Джим замолчал на секунду, подбирая слова, потом сказал:
– Для публики Бен всегда был более приятным, понятным и приемлемым. Так что быть среди “своих” для него важно, но не критично, как для всех нас. Не знаю почему, но для него также важно быть лучшим. Типа, он сомневается в себе.
– Бен – сомневается в себе?
– Ага.
– Хмм… Я никогда не думала об этом… А ты, Джим? Ты так же приятен для публики, как и Бен, и даже более уверен в себе. Почему ты изгой?
– Спасибо за комплимент, – его глаза снова улыбнулись. – Но скажи, со многими индейцами ты знакома лично?
– Ты первый.
– Я меньшинство среди меньшинств. Индейцы обычно держатся в своём кругу.
– Наверно, там сложно найти сильную школу.
– Верно. Но не это было моей главной проблемой. Я мог учиться онлайн. Мой народ питает здоровое уважение к умным, даже к очень умным. Но я выгляжу странно.
– Как так?!
– Видишь ли, я слишком высокий. Я на шесть дюймов выше своего отца, который считается высоким. Большинство мужчин в моем племени ниже его, стройные, подвижные, очень пропорциональные. Это хорошо для охоты. Изредка встречаются такие высокие и большие, как Ангел. Они не так хороши на охоте, но очень сильные, что в племени всегда пригодится. Их тоже уважают за их силу.
– Как борцов сумо в Японии?
– Похоже. Но я – ни то, ни другое. Я слишком высок для охотника, но слишком худой для большого. Я довольно долго занимался тяжёлой атлетикой, пытаясь набрать массу. Я помогаю отцу в его автосервисе со всей тяжёлой работой. Я стал сильнее, но остался худым.
"Он шутит, да? Передо мной парень с пропорциями Аполлона и силой Геркулеса, и он чувствует себя изгоем из-за этого? В каком странном мире мы живем!"
– Это, конечно, всего лишь мнение одного человека, – сказала я ему, – но мне кажется, что ты выглядишь замечательно. Я бы сказала, идеально. Так что ничего не меняй.
Джим как будто споткнулся на секунду. "Что, ему этого раньше никто не говорил?"
– Да, среди белых это не такая уж проблема. Здесь у меня не тот цвет кожи.
– Да ладно. Многие белые усердно работают над своим загаром. У тебя загар врождённый.
– Зимой я не становлюсь белее. Посмотри на меня, я коренной индеец. Я всегда буду экзотикой для белых.
– Но это хорошо! Экзотика – это круто! Ты бы предпочёл быть неотличимой серой массой?
Джим задумался на секунду.
– Когда ты так повернула, нет, мне бы это не понравилось.
– Вот и хорошо.
– Чем мне нравится икс-команда, это что иксам наплевать на цвет друг друга. Кельвин однажды упомянул, что в команде он забывает о том, что он чёрный. Я бы тоже забывал, если бы меня не звали всё время Вождём.
"Хм, с текущего момента – никаких Вождей."
– Это правда! – Под влиянием момента я призналась в своей “цветовой слепоте” в отношении Кельвина.
Джим от души рассмеялся. Джим! Смеялся!
– Тебе надо рассказать Кельвину. Это его порадует!
– Нет! Это ужасно неловко.
– Ты просто обязана. Жестоко не поделиться с ним этим. Это сделает его счастливым на целую неделю. Если не месяц или год.
Я не была в этом уверена.
– Эй, ты не заметила его цвет, но заметила мой? – сказал Джим. – Видишь, какой я экзотичный?
– Ты, это другое. – Мне было неловко. Но если бы я не объяснила, было бы ещё более неловко. – Индейцы всегда были для меня особенными. Когда мне было около десяти, я прочитала все книги и посмотрела все фильмы о Диком Западе и индейцах. Я любила играть в ковбоев и индейцев.
– Терпеть не могу эту игру, – тяжело сказал Джим. – Я всегда должен был быть индейцем и всегда проигрывать.
– Ну, я всегда сама выбирала роль индейца, и я старалась победить, что бы ни говорили другие. Я считала, что индейцы круче. Храбрее, умнее. Я думала, что они каждый раз заслуживали победы.
– Спасибо.
"Ой, я что, продолжаю говорить комплименты парню?"
– Я тоже играл так, чтоб победить, – добавил он, – что обычно заканчивалось дракой. Так что мне это не нравилось. Но я думаю, ты слишком романтизируешь индейцев. Мы нормальные люди.
– Конечно. Мне тогда было 10-11. Простительно быть немного романтизирующей в таком возрасте. Я к тому, что я бы узнала индейца, где угодно.
– Понятно.
Я подошла к раковине, чтобы выбросить лёд. Мои руки чувствовали себя лучше. Дверь открылась, и вошёл Кельвин.
– Ирен! Ты здесь! – Он не ожидал увидеть меня в берлоге. Потом он заметил Джима. – Э … Надеюсь, я ничего не прерываю.
– Нет, не прерываешь, – сказала я.
– Да, вообще-то, прерываешь, – сказал Джим. – Очень интересный разговор о расизме. Ирен только что рассказала мне самую замечательную историю на эту тему. Тебе бы понравилось.
– Джим! – Я постаралась вложить в свой голос как можно больше упрёка. Но, конечно, было уже поздно.
– Я заинтригован, – сказал Кельвин, переводя взгляд с Джима на меня.
– Лучше ты расскажи ему, – сказал мне Джим, – а то я это сделаю.
– Я заинтригован ещё больше, – сказал Кельвин.
Я вздохнула.