Торговец отражений

– Иные бы сказали, что вы прошли ад. Что нет больше рая, потому что весь мир обратился адом. Ибо у ада нет ни места, ни пределов. Иные бы воскликнули, что вы побывали в воронке, что разверзлась землею под упавшим с небес Люцифером. Но я скажу вам: мир людей – не ад, ведь люди счастливы на земле. Люди просто не видят счастья, они слепы.

Джексон закрыл глаза.

– Другие бы сказали, что вы побывали в чистилище. Что вы получили шанс искупить грехи. Но я скажу вам: то было не чистилище. Вам нечего искуплять, вам достаточно жизни на земле.

Он открыл глаза, наклонил голову и провел пальцами по краю чаши.

– Тогда вы можете подумать, что были в земном раю, но я скажу: то был не рай. Если называть раем место, где есть истинное счастье: земная жизнь не рай, но и не ад. Судьба дает вам возможность жить, и жизнь, какой бы она ни была, – есть благо. Потому запомните, братья и сестры: вы не побывали ни в одном из трех измерений. Вы всегда были и будете на земле. Ибо земная жизнь и есть рай, есть ад, есть чистилище. Ибо все, что вы можете найти и хотеть отыскать, есть на земле.

Он поднял голову и улыбнулся всем.

– Вы получили шанс пройти путь к самим себе сквозь страдания, но подумайте, братья и сестры, были ли ваши пути наполнены страданиями или это было наслаждение на пути к познанию? Не получили ли вы шанс почувствовать боль, чтобы потом сильнее ощутить яркую вспышку наслаждения? Мы появляемся в боли, братья и сестры, мы живем в страданиях, но страдания ли это? Кто нарек их страданиями? Кто знает, что есть счастье и наслаждение, чтобы сравнивать, если говорит, будто всегда живет в страданиях? Подумайте, братья и сестры, страдали ли вы или всего лишь наслаждались путем, что привел вас сегодня на дорогу истин?

Он оглядел каждого.

– Вы поверили мне и обрели истинный путь. Вы страдали и мучили себя, чтобы почувствовать себя живыми, и радовались, чтобы вознаградить себя. То не были страдания. То был путь познания счастья. Вы стали мучениками во имя моей правды. Вы сделали правильный выбор. Только я знаю, что есть правда. Но вскоре узнаете и вы.

– Мы… мы писали тебе, Джексон, – прошептал Джим хриплым голосом. – Мы писали тебе письма, отсылали в дом Луиса, мы…

– Я получал ваши письма, Джеймс. – Джексон улыбнулся. – И я благодарен вам за те человеческие блага, что вы преподносили. Но позвольте сказать: ваши деньги не требуются мне, ибо я не живу человеческой жизнью. Скажи, Джим, Джастин Блейк все еще обеспечивает вашу учебу?

– Да, конечно.

– Тогда я рад, что вы нашли с ним общий язык. Он ваш страж и ваш охранник. Пока вы под его материальной, человеческой защитой, вам ничего не угрожает.

Джим хотел поблагодарить Джексона, ведь Джастин Блейк – это и есть он. Джексон отсылал им деньги, а потом и они отсылали ему в ответ. Они помогали друг другу, но Джим решил промолчать.

– Вы избавились от зла, это правильно, – сказал Джексон. – Не чувствовали ли вы вины за содеянное?

Джим смиренно замолчал.

– Уайтхед был плохим человеком. Он был преступником и портил жизни людям. Мы думали, что он и нас хотел отравить, – сказал Шелдон.

– И ты прав, Шелдон. Я знаю, каков Уайтхед, я встречал его, я был в его доме, золотой фальшивой клетке для зависимых от смерти, ступал по хриплым половицам и дышал смрадом, что стоял в его комнатах. В глазах Уайтхеда чистое зло, я читал его, и скажу вам, братья и сестры: если тот, кто поднимает руку на сына своего, поднимает ее на весь род людской, то Уайтхед же занес кулак над человечеством.

– Поэтому ты ушел там? Ты подал нам знак? Ты не хотел, чтобы мы уходили оттуда? – спросил Шелдон.

– Так и есть, Шелдон. Я долго искал истинное зло и нашел его в лице Уайтхеда. Вы правильно поняли меня.

– Джексон! – вдруг прошептал Джим. – Я… Я чувствовал вину. Прости, я испугался, я не знал, что делать, я…

– Не стоит корить себя, Джеймс, за то, что ты был человеком, – сказал Джексон и положил руку на плечо Джима. – На пути к истине часто приходится переступать через привычное. Расставаться с прежней правдой больно, но вы смогли. И ты смог, Джеймс. Это твоя истина, твоя душа, что заступилась за чужую жизнь. Ты просто человек. Но по твоим глазам я вижу, что сейчас ты понимаешь, что не ошибся.

– Да, Джексон. Я понимаю, – ответил Джим и выдохнул с облегчением.

– И я горжусь тобой, Джеймс. Ибо путь к правде – путь сложный. Правда пишется не словами. Она пишется кровью.

Вдалеке звезды меркли на фоне вспышек молний. Они были на окраине, там, где водопады несут в холодных водах мертвых жаб и сбрасывают в преисподнюю. Там, где есть истина. Истина бушевала.

Джексон отставил чашу в сторону и спросил у Сабрины:

– Сложным ли было твое путешествие вглубь себя? Видела ли ты призраков в заброшенном замке? Бродили ли они по пыли, оставляя следы на полах, орошенных каплями красок осыпавшихся фресок?

– Нет, Джексон.

– Тогда где же твои храмы?

– Мои храмы разрушились в том году, – прошептала Сабрина, не отрывая взгляда от Джексона. – Когда ты ушел, все потеряло смысл.

Ей казалось, что вокруг никого не было. Только Джексон и его светлое лицо, искрящееся на фоне мрака. Добрые глаза, улыбка, способная излечить недуги.

– Что ж, тогда мы должны отстроить новый. – Джексон улыбнулся. – Что возьмешь ты в храм? Священные писания? Воск? Огонь? Руны? Фигуры вдохновителя?

– Я не возьму ничего.

– Что будет твоим храмом, Сабрина?

– Я, я сама.

Джексон погладил ее по руке.

– Помнишь ли ты женщину, Сабрина, что внушила тебе отвращение к истине? Ту женщину, которая поклонялась мраку, а не свету?

– Я никого не помню.

– Хочешь ли ты их помнить? Хочешь знать прошлую жизнь?

– Я ничего не хочу помнить, – она прошептала и всхлипнула. На глазах блеснули слезы.

– Не наноси больше увечий своему храму. Храм должен быть живым и прекрасным, как и ты.

– Я больше… Я никогда не нанесу себе вреда.

Джексон кивнул. В глазах его бескрайним морем плескалось счастье.

– Ты нашла своего Бога? – спросил Джексон. – Я видел, как ты искала его. Я слышал, как ты читала священные книги вслух, как ты надеялась найти ответы. Только Бог знает, как тебе лучше. Только он знает, кто ты. Где он, Сабрина?

– Он во мне, – прошептала Сабрина. – Он в тебе.

– Ты искала его всю жизнь. Ты ненавидела женщину, что верила во мрак, ту женщину, что взрастила тебя. Ты ненавидела женщину, разум которой был в тени заблуждений, женщину, которая не рассказала тебе о том, что такое счастье, потому что сама его не знала. Ты помнишь ее седые волосы? Помнишь, как она сетовала на прошлое, потому что не умела жить настоящим? Помнишь людей, что собирались в ее доме и вещали о лжи? Помнишь, как она уверяла тебя, что была права? Помнишь, как она говорила и тебе верить людям, которые звали вас на собрания в молельные дома? Они говорили, конец света близок, что всем нужно спасаться. Они закупались едой, они строили подземные убежища. Они жили так, будто уже умерли. Второе Пришествие. Третье. Четвертое. Ты помнишь, как она говорила?

– Я не хочу ее помнить.

– Почему, Сабрина?

– Потому что… – Сабрина сделала глубокий вдох. – Потому что я сама решаю, что делать.

– Я рад, Сабрина. Ты сделала правильный выбор. – Кивнул Джексон и коснулся пальцами сердца Сабрины.