Торговец отражений

Лес за окном светился в прозрачном мраке свежей весенней зеленью. Казалось, что прежде старые и облезшие деревья ожили. Как весной налился воздух сладкими ароматами цветов и нежных, совсем еще молочных, листьев, вылупляющихся из почек.

Джексон долго всматривался в новую жизнь за окном, а машина, казалось, сама по себе начала ехать медленнее, чтобы дать ему рассмотреть. Очередное чудо.

– Как несчастен человек и как счастлив он, когда познает боль, – сказал Джексон.

Никто не ответил. Джим молчал, думал, что кто-то все-таки скажет хоть слово. Но Джексон обращался к нему.

– Нам не больно, – прошептал Джим. Голос его снова, как когда-то, сломался. Джим хрипел, будто ему было пятнадцать.

Джексон улыбнулся.

– Ты как никто знаешь, что есть боль, так, Джеймс?

Джим промолчал и потупил взгляд.

– Остыла ли боль отрешения от собственности? Стал ли ты несчастнее, когда взял ответственность за семью? Когда ничего у тебя не осталось?

– Было сложно, – пробубнил Джим.

– Я понимаю. Тяжело отречься от того, что когда-то составляло всю твою сущность. Помнишь времена, когда все проблемы решались деньгами?

– Помню, – выдохнул Джим.

– Помнишь безмолвие, окутывавшее твое благополучие? Сколько стоило твое тело и душа, Джеймс, когда ты был в прошлой жизни? Помнишь запах денег, которые мерили счастье?

– Ты же все знаешь. Я говорил тебе, я ведь тебе все рассказал! – прошептал Джим и сглотнул горький комок. Страшные воспоминания ползли в голову, поднимались со дна памяти, давно погребенные под слоем листьев тех деревьев, что выросли на них. Джим не хотел снова проживать их.

– Помнишь ли, как все вокруг завидовали тебе? Помнишь завистливые взгляды детей и взрослых, которые мерили твое счастье купюрами?

Джим помнил все до этого вечера, но стоило сделать глоток из чаши, принесенной Джексоном, казалось, забылись воспоминания. По горлу потекло что-то горячее, горькое, словно ножи прошлого все-таки добрались до головы и кололи. Но он все еще чувствовал, хоть и не видел.

– Ты стал лучше их. Муки научили тебя быть человеком, который отдает себя другим, человеком, который отказывается от себя, чтобы получить себя целиком.

Джим зажмурился. Он чувствовал запах потертых в руках купюр и песка. Запах чистящего средства для полов и манго, которое подавали на завтрак. Он помнил красивые виды из окна и дорогую мебель, громкие разговоры в гостиной, музыку и топот ног, и смех в родительской спальне. Легкие шторы, развевавшиеся от дуновения кондиционера, которые перекрывали доступ солнечного света в его огромную комнату. Он помнил, как закрылась дверь в темницу. Как комната пропахла лекарствами, мазями, стала совсем чужой. Как голоса на первом этаже стали раздаваться все реже, а все чаще стали появляться деньги на тумбочке у двери. Как прежняя ненужность превратилась в полнейшее игнорирование. Как с ним больше не встречались взглядами, потому что ненавидели. Как его уничтожили. Его не существовало. Был только призрак, мертвый с рождения. А живой Джим появился только потом, когда встретился с Джексоном.

Джим помнил все, что происходило вокруг, но его самого не было в этих воспоминаниях. Словно мир был декорациями, а он был на репетиции и настоящего представления никак не мог застать. Словно жизнь проходила мимо, словно ее уносили люди из воспоминаний, а ему даже кусочка не оставляли.

– Я не помню их. Я помню образы, а за ними только пустоту и одиночество, – сказал Джим и не соврал.

– Твоя мука была красивой, Джеймс. – Джексон погладил Джима по плечу, аккуратно, не принося боли.

– Мука не может быть красивой, – выдохнул Джим и зажмурился. – Ты не был здесь. Ты не видел нас. Как можешь сказать, что наша мука была красивой?

– Мука за правду красива, Джеймс.

– Я тебе не верю, – прошептал Джим. – Я не верю тебе, не верю! – Он замотал головой. – Тебя здесь не было, ты не можешь быть здесь!

– Но я здесь. – Джексон улыбнулся и крепким, сильным движением обычной человеческой руки схватил Джима за плечи.

– Что ты делаешь? – прохрипел Джим.

– Я хочу, чтобы ты почувствовал. Я хочу, чтобы ты поверил мне! – Джексон улыбался. – Я здесь? Скажи, я сейчас здесь, Джеймс?

– Отпусти меня!

– Скажи это! Скажи, я здесь? Ты чувствуешь меня? Ты чувствовал меня все это время? – Голос Джексона казался раскатом грома, застрявшем в машине. Он сжал и второе плечо.

Джим зажмурился. Плечи вспышкой охватила боль, на лбу выступил пот. Казалось, еще немного, и Джим упадет. Джексон не отпустит – Джим знал. Джексон всегда добивается того, чего хочет. Противиться его словам бесполезно.

– Разве ты не видел меня? Разве ты не чувствовал моего присутствия каждый день, когда ходил по городу? Разве я не был рядом, когда ты боялся, когда ты сомневался? Разве я не был с тобой, Джеймс? Разве сейчас, – Джексон сжал плечи сильнее, – разве сейчас я не рядом с тобой?

– Ты здесь, – прохрипел Джим и отвернулся.

– Ты чувствуешь меня? – прошептал Джексон и чуть ослабил хватку. – Разве ты не чувствовал меня раньше?

– Чувствовал. – Джим зажмурился. – Отпусти меня! Пожалуйста, отпусти. Я больше не могу.

– Ты – великая душа, Джеймс, – сказал Джексон и улыбнулся. Он отпустил плечи Джима и отвернулся, словно ничего и не было.

– Я Джим.

– Ты – Джеймс. Ты вырос. Ты стал главой, Джеймс. Ты стал больше, чем обыкновенный человек.

Джим хотел что-то сказать, но запнулся, поперхнулся воздухом, вдруг ставшим таким тяжелым, соленым. Глаза заслезились.

– Я хочу тебе поверить, – прошептал Джим. – Но не знаю, смогу ли.

– Сможешь. Ты сильный. Только сильные люди могут пойти со мной. Разве ты слабак?

– Я не слабак!

– Значит, ты будешь со мной. Ты – тот, кто смог возненавидеть себя прошлого и подготовиться к принятию себя настоящего. Скоро ты перестанешь сомневаться.

– Я старался тебе поверить!

– Я видел, как ты сомневался. Я слышал, что ты говорил в машине. Я слышал каждое твое слово, я слышал всех вас, каждое ваше слово. Ничто от меня не скроется. Ты грыз себя изнутри, пытался найти истину, как задавался вопросами, за которые стыдился. Но то совсем не ошибка, Джеймс. Ты был на правильном пути, ведь только сомнения ведут нас к истине.

– Я боялся тебя. – Джим проглотил поднявшийся по горлу всхлип. – Я боюсь тебя и сейчас.

– Я знаю. – Джексон улыбнулся. – Но я всегда верил в тебя, Джеймс. Сегодня ты познаешь себя. Вы все познаете. Сегодня я сделаю так, что ты поверишь мне.

Ветер всколыхнул новые листья. Шумел так громко, словно позабыл, что нужно было помолчать.

Джексон покачал головой. Лес прекратил.

Лиза смотрела в окно и боялась повернуться. Стиснула зубы, дышала редко, медленно. Глаза закрыты, сжаты, страшатся истинного света, но ресницы дрожат, словно стремятся к истине. Она видела, что Джексон сделал с Джимом за его сомнения. Чувствовала, как дрожал он. Лиза боялась, что Джексон поступит также и с ней, если поймет, сколько в ней спряталось сомнения.

Джексон не улыбнулся, но не от того, что не был доволен. Почувствовал лишь, что улыбка могла бы смутить Лизу, а он не хотел смущения. Джексон хотел только понимания.