Гудди смотрел на человека, глядевшего отрешённым взглядом куда-то сквозь него, и не мог понять, что тот чувствует сейчас и как соотнести это с тем, что он сам чувствовал.
– Три – два, деревяшка, спасибо, – прорычал здоровяк своим клокочущим басом.
Рауд недоумённо посмотрел на человека, а потом на оживлённого.
– Вот это да, впервые вижу, чтобы этот кого-то благодарил.
– Это уже второй раз, – звякнул в ответ Гудди, оглядываясь на осьминога.
– Сдал меня, – буркнул Снорри, – но этот выстрел! Ха! Никогда не забуду, как его чугунная голова грохнула о поршень!
И он рассмеялся, да так, что перестал грести, и из его глаз брызнули слёзы. Вдали что-то мелькнуло и хлопнуло, и где-то рядом от сваи отскочила рикошетом пуля.
– Скорей! – всё ещё задыхаясь от смеха, прохрипел Снорри, вновь хватаясь за весла.
Рауд вытащил из-под сидения ружьё, с трудом поднял его и прицелился. Дуло гуляло вверх и вниз, он выстрелил куда-то в молоко. Вдалеке, возле подъёмников перестали кричать и затихли. Раздался ещё один выстрел, но пуля прошла совсем высоко, похоже, что стреляли, даже не целясь.
– Это гвардейцы, – с трудом овладевая собой, произнёс здоровяк, – личная охрана Узурпатора. Маменькины сынки. Аристократия. Можно не беспокоиться, они в нас не попадут.
Рауд выстрелил ещё раз, уже точнее, но без видимого результата. Их лодка повернула в тёмный канал и скрылась от чужих глаз.
Несколько раз по дороге человек доставал чёрную коробку с антенной из рюкзака и шипел ею.
– Никто не отвечает, – посетовал он, когда они выбрались в черту Города.
– Да, не берёт здесь и не будет брать, я же тебе говорил, – хмурился в ответ Рауд, – нам надо подняться наверх.
– Не учи меня, – огрызнулся Снорри, налегая на вёсла.
Они двигались по каналам, пока не достигли врат Сектора 12 – старой лифтовой шахты, что вела на средний ярус Города. Здесь они привязали лодку под каменным причалом, накрыв чёрной тканью. Снорри подошёл к уходившим в темноту цепям и дёрнул за несколько из них. Но ничего не произошло.
– Я говорил, – хмыкнул Рауд, забираясь на плечо человека.
– Тогда работал, – прошептал здоровяк.
– Мне-то что, это тебе идти 150 пролётов пешком, – усмехнулся осьминог.
– Выдержишь? – спросил человек у куклы.
Гудди посмотрел на вмятину на своём колене, оставшуюся от жёсткого приземления в цеху, и пожал плечами.
– Красную луну бы на эти усиленные патрули, – прошипел Снорри сквозь зубы.
– Мы сами в этом виноваты, – покачал головой осьминог, – сделали бы всё тихо в прошлый раз, может, и…
– Твоё «может» мысли гложет, – сказал человек и щёлкнул пальцем по голове осьминога, отчего тот завибрировал и нахмурился.
– Аккуратней с рифмами, – пробулькал он в ответ, – мало ли кто услышит.
– Шутник, – покачал головой здоровяк, взбегая по раскуроченным ступеням.
Гудди заскрипел где-то на девяносто седьмом пролёте. Вся смазка кончилась, и он тихо плёлся позади здоровяка, часто останавливавшегося передохнуть и смотревшего наверх через капли пота, заливавшие его глаза. На этом уровне начинались крепления проспектов, огромные железобетонные муравейники, покоившиеся на крышах старых кварталов – там, под ними, жили сливки нижнего яруса. Это были владельцы малых предприятий или конторские служащие, почти пробившиеся к солнцу. Может быть, даже державшие заведение-другое на среднем ярусе, но не имевшие возможности и связей, чтобы позволить себе жильё в преддверии городского рая. Оживлённый наблюдал за окнами, мелькавшими между металлических перекладин. Их убранство изобиловало артефактами той верхней жизни. Картины на стенах, наряды в шкафах, бумаги на столах – всё жило ожиданием света, что должен был согреть и поддержать в них огонёк надежды, связывающий их жизнь под мостом с тем светлым миром без забот.
Добравшись наконец до вершины шахты, они обнаружили крепкий засов и замок на решётчатой двери, за которой начинался узкий переулок, выходивший на Проспект Согласия. Снорри дёрнул дверь, но даже его крепким рукам она поддалась с трудом.
– Вот и добрались, – булькнул осьминог, – я, если честно, потерял надежду.
– Цыц! – ответил здоровяк.
Он снял со спины рюкзак, достал из него белый шар и положил его между решеток.
– Побереги светляка, сюда же сбежится вся полиция, – воспротивился Рауд, – мы больше не на каналах, где никто ни за чем не следит.
– Спокойно, – ухмыльнулся Снорри, – ты мне не доверяешь?
– Нет, – уверенно замотал головой осьминог.
– Тогда слезай и ползи сам.
– Нет.
– То-то же, – решительно произнёс здоровяк, отходя на несколько шагов и доставая пистолет.
Спрятавшись вместе с Гудди за угол лестничного пролета, Снорри выглянул и выстрелил в шар.
Раздался сильнейший грохот, и всё пространство заполнил едкий белый дым. Оседая, он становился фиолетовым. Сваю, скрывавшую их, погнуло, дверь разворотило, а лестницу перед ней разорвало. Когда дым понемногу рассеялся, и Снорри пришёл в себя от контузии, Рауд саркастически произнёс, глядя на пропасть перед ними:
– Ну и как мы будем выбираться из этого?
Снорри поднялся, схватил осьминога с плеча, размахнулся и закинул его на противоположную сторону. Затем он так же легко перекинул Гудди, словно тот был пушинкой. А сам перебрался по выступам в стене, которая отвалилась и упала в шахту сразу после того, как здоровяк выпрямился на другой стороне.
– То, что тебе везёт, совсем не значит, что этим надо злоупотреблять. Тем более, мне не так везёт, и, беря меня в расчёт, ты понижаешь свои шансы, – рассержено булькнул Рауд, заползая обратно на плечо к человеку.
С другого конца переулка к ним уже спешило двое полицейских. Один из них сипло свистел в свисток. Оба не были вооружены. И как только они увидели пистолет в руках Снорри, тут же остановились и подняли руки. Здоровяк заставил их раздеться, связал покрепче и усадил спиной друг к другу за выступом здания, чтобы их не было видно. Присев рядом с одним из них, он стал сооружать кляп, и тут полицейский присмотрелся к Снорри и произнёс:
– Красная луна, да ты же сын Йондербейга!
Здоровяк зло взглянул в испуганное и удивлённое лицо полицейского. Средних лет мужчина с сединой в пышных усах смотрел на него блестящими глазами.
– Ты жив? – удивлённо проговорил тот.
Снорри навёл на него пистолет и взвёл курок.
– Ещё слово, сын красной луны, пристрелю, – процедил здоровяк.
Полицейский замолчал и сглотнул.
Гудди, стоявший рядом, с недоумением смотрел то на одного, то на другого.