Торговец отражений

– Грейс, Грейс, пожалуйста!

– Ищи себя, Шелдон, ищи. – Она улыбалась и гладила его по щеке. – Сначала найди себя, и тогда, когда вернешься, скажешь всем, что правильно. А пока еще рано рассказывать другим.

– Я просто хочу, чтобы все были счастливы, – прошептал Шелдон.

– Будут, милый, обязательно будут. Будет любовь, будет свет и будет счастье, но много солнц взойдет до того, как мы сможем увидеть это.

– Но ведь увидим? – с надеждой прошептал Шелдон и смотрел на Грейс так, словно в глазах ее пытался найти ответ.

Грейс прикрыла глаза и улыбнулась, с трудом приподняв уголки губ. Она вымоталась.

– Увидим, милый, конечно увидим.

Шелдон улыбнулся.

– Ты, ты останешься со мной? Пока я не усну?

Грейс погладила его по волосам, пропустила пряди сквозь пальцы.

– Конечно, засыпай спокойно. Я буду рядом.

Через несколько секунд его двухметровое тело сжалось в позу эмбриона и завалилось на диван. Шелдон вновь пропал. В этот раз – провалился в спокойствие. Он так и не выпустил ладонь Грейс.

Дом вновь погрузился в тишину. Когда Грейс убедилась, что Шелдон уснул, вытащила ладонь из его и вытерла выступивший на лбу пот.

Так она не переживала давно. Это было чересчур. К такому нельзя подготовиться.

– Пойдем. Больше он ничего не скажет, – сказал появившийся в гостиной Джим.

Прежде чем уйти, Грейс опустилась на колени перед лежавшим на диване Шелдоном, погладила его по щеке и долго всматривалась в хранившее два обличия лицо. Плечи тряслись, но незаметно для Джима. Голова раскалывалась. Слезы подкатывали к горлу, но Грейс их сглатывала. Поджимала губы, зажмуривалась. Нельзя плакать перед ними. Она должна быть сильной ради всех.

Когда Грейс поцеловала Шелдона ледяной лоб, почувствовала, что целует обоих.

– Оставайся, будь спокоен. Пока тебе здесь самое место.

X глава

Тучи отступали по светло-серому небу к Ластвиллю. Казалось, распогодилось, но все еще дул холодный ветер. Грейс, не успевшая надеть пальто, поежилась, когда вышла на улицу. Вокруг стояла тишина, даже деревья в темном лесу не переговаривались.

Джим шел первый, медленно и уверенно. Он расправил складки на рубашке, чуть мятой, но явно брендовой (была у Джеймса страсть к дорогим вещам), и сунул ноутбук под мышку. Грейс шла следом и всматривалась. Ярлычка с логотипом бренда не разглядеть, наверное, Джим его срезал, чтобы не попался на глаза Шелдону.

Они спустились по ступенькам. Каблучки Грейс застучали по спрятавшимся под мхом и низкой пожелтевшей травой брусчатке. Джим ступал бесшумно.

– Ну как тебе убежище? Не правда ли роскошно? – вдруг спросил он.

– Пыль роскошна. Паутина по углам тоже замечательная.

– А проеденные молью ковры? Прелесть, скажи же?

– Абсолютнейшая прелесть. Как и дыры в обоях, и царапины на полу.

– Знаешь, какая моя любимая? Дыра в обоях на кухне, диаметром, наверное, в метр. Как черная.

– Я не видела такой.

– А что ты вообще видишь? – хмыкнул Джим. А потом зачем-то замедлился и спросил. – Как думаешь, когда все кончится, за сколько я смогу продать эту халупу? Может, сдавать ее студентам? Пусть устраивают тут оргии или ритуальные вечера. Леса Ластвилля заслуживают стать культурным центром.

– Вы же арендуете его.

– Не у человека, а это большая разница.

Они почти дошли до огорода, но Джим вдруг остановился. Получше сжал ноутбук под мышкой, потянулся к правому локтю и хотел было потереть сустав, но не дотянулся. Ноутбук почти выскользнул, но, к счастью, Джим успел поймать его.

– И почему они такие скользкие? Я за него столько денег заплатил, чтобы он даже на столе улетал от меня? Рекламщикам лишь бы продать, – пробурчал Джим, а потом, словно почувствовав укол вины перед техникой, взял ноутбук в руки и понес его уже осторожнее.

– Такой сейчас мир. Чего ты хочешь?

– Справедливости и правды, вот чего. Выставили бы на аукцион, за сколько угодно купил бы.

Джим снова был впереди, шел прихрамывая и о чем-то усиленно думал. Грейс тоже размышляла и молчала. Они прошли совсем немного, как почувствовали холод недопонимания. Грейс замедлилась первая. Джим – следом.

– Оделся бы потеплее. Хоть бы пиджак накинул, – сказала Грейс.

– Учить жить своего идиота будешь, а не меня, – ответил Джим.

Грейс сжала ладошки в кулаки, но быстро их разжала.

– Вы все простуженные. Не думаешь, что в доме нужно хотя бы иногда включать отопление?

– А тебе не кажется, что ты суешь нос не в свои дела? – сказал Джим и обернулся. Глаза его сверкнули так же, как и тогда, в музее, когда их взгляды пересеклись.

Грейс испугалась, но не подала виду. Джиму ведь страшнее, намного страшнее.

– Я говорю, как вижу со стороны. А я вижу больных людей, которым нужно больше быть в тепле.

– Мы не больные. Просто миру нравятся хриплые голоса. Мы следуем моде.

– Моде на умирание?

– Как и весь мир, и весь Ластвилль. – Джим улыбнулся уголками губ.

– Фестиваль смерти же скорее развлечение для туристов.

– Правда? – сказал Джим, почти засмеявшись. – А тебе не кажется, что театральное представление с обезглавливанием и выставкой всяких штук для мучительной смерти с последующей ярмаркой выпечки и пива – это немного чересчур для мира, который постоянно талдычит о важности счастливой жизни?

– Представлять и делать на самом деле – разные вещи.

Они почти остановились. Джим обернулся и ухмыльнулся.