Дух Фиилмарнен и его дети

Прошло несколько лет. Мужья моих сестер привозили из вашей кузницы ножи, наконечники стрел, посуду. Я рассматривал те предметы, которые, по их словам, сделал ты, и мне снова захотелось познакомиться с тобой. Два раза я напрашивался со старшими сходить в кузницу, но ты не выходил. Однажды я увидел тебя на весенних праздниках. Ты был один, никто не мешал мне подойти, но ноги мои словно приросли к земле. Я подумал, что ты можешь решить, будто я навязываюсь тебе, потому что ты сын духа, и ушел.

С того дня, как мы привезли тебя сюда, я внимательно присматривался. Я боялся, что ты, посвященный в великие тайны власти над металлом, не захочешь со мной разговаривать. Одновременно я понимал, что это, может быть, последний удобный случай для знакомства. Если бы ты знал, как я радовался, когда ты стал беседовать со мной, Ирне, Ирле и Ларио как с равными! Представь мое отчаяние, когда моя мечта едва исполнилась, а дух смерти снова стал витать над твоей головой! Я пытался быть твоим заступником перед ним. Сегодня ты начал выздоравливать, мы хорошо поговорили…

Давай станем друзьями на всю жизнь. Я предлагаю тебе руку не как сыну великого духа, а как человеку, с которым хочу делить радость и горе, – Хиреворд протянул Гюрду крепкую ладонь.

– Я тоже хочу быть твоим другом, – сказал Гюрд. Он почувствовал, что не может быть неблагодарным и обмануть ожидания Хиреворда.

За то время, что Алиа и Ларио отсутствовали, юноши почти все время проводили вместе и очень привязались друг к другу. По ночам, лежа рядом на полатях, они шептались о том, как будут охотиться, когда Гюрд выздоровеет, как спустятся в лодке по реке к Ивовому острову, где всегда обеспечен хороший улов рыбы.

На первый взгляд казалось удивительным, что такие люди, как Гюрд Элсли и Хиреворд Снайдерс смогли подружиться. Хиреворд был высоким, красивым юношей, веселым и удачливым охотником. Привыкшему таиться Гюрду он казался до крайности прямодушным, потому что с безграничной откровенностью делился с ним своими мыслями и переживаниями. Элсли поражался, с какой доверчивостью Снайдерс выбрал его поверенным своих тайн. Впрочем, он сделал правильный выбор. Гюрд никогда не посмел бы обмануть такое доверие.

Во взволнованных рассказах друга перед Элсли впервые в полную ширь открылась чужая человеческая душа. Конечно, ему самому приходилось дома откровенничать с сестрой и матерью, но их души открывались друг другу лишь определенной стороной. Хиреворд же убрал все или почти все границы. Элсли был заворожен тем, что ему открылось. Гюрд видел, что его друг смотрит на мир иначе, чем он сам, словно через какую-то завесу, которая делает для него цветным и ярким все, к чему он прикасается. Даже люди, с которыми он общался, каким-то чудодейственным образом преображались в его глазах в существа интересные, заслуживающие внимания и уважения. Элсли видел, что Хиреворд воспринимает его как человека необыкновенно высоких знаний и нравственных качеств, и ему хотелось стать таким.

При такой самоотдаче Хиреворда дружба Гюрда казалась неравноценной. По характеру он был скрытен и молчалив, совсем не склонен к веселью. Молодой Элсли едва доставал Снайдерсу до плеча, был худ, имел сильно развитые руки и грудь, но не слишком сильные ноги. Любимой его позой было сидеть сгорбившись, обняв колени. Когда в такой позе юноша наблюдал за огнем своими жгучими черными глазами, Хиреворд находил, что он похож на одного из помощников Фиилмарнена, стерегущего металлы в недрах земли. Хиреворд не тяготился молчаливостью друга. Своей чуткой душой он улавливал в немногих словах, с которыми обращался к нему Гюрд, все, что хотел знать. Обманывался ли он или действительно интуитивно проникал в ту часть души друга, которая была для него открыта, он так никогда и не узнал. Впрочем, Хиреворд и не нуждался в откровениях. Его влекло к другу ощущение тайны, ощущение человека, осветившего факелом верхнюю часть убегающей в недра земли глубокой каменной норы. Этому человеку доставляет удовольствие чувство неведомого, он даже, чтобы обострить это чувство с риском для жизни спустится в нору наполовину, но никогда не полезет до конца, опасаясь, что вид сырого дна, усеянного осколками камня, вдребезги разобьет чудо, ощущение которого он носит в себе.

У Снайдерсов Гюрду было хорошо. Он привязал к себе сестер Хиреворда тем, что лепил их детям игрушки, их мужьей тем, что искусно вырезал ручки для ножей, а молодежь – даром рассказчика. Определенную роль сыграл и окружавший его ореол сына духа земли.

Наконец наступил день, когда Гюрд нетвердыми шагами с помощью Хиреворда вышел на улицу. В воздухе уже веяло весной, хотя зима еще властвовала вовсю. Юноша с интересом оглядел поселок, состоявший из семи изб с отдельными входами. Поселок окружал частокол. Выпавший за зиму и утоптанный снег сделал частокол не очень высоким, так что Гюрд и Хиреворд смогли запросто выглянуть наружу.

Поселок стоял на холме, а внизу, под ним, расстилалась сверкающая льдом река. Ребятня из рода Снайдерс втаскивала на холм сани, а потом, усевшись на них, лихо катила вниз, на лед реки, теряя по пути седоков. Вверх от реки по холмам взбирался голубой лес, спокойный и величественный. Он уходил до горизонта, теряясь в мутной серой дымке.

– Вдалеке идет снег, – сказал Снайдерс. – К вечеру и до нас дойдет.

– Откуда ты знаешь? – спросил Гюрд.

– Видишь, у горизонта – серая туча и даль как бы мутная? Это снеговая туча, из которой там идет снег.

Гюрд с наслаждением втянул носом сырой холодный воздух и засмеялся, увидев на ближайшем дереве быстро ползущего вниз головой серо – голубого поползня, ищущего в коре букашек, а так же двух нахохлившихся красногрудых снегирей.

– Интересно, а что там за лесами? – тихо сказал Хиреворд, вглядываясь в даль. – На торги, на Медвежью реку, приезжают люди из разных стран, значит есть еще какая – то иная, чем наша земля. Какие там живут люди? Какие там живут звери?

Юноши помолчали. В низком зимнем небе слабо блеснула, словно стыдясь своей поспешности, первая зеленоватая звезда.

– Говорят, далеко – далеко на севере земля кончается, – продолжил Хиреворд. – Там окружает ее Море Мрака, серое и холодное. В нем ходят огромные седые волны, а берег скован льдами.

– Откуда ты знаешь? – спросил Гюрд.

– Мой отец ходил туда с товарищами, когда был совсем молодым. Он рассказывал. Еще он ходил на запад и говорил, что там живут скирпы – люди, которые все делают из камня и кости, а на востоке живут онлимы, таинственные жители пещер, трусливые и злобные. Онлимы выкалывают на теле узоры, делают оружие лучше нашего, но никогда не выходят на открытый бой, а убивают, прячась в камнях, каждого, кто посмеет войти в их страну. Мне бы тоже хотелось путешествовать, только пойти еще дальше, чем отец. Как ты думаешь, не заплатить ли мне на весенних торгах иноземным купцам, чтобы они взяли меня в свою страну?

При последних его словах Гюрд почувствовал, как темная тень повозок лисингонов нависла над ним.

– Что ты! Что ты! – воскликнул он. – Купцы могут обмануть тебя и продать в рабство!

– Я заплачу мехами, зачем им меня продавать?

– Они ограбят тебя и продадут.

– Оставим этот разговор.

Через несколько дней, когда Гюрд смог уже выходить из поселка, молодой Снайдерс повел его в лес и показал свою ловушку для зайцев. Это был жест большого доверия, так как каждый охотник старается, чтобы месторасположение его ловушек оказалось в тайне от других охотников.

Ловушка представляла собой изгородь из хвороста с шестью отверстиями, перед каждым из которых висела волосяная петля, прикрепленная к длинной жерди, подвешенной на крючке. Стоило дернуть за петлю, как жердь срывалась с крючка и подскакивала вверх, поднимая в воздух зайца, просунувшего в нее голову.

По возвращении домой они застали Хиллу, пришедшую навестить брата. Она обрадовалась, что Гюрд уже ходит. Брат же вел себя как бесчувственное бревно, помалкивая и методично стряхивая с шапки водяные капли растаявшего снега. Ему совестно было признаться даже самому себе, но среди взбалмошного и веселого быта рода Снайдерс его тяготили и она, и ее рассказы о невеселом житье – бытье дома. Ночью Гюрд всерьез задумался о том, что вскоре ему придется покинуть гостеприимный дом Алиа.

«А ведь если бы Хиреворд женился на Хилле, он бы переселился к нам, и мы всегда были бы вместе», – подумал он.

Растолкав спящего рядом Хиреворда, Гюрд спросил:

– Ты никогда не думал о женитьбе?

– Тебе часто приходят во сне такие замечательные мысли? – недовольно пробурчал Хиреворд.

– Я серьезно спрашиваю, – настаивал Гюрд.

– Нет, не думал.

– А какая- нибудь девушка тебе нравится?

– Нет, не нравится, отстань.

– А какая могла бы понравиться?

– Необыкновенная. Все, я сплю, – голова Снайдерса упала на подушку.

Гюрд обиделся. И как Снайдерс может спать, если вскоре им предстоит расставание и редкие встречи по праздникам! Мысль породниться с Снайдерсами настолько завладела Гюрдом, что на следующий день он глаз не спускал с Хиллы, оставшейся погостить на несколько дней, примечая, как к ней относятся предполагаемые будущие родичи. На его удивление, Хилла быстро сошлась не только с Алиа, но даже с молчуньей Ларио. Тоненькая ниточка привязанности протянулась, но как связать две семьи вместе?

Ближе к вечеру приехали на собаках из поселка рода Дармут два охотника. Они спрашивали, не заходил ли сюда один их куда – то запропастившийся родич. Им ответили, что не заходил.

Случай с пропавшим охотником вызвал толки. За ужином Алиа вспомнила, как в дни ее детства один неудачливый охотник провалился в берлогу и был съеден медведем. Это открылось в конце зимы, когда другие охотники убили зверя и нашли в его логове кости и остатки снаряжения. Старшая сестра Хиреворда – Айлин, рассказала о случае, когда охотник повредил ногу и не смог дойти до дому, замерзнув в лесу, а ее муж поведал о другом охотнике, который загостился у друга, позабыв за праздничным весельем предупредить семью, и получил нагоняй от всех родственников.

Когда эта тема оказалась исчерпанной, Ларио стала расхваливать Хиллу, с которой ходила в лес. Она с восторгом рассказала, как подруга по еле заметным следам разыскала склад белки с орехами, а также точным попаданием в глаз наказала злую куницу, пытавшуюся сожрать маленькую белку. В доказательство Ларио положила на стол горку орехов и мертвую куницу.

– Вот это девушка! – воскликнул Ирне.

– Смотри, Хиреворд, не прозевай! – насмешливо отозвался Ирле. – Такие девушки в девушках не засиживаются!

– На что это ты намекаешь? Уж не попала ли Хилла тебе в глаз, сразив наповал? – лукаво ответил Хиреворд.

При этих словах Хилла покраснела и выскочила за дверь.

– Ах, негодники! – рассердилась Алиа. – Да как же вы посмели такую девушку обидеть? Бегите за ней и без нее не возвращайтесь!

– Погодите, я пойду, – вызвался Гюрд и, набросив волчью доху, вышел.

Хилла стояла возле частокола и плакала. В воздухе висела тяжелая мартовская сырость. Гюрд молча подошел к сестре. Он чувствовал себя очень виноватым, потому что в последнее время только и думал, что о себе, ни разу не вспомнив о тяжелой, безрадостной жизни Хиллы. Ведь это благодаря ей он попал сюда, нашел друзей, а сам ничего не сделал, чтобы вытащить сестру из рутины ее серых будней, наполненных равнодушием отца и тяжелой работой.

– Хилла, прости меня, – наконец выдавил из себя Гюрд.