– Дам, обязательно дам, – Римма разрезала пирог и принялась раскладывать его по тарелкам.
– Если можно, Вы мне не кладите пирог, пожалуйста, – тихо проговорила Алина, – я просто так чай попью. Я наелась уже.
– Ты стесняешься или действительно наелась? – Римма испытующе посмотрела на нее.
– Действительно наелась, спасибо.
– Что ж, жаль, конечно, что ты пирог не попробуешь, но может в другой раз, – Римма села и взяла чашку с чаем. – Ты хоть сахар себе в чай положи. Что пустой-то пить?
– Я не пью чай с сахаром, – качнула головой девочка, – с сахаром вкус чая теряется. А чай у Вас очень вкусный, Вы в него и мяту, и душицу добавляете. Мне такой нравится.
Она допила чай и отставила чашку: – Благодарю Вас. Все было очень вкусно. Спаси вас Господи, – она поднялась из-за стола. – Пойду я, если позволите.
– Не торопись, Алина, сядь, – обратился к ней Грегор. – У меня разговор к тебе. Вернее даже не разговор, а предложение. Выслушай, пожалуйста, потом подумай и ответь. Хорошо?
– Хорошо, – Алина опустилась на стул. – Я слушаю.
– Я хочу предложить тебе остаться у нас.
– Остаться у нас? – перебил отца Арни, от удивления даже привстав со стула.
– Помолчи, сын! – резко одернул его тот. – Тебе никто говорить не позволял. Сиди и чай пей, а коли допил, иди погуляй, и в разговоры старших не лезь!
– Да она ничуть не старше меня… – обиженно проговорил Арни.
– Я сказал тебе: помолчи! Еще хоть слово услышу, накажу! – Грегор грозно посмотрел на сына, а потом вновь повернулся к Алине. – Так вот, я хочу тебе предложить остаться. Будешь за Малышом своим ухаживать, да жене моей по хозяйству помогать. Не бесплатно, конечно. Я жалованье тебе положу. Не очень большое, половину жалованья работниц, но и дел у тебя будет не так много, к тому же кормить, поить и одевать тебя полностью будем. А не понравится что, всегда уйти сможешь… Так что соглашайся.
– Что Вы… Мне нельзя… нельзя наниматься на работу, никак нельзя, – девочка испуганно замотала головой.
– Почему нельзя? – удивленно переспросил Грегор.
– Нельзя, никак нельзя… – упрямо повторила она, ничего не поясняя.
– Но ведь, как я понял, Малыша своего ты не бросишь, и даже если я отдам его тебе, идти с ним тебе все равно некуда.
– А Вы можете мне его отдать? – в глазах девочки загорелась надежда.
– Нет, не могу, хотя бы потому, что знаю, что ты останешься с ним бесприютной.
– Я в монастырь с ним вернусь, – тихо проговорила девочка, – отец-настоятель вернется и примет меня с ним.
– А ты уверена, что примет? Ты видела когда-нибудь, чтоб монахи один против воли другого шли? Ты уверена, что игумен тебя послушает, а не ту монахиню, что мне пса твоего отдала?
Алина задумчиво склонила голову, явно что-то припоминая, потом тихо проговорила: – Возможно, Вы и правы, только мне все равно нельзя наниматься к вам на работу.
– Хорошо, не нанимайся, – вступила в разговор Римма, – поживи просто у нас… как гостья, поживи. Сможешь помочь, хорошо, а не захочешь, и спросу с тебя никакого нет. Да и не понравится что, уйти всегда сможешь.
– Хорошо, – девочка кивнула, – так я могу. Спаси вас Господи за доброту вашу.
– Вот и хорошо, – кивнула Римма, – пойдем, я тебе покажу, где ночевать будешь.
Прошло несколько дней. Грегор не мог нарадоваться на пса, который с появлением девочки ожил и с удовольствием взял на себя обязанности сторожа, да и на саму девочку. Она была тихой, спокойной, очень доброжелательной и старалась всем и всегда помочь. Римма попросила ее присматривать за Николкой. И она с явным удовольствием присматривала за ним, играла с ним, рассказывала ему сказки и притчи, причем такие что, ненароком услышавший их Грегор, сам заинтересованно остановился послушать и не ушел, пока не дослушал до конца. Николка был в восторге от девочки, имя Алина не сходило у него с уст. Теперь он соглашался спать, лишь если укладывала его она, а есть, лишь если она сидела рядом.
– По-моему не прогадали мы, что девчонку оставили, – с улыбкой обратился Грегор к жене перед ужином.
– Не то слово, – Римма усмехнулась, – не девочка, а клад. Меня лишь смущает, что от денег отказалась она.
– Ничего. Не хочет брать деньги, подарок какой-нибудь подарим, платье, например, справим новое или еще что…
– Про платье и не знаю, согласится ли… своеобразная она очень, Грегор. Я тут вчера предложила ей какое-нибудь из моих платьев для нее перешить. Нехорошо, – говорю, – что ты прям, как монашка ходишь, ведь ты сейчас не в монастыре. Выбирай любое, какое нравится. Так она аж с лица спала. "Нельзя мне" – говорит, потом видит, что расстроилась я, взяла за руку, в глаза заглядывает и так жалобно: "Вы только не обижайтесь Христа ради. Я не потому что побрезговала, мне, правда, нельзя". А почему нельзя ничего не говорит.
– Ну не хочет другое, такое же ей сошьем, только новое. Будет у нее два. Не расстраивайся. Запугали, наверное, в монастыре девочку, вот и отказывается она от всего. А поживет с нами и наладится все.
В это время в дом вбежал Николка.
– Мам, – жалобно захныкал он, – скажи Ални, чтоб не обижал Алину, она холосая… а он столкнул ее в кучу навоза и кличит, что она глязная побилушка и должна там сидеть или идти в монастыль… и еще лепьями кидается в ее. И в меня попал. Во… – он показал на застрявший у него в голове репейник.
– Да что же это такое! – всплеснула руками Римма. – Да как он смеет такое вытворять? Грегор, да как же это?
– Побудь тут и Николку с собой оставь. Я разберусь.
Грегор вышел во двор и зашел за хлев, где держали скотину. Именно там работники складывали навоз, перед тем как вывезти его на поле. Однако Алины нигде видно не было. Лишь у дальнего конца хлева стоял Арни.
– Где Алина? – спросил у него Грегор.
– Сбежала ваша нищенка, – усмехнулся тот.
– А ну иди сюда!
– Это зачем? – Арни вместо того, чтобы подойти к отцу попятился еще дальше от него.
– Я бегать за тобой не буду, – грозно проговорил Грегор, – или сам подойдешь или вообще прочь со двора ступай.
– Ну подошел, – Арни несмело приблизился к отцу.
– Это правда, что ты столкнул девочку в навоз?
– Больно надо мне ее толкать. Она сама упала, – хмыкнул Арни.
– А ты ей упасть не помог часом?
– Говорю же: больно надо мне то…
– Судя по твоему поведению надо. Зачем никак не пойму, но видно зачем-то надо, раз делаешь.
– Да не трогал я ее.
– А Николка говорит, что трогал.