли вам мир, который облачает вас в отражения? – спрашивал Джексон, опускаясь в воду. – Мир, который запрещает вам быть собой? Который прикрывается всеобщей ответственностью, чтобы поработить вас?

Не нужно отвечать, чтобы понять: они согласны. Не могли больше спорить с ним.

Семеро ступали в воду. Вода сначала коснулась пальцев их ног, потом – голени, подобралась и к коленям. Обжигающе холодная, настолько ледяная, что огненная, живая, бурлящая. Застывшее пламя в обтекающей бесформенности.

Руки сами потянулись к одежде. Сыпались пуговицы, разрывалась ткань и не успевала упасть в воду. Ветер, вдруг передумавший подчиняться земле, забирал обрывки одеяний и уносил прочь. Грим больше не нужен.

– Тот мир дает вам собственность, чтобы вы привязались к нему больше. Тот мир дает вам одежду, чтобы скрыть вас настоящих. Тот мир учит вас быть посторонними, чтобы стать общественными. Но мир людей обманул вас. Обычные люди – это проповедники смерти. Они просят вас идти к закату самостоятельно и быстрее. Я же хочу вашего счастья. И пока вы верите мне, вы будете счастливы.

Джексон зачерпнул воды ладонью и бросил ее в небо. Капли засветились и поднялись ввысь, образовали новые звезды.

– Мир людей дает вам образование под видом заботы. Он дает вам работу и обязательства. Вы думаете, что мир вас любит, но это не так. Ему нравятся бои, ему нравится слышать крики сражающихся. Мир сделал нас смертными. Но смерть – это всего лишь шаг к себе! Еще один и не последний.

Джексон стоял и говорил, а позади разливалось по водной глади золото ночи. Звезды опускались к воде и менялись местами с брызгами.

Шелдон чувствовал, как исколотые ходьбой босиком ноги медленно становились прежними, детскими, еще не исцарапанными о камни. Зарастали раны, что принесла ему жизнь. Тело Джима освобождалось от боли, страх уходит, и оставалась легкость. Казалось, сделай шаг и улети в небо. Но он больше не хотел туда. Лиза ощущала себя свободной. Не было больше старых ошибок и крови невинных существ на руках. Не было вины перед миром, потому что муками она искупила их. Была только новая жизнь, в которую Лиза вступит чистой. Сабрина понимала, что пришла к правде. Что годы поисков ее не прошли даром, и сейчас она, настоящая, обдуваемая ветром истин, стоит на последнем пороге перед исповедью. Грейс чувствовала любовь и пустоту, которой долго боялась.

Сил на противостояние будто не осталось.

– Посмотрите, что с вами сделал мир, – сказал Джексон и так резко распростер руки, что даже качнулся. – Он подарил вам жизнь, но каждый день проверял, пытался забрать ее. Он кормил вас пищей, вызвавшей у вас аллергии, находил у вас неправильные болезни и ждал, пока вы увидите ошибку, забирал у вас спокойствие, заставил вас сражаться, поставил вас друг напротив друга и приказал завидовать. Но то был мир человека, ведь истинный мир не хочет страданий.

Джексон обернулся. На теле – ни одного изъяна. В глазах – ни капли сомнения.

– Мир человека не считает жизнь важной, а почитает смерть, потому что боится ее, потому что хочет узнать, что там, за чертой. Но нельзя найти правду, не пожертвовав собой. Мир человека – театр. А мир истины – затоптанная сцена, на которой играют несчастные актеры.

Джексон улыбнулся. Легко, беззаботно, как обыкновенный человек.

– Вы знаете истину. Истину, что человек – высшая ценность. Истину о жизни, начинающейся после смерти. Любите мир – и мир вернет вас! Сегодня я крещу вас в любовь. Я нарекаю вас бессмертными. Пусть исчезнут ваши отражения, пусть останетесь только вы. Вернитесь с обратной стороны мира, как я, и обретите себя настоящих.

Они сделали еще один шаг и в миг опустились в воду по грудь. Джексон стоял над ними, на воде, и смотрел сверху вниз. Луна сияла за его макушкой. Их потянуло под воду. Несметное количество рук обхватили за ноги, вцепились ледяными пальцами в кожу и рванули на себя. Но боли не было. Осталось только спокойствие.

– Помните: друг ваш – ваше собственное отражение на грубом и несовершенном зеркале. Так сбросьте человечность и окунитесь в правду. Попрощайтесь с собой прежними и готовьтесь принять себя новых!

Вода утянула в себя. Мягкими прикосновениями объяла, водоворотом закружила в искрящемся потоке пузырьков.

Дыхание остановилось. Земное больше не нужно. Жизни больше нет. Смерти больше нет. Ничего нет. Есть только они и вода, бесконечность, – всюду.

Мир вод был прекрасен. В золотистом лунном свете проплывали рыбы, и лучи отражались от их блестящей чешуи и искрились. Водоросли ловили сверкающие полосы света и танцевали, обрадованные свободой. Земля их не держала – они принадлежали себе. Песок, подобно гранулам золота, сбегал, оставляя за собой тонкую полоску. Вода горела россыпью драгоценностей.

Тела, больше не сдерживавшие истинной красоты, сверкали. Кожа каждого стала прозрачной, тонкой, легкой. Один за другим они погружались все глубже. Силы воды тянули ко дну. Невидимые любящие руки гладили по обнаженной спине, прикасались к шее. Они знали: это были руки праведников, что отдали свои земные жизни за истину. Люди, которые устраивали паломничества на озера и не возвращались. Те, о ком трубили по новостям. Лица, которые навсегда застывают на объявления об исчезнувших. Но они не пропали. Они не канули в лету, не пришли к концу, потому что отыскали начало. В этом месте, в городе, где исполняют последние желания, они загадали правильное.

Кто знает, может, Джексон приводил их? Может, он брал пропавших под руку и вел на озера, может, он тоже привозил их в Ластвилль?

В памяти вдруг появились картинки прежней жизни в квартире на окраине города. Она представилась даже сладковатым запахом, перемешивавшимся с ароматом древесной коры и мокрой земли, который не выветривался даже при распахнутых окнах. Вспомнились светлые обои и новая мебель, которая не скрипела. Желтый приглушенный свет. Вспомнились завтраки, которые они всегда проводили вместе и обсуждали планы на день с Джексоном. Слышался смех, их спутник в то время. Ощущалась радость, которая не покидала  когда-то. Вспоминалась квартира, которая была уютной и напоминал дом, совсем не такой, как дом Уайтхеда. Из окна был виден лес, но разглядывать его некогда: они частенько выбирались на прогулки по ночам и изучали чащи изнутри. Они учились быть свободными.

Тогда с ними жил Джексон, и все было иначе. Ни дня не проходило без разговоров о вечном и правильном. Никто не чувствовал себя потерянным или обделенным, потому что Джексон всегда был рядом. С ним делились сокровенным. Джексон давал советы и слушал, когда это требовалось. Он никогда не скупился на правду и был добр. По вечерам Джексон садился в кресло у камина, а остальные, кроме Грейс, которая редко приходила, потому что пыталась привести к ним других людей, собирались вокруг него, слушали рассказы об истине и пили воду, которую подавал их учитель. Джексон просил пить ее и часто говорил, что в скором времени все изменится, если они будут вместе. А если их будет больше, то счастье приблизится. Он называл их «семьей». Каждый, чтобы обрадовать Джексона, пытался подружиться с кем-то на кампусе, но никому, кроме Грейс, так и не удалось стать в обществе обыкновенных людей хоть немного приятными. Почему-то остальных членов семьи мир людей принимал неохотно. А Джексон не злился и говорил, что верил в них. То было его главное желание – поделиться истиной со всем миром. Он мечтал проснуться благодетелем для всех.

Часто он уходил на несколько дней, а друзья не переживали: знали, что Джексон вернется. Обещал. Он возвращался радостный, напитавшийся новыми соками истины. Джексон садился у камина и рассказывал, что видел, с кем общался. Часто говорил об озерах, но без подробностей. Убеждал, что время еще не пришло, а когда настанет час окунуться в истину с головой, они не забудут о прежней жизни, ведь она и есть путешествие к правде. Страдания на пути к утешению. Все всегда происходит только так, от боли к счастью, не иначе.