Дух Фиилмарнен и его дети

Однажды ночью с улицы донеслись крики и яростное перебрехивание собак. Шкура, закрывавшая переход, соединявший дом Алиа с домом семьи ее старшей дочери, приподнялась и оттуда выглянула высокая длинноносая женщина.

– Что там стряслось? – спросила мать, слезая с полатей и набрасывая на плечи теплую доху.

– От Дармутов приехали. Их дочь никак не разродится.

В этот момент в уличную дверь застучали руками и ногами. Дочь откинула засов. В дом ввалилось трое мужчин, с ноги до головы залепленных снегом. Вслед за ними сильным порывом ветра занесло волну снежной влажной пыли, тонким слоем покрывшей пол.

– Что вам нужно? – строго спросила Алиа, словно ничего не знала.

– Прости, добрая Алиа, мой язык! Если я что-то сказал о тебе плохе, так это с горя, – взмолился передний мужчина, и все трое, как по команде, опустились на колени. – Умирает моя вторая дочь. Смилуйся, поедем с нами!

– Запомни, – пригрозила пальцем Алиа, – жизнь человека находится в руках великих богинь, и не тебе восставать против их воли!

– Запомнил, запомнил! – закивал головой мужчина. – Только поезжай с нами, добрая Алиа!

– Ладно, готовьте пока собак, а я соберусь.

Когда посланцы Дармутов ушли, Алиа приказала Ларио, следившей за разговором с полатей, слезать и собирать вещи. Было решено, что они поедут вдвоем, а Гюрда оставят на попечение Хиреворда.

Сборы были недолгими. Вскоре Алиа и Ларио, неуклюжие в лохматых волчьих дохах, сапогах и шапках, нагруженные узорчатыми мешками с травами и мазями, последний раз обняли Хиреворда и скрылись за дверью.

– Ну, вот мы с тобой и одни, – сказал Снайдерс, прилаживая засов на крюках.

– Почему Алиа так сердита на Дармутов? – спросил Гюрд.

– В прошлый раз у Дармутов дочь умерла при родах и ее отец, тот, что сейчас приезжал, обвинил мою мать в том, что она давала плохие лекарства. Еще он хулил богинь, – ответил Снайдерс, влезая на полати. – Фр – р – р! Холода напустили.

Хиреворд завернулся в беличье одеяло и вскоре уснул. С Гюрда же неожиданный визит снял все остатки дремы. Он лежал, поеживаясь от холода, которого Дармуты напустили действительно много, потому что как ни кутался юноша, холод пробирался сквозь складки мехового одеяла и заставлял его дрожать и обливаться ледяным потом.

Утром у Гюрда начался жар, болезнь дала новое обострение. Он метался на постели от нестерпимой боли в ногах, скрежетал зубами и стонал на одной заунывной ноте. Иногда он шептал в бреду: «Отсеките мне ноги!»

Хиреворд ни на мгновение не отходил от него, отлучаясь лишь ненадолго на улицу, чтобы набрать снега, маленькими кусочками которого он остужал лоб больного.

Через три дня из селения Дармутов вместе с Ларио пришло известие, что ребенок там все же родился, но у роженицы началась родовая горячка, поэтому неизвестно, когда они с матерью вернутся. Ларио же пришла на лыжах, чтобы узнать, как обстоят дела дома и захватить еще трав.

Хиреворд снова остался один с Гюрдом. Он сам колол дрова, топил очаг, готовил еду из дичи, которую приносили Ирне и Ирле, сам ухаживал за больным. Это было трудно. Гюрд стонал и бредил дни напролет, уставив в потолок стеклянные глаза. В таком положении его было трудно поить и кормить, поэтому он худел и чах на глазах. Но однажды, когда Хиреворд вернулся с половины сестры, он увидел, что Гюрд лежит необыкновенно тихо. Бросившись к нему, Хиреворд схватил юношу за руку. Рука была прохладная, кровь в ней билась слабо, но ровно. Впервые за много дней Гюрд спал спокойно.

Когда Гюрд проснулся, он ощутил сильную слабость и первое, что он увидел, был молодой Снайдерс, прикреплявший перья к своим стрелам. Подняв голову, Хиреворд встретился с ним глазами и улыбнулся:

– С добрым утром! А у меня для тебя как раз сварилась заячья нога.

Гюрд благодарно кивнул головой.

– Можно посмотреть твои стрелы? – спросил он.

– Ну, если ты интересуешься стрелами, значит, дело идет на поправку, – обрадовался Хиреворд. – Сейчас поешь, а потом я покажу тебе стрелы.

Гюрд снова кивнул. Ему было спокойно и хорошо. Когда они закончили с едой, Снайдерс влез с охапкой стрел на полати и сел, свесив ноги.

– Вот, смотри. Это стрелы ясеневые с круглыми деревянными наконечниками для птицы, например, перепелки, куропатки, а также зайца, белки. Это стрелы с бронзовыми зазубренными наконечниками на красного зверя – оленя. Может, это ты делал эти наконечники?

– Дай посмотрю поближе, – сказал Гюрд и придирчиво оглядел наконечник. – Да, это мои. Отец делает не такие вытянутые.

– Мне больше нравятся вытянутые, с ними стрела описывает большую дугу, – признался Хиреворд.

– Хочешь, когда я выздоровею, я сделаю тебе поющий наконечник? – спросил Гюрд, польщенный похвалой.

– Это как?

– Я сделаю в остром конце наконечника специальное отверстие, благодаря которому стрела, к которой ты его прикрепишь, будет при полете петь.

– Конечно, я хочу такие стрелы! – обрадовался Снайдерс. – Только не делай никому, пожалуйста, таких стрел до весенних состязаний по стрельбе, ладно?

– Ладно, – согласился Гюрд.

Хиреворд ему нравился все больше и больше, а потому, чтобы сильнее расположить его к себе, он предложил:

– Если хочешь, я могу сделать еще и такой наконечник, чтобы стрела, летя к цели, переворачивалась в воздухе.

– Вот это да! А это не влияет на меткость выстрела?

– Нет. А это что за стрелы?

– Эти? С обожженными на огне наконечниками?

– Да.

– Это для цели. Кстати, если ты сделаешь мне поющие стрелы, то я помогу тебе сделать новый лук. Твой, я видел, уже не очень хороший.

– Да, он старый.

– Какой лук ты хочешь, ореховый или кедровый?

– А какой лучше? – спросил Гюрд и честно признался: – Я ведь больше сижу в кузнице и охочусь изредка, когда есть свободное время, поэтому много чего не знаю об охоте.

– Ничего, я научу тебя, – сказал Хиреворд, приободряясь. До этого, хотя он и был расположен к Гюрду, юноша смотрел на своего товарища, знакомого с таинственным кузнечным ремеслом, как- то снизу вверх. Признание последнего уравнивало обоих: каждый владел областью знаний, неизвестной другому.

– Что касается лука, – начал Хиреворд с увлечением, – то ореховый более упруг, не так легко ломается, как кедровый, но зато кедровый сильнее посылает стрелу. Правда, за кедровым луком нужно очень заботливо ухаживать. Нельзя класть его на землю, иначе он наберется сырости и ослабнет, нельзя натягивать без стрелы – он порвет веревку, а если натянуть сильно – сломается. Но если ты будешь ухаживать за ним правильно, у тебя не будет более верного друга.

– Хорошо, сделай мне кедровый.

Юноши помолчали, смущенно улыбаясь друг другу.

– Знаешь, мне с тобой так хорошо, словно я знал тебя сто лет, – вдруг сказал Хиреворд.

– Мне тоже так кажется, – согласился Гюрд.

– Я хотел познакомиться с тобой еще тогда, когда до нас дошли слухи, что кузнец Стиг Элсли привез из леса двух удивительных детей. Отец мой поехал поздравить твоего отца, а меня не взял, и я очень обиделся. Я решил, что познакомлюсь с тобой сразу же, как только один смогу дойти до вас. Но тут мой отец умер, и мне было так плохо, что я как- то перестал об этом думать.