В плену королевских пристрастий

– Ты куда это собралась, голубка моя? – спросил ее тот.

– Мне надо вернуть Малыша, – ответила девочка.

– Его что же без твоего разрешения увели?

– Мать Калерия его отдала, но я попрошу мне его вернуть… Он точно погибнет от тоски без меня, я знаю.

Отец Стефан отпер ворота: – Ну что ж попытайся, голубушка, они еще далеко уйти не успели. Только не задерживайся долго, ласточка моя любимая.

Ничего не ответив ему, Алина выскользнула за ворота и бегом бросилась вниз по тропинке.

Как же отец Стефан каялся в том, что отпустил Алину, потому что девочка не вернулась в монастырь ни к вечеру, ни утром.

Мать Калерия тут же послала сестру Лидию поискать девочку, но та вернулась ни с чем. Тогда к поискам подключились все монахи и монахини. Временами в монастыре оставался лишь отец Стефан, но и это ничего не дало.

Вернувшемуся через две недели отцу-настоятелю мать Калерия вся в слезах сообщила, что Алина или сбежала или погибла и виновата в этом она. Они очень долго беседовали, почти всю ночь. А на следующее утро отец-настоятель, отдав необходимые распоряжения, вновь покинул монастырь. Вернулся он только через десять дней, но не один, а с Алиной, рядом с которой шел ее пес.

– Господи, девочка моя, какое счастье, что ты жива, – мать Калерия бросилась ей навстречу, обняла и прижала к себе, а потом, разжав объятья, медленно опустилась на колени: – Прости меня, Алина, ради Христа, прости за все, чем обидела тебя… Видит Бог, плохого ничего не желала тебе, деточка.

– Что Вы, матушка, встаньте, не надо… Простила я Вас давно, хоть по большому счету и не за что мне Вас прощать было… Я знаю, что Вы уверены были в том, что правильно поступаете и зла не желали… Вы лишь любить не умели и любви не чувствовали, считая что жить надо не по любви, а по правилам… И я очень рада, что Вы любовь наконец почувствовать смогли… Вы меня тоже, матушка простите, если обидела Вас чем, я тоже не со зла.

– Если ты и была в чем виновата, давно я тебя простила, Алина. Ты не представляешь как я рада, что жива ты и вернулась… Что ведь мы только не передумали, где тебя только не искали… и ты и паломник этот, что собаку забрал, как сквозь землю провалились, не видел вас никто, – проговорила мать Калерия, поднимаясь с колен и вновь прижимая к себе девочку. – Как же я молилась, чтоб не дал тебе погибнуть Господь… Где же ты была все это время, деточка?

– В миру, – тихо ответила Алина и отвернулась.

– Сколько же тебе пришлось испытать, деточка, что ты даже говорить не хочешь, – мать Калерия сокрушенно покачала головой. – Хотя самое главное, что жива ты и здорова.

Что испытала и через что прошла она, мать Калерия узнала позже от отца-настоятеля, который нашел паломника, уведшего собаку, и все узнал от него. Игумен хотел посоветоваться: стоит ли пытаться разговорить девочку, упорно молчавшую о том, что с ней произошло, и как она жила все это время.

Мясник Грегор шел из монастыря вслед за еще тремя паломниками из его села, ведя рядом с собой на веревке большого лохматого пса. Пес шел медленно и все время оглядывался, будто надеясь, что сейчас сзади на тропинке покажется его маленькая хозяйка, и ему не надо будет идти рядом с ним на веревке.

– И не надейся, – дергая веревку, чтобы пес шел быстрее, бурчал Грегор, – отдали тебя… Так что назад не оглядывайся, а лучше вперед смотри.

Когда стало смеркаться, паломники выбрав удобную полянку разожгли костер и перекусив, стали готовиться к ночлегу.

Грегор, привязав пса к дереву неподалеку от костра, бросил ему ломоть хлеба с мясом, но тот даже не посмотрел на них. Он лег, повернув морду в сторону тропинки ведущей к монастырю, и стал напряженно всматриваться вдаль. Словно ждал, что сейчас оттуда придет его бывшая хозяйка. И тут действительно она показалась на тропинке. Пес моментально вскочил, натянув веревку, но девочка не подошла к нему. Она несмело приблизилась к сидевшим у костра паломникам и тихо проговорила:

– Добрый вечер. Спаси Вас Господи, люди добрые.

– И тебе того же, – отозвались паломники. – Что хотела-то?

Девочка в упор посмотрела на Грегора: – Отдайте мне, Малыша, пожалуйста.

– Так тебя не пустят с ним в монастырь, – Грегор покачал головой.

– То моя забота. Вы мне собаку отдайте, пожалуйста.

– Как же я отдам его тебе, коли тебе и идти с ним некуда? Это и тебя и пса на голодную смерть обречь. Нет, девочка. Пса я тебе не отдам, и не проси. Возвращайся лучше в монастырь. У костра переночевать с нами можешь и возвращайся. А за пса не волнуйся, ему у меня хорошо будет. Я человек не злой, животных не обижаю, кормить буду вдоволь, так что, другу твоему житье самое лучшее обеспечено будет.

– Он не сможет без меня, он умрет от тоски… Понимаете? Зачем Вам через некоторое время труп собаки?

– Не придумывай, девочка. Собаки от тоски не умирают. Сколько лет живу, а такого не слышал. От тоски и люди не часто умирают, а ты про собаку такое… Все, не спорь. Хочешь с нами переночевать, чтоб не страшно было, переночуй, но пообещай, что завтра с утра в монастырь вернешься.

– Я не вернусь в монастырь. Я не могу бросить Малыша, он погибнет без меня. Он вон даже сейчас у Вас не ест.

– Не голодный, вот и не ест. Проголодается, сметет все.

– Не голодный? – девочка усмехнулась. – Малыш не бывает "не голодный", – она обернулась к псу и ласково проговорила: – Кушай, Малыш, это друзья тебе дали, кушай.

В следующее мгновения хлеб с мясом исчезли в пасти пса, и он уже облизывался.

– Зря ты ему приказала есть. Он понять должен, что останется без тебя и есть должен без твоих команд.

– Не будет он без меня есть…

– Конечно, не будет, если чувствует, что ты рядом, – раздраженно ответил паломник. – Уйди и возвращайся в монастырь, вот тогда через пару дней он позабудет тебя и есть начнет.

– Вы ошибаетесь, – девочка грустно покачала головой, а потом развернулась и, опустив голову, скрылась в надвигающихся сумерках.

Пес дернулся следом, стараясь порвать веревку, но Грегор прикрикнул на него: "А ну лежать!", и пес лег, напряженно вглядываясь в ту сторону, куда ушла девочка.

– Как бы не сбежал он у тебя ночью, – проговорила сидящая рядом с ним паломница Климентина. На черноокую, бойкую жену сапожника, засматривались полсела, и Грегор не был исключением.

– У меня не сбежит, от меня никто не сбегает, – лукаво улыбнулся ей Грегор. После чего встал, снял с себя широкий кожаный ремень, подошел к псу и, затянув ремень у него на шее, крепко привязал его.

Утром проснувшийся Грегор обнаружил, что ремень его перегрызен, а пес сбежал.

– Чертова девчонка, – выругался он, – свела все-таки пса.

– Вернись в монастырь, я думаю, раз отдали они его тебе, то вернут, – повернулась к нему одна из паломниц.

– Девчонка не глупа чтобы сразу с псом в монастырь возвращаться. Она наверняка погуляет с ним пару деньков, а уж потом приведет. Скажет, что вернулся к ней он… Вот ведь незадача: такого пса великолепного упустил, – расстроено проговорил Грегор и присел, рассматривая обрывки ремня и веревки, которыми был привязан пес.

К нему подошла Климентина и ласково положила руку на плечо: – Ладно, не горюй о потерянном, может, что другое найдешь, – она лукаво усмехнулась.

Грегор глянул на нее и встретился с ее многообещающим призывным взглядом.

– Зайди как-нибудь ко мне, может, я сумею твоему горю помочь, – тихо проговорила она.

Грегор знал, что во дворе Климентины собаки не жили, и понял, что не о них она завела речь.

В это время к ним подошел еще один паломник, деверь Климентины:

– Ладно, Грегор, что печалиться-то? Легко пришло, легко и отпусти. Не платил же ты за пса-то. Ремень вот только жалко. Он у тебя новый совсем был…

– Да я бы лучше заплатил. Отменный пес. Смотри, как ремень перегрыз: видно, что пару раз рванул зубами и все… Ладно, пошли, действительно, не исправишь ничего оттого, что сетовать будешь.

Они уже собрались уходить, когда на поляне появилась девочка, а рядом с ней шел пес.