Российский колокол № 4 (48) 2024

Мужичок откидывает растрёпанную бороду за ворот толстовки и, виновато оглядевшись, приступает к декламации своего стихотворного опуса. В ответ его окружение ещё более усердно утыкается в телефоны. За исключением одного странного гражданина с худым управдомовским портфелем под мышкой. Тот, не поддавшись общему настрою, с энтузиазмом внимает поэту, кивая в такт его интонациям.

Черномора наконец разбирает любопытство.

– Мне это только кажется или вам действительно интересно?

– Конечно, интересно. Меня увлекает поэзия. Впрочем, не только поэзия. Я вообще читать люблю.

– Знаем, знаем, как вы любите, – недоверчиво скалится бородач. – Себя читать любимого любите. Все мы любим так читать.

– Почему себя? – недоумённо пожимает плечами гражданин. – Достоевского, Кафку, Гёте. Чехова ещё люблю. Среди современников тоже порой попадаются авторы, достойные внимания.

– А сами вы, надо думать, ну ничегошеньки не пишете? – с плохо скрываемой иронией говорит поэт.

– Даже не пробовал.

– Ма-а-ать честна-а-ая! Так ты что, хочешь сказать, что ты чистокровный непорочный библиофил?

– Пожалуй, библиофил – это громко сказано. Скорее, увлечённый читатель. Но в целом да, ваша характеристика достаточно близко отражает действительность.

– Но ты ведь точно ничего не пишешь? – никак не может поверить своим ушам поэт. – Побожись!

– Ей-богу!

– Братцы, я, кажется, читателя нашёл, – хрипло вырывается у мужичка.

Вся остановка, как по команде, поворачивает головы. По толпе, как рябь по воде, прокатывается вздох.

– Ну наконец-то!

Не проходит минуты, как вокруг читателя собирается целый сонм зевак, даже с остановки, что через дорогу, кто-то подтягивается. Присутствующие как один преданно заглядывают читателю в глаза, самые прыткие пытаются тянуть его за рукав или хотя бы просто дотронуться до объекта своих грёз.

– Разрешите с вами сделать селфи?

– Будьте любезны автограф. На книжечке, если можно, на моей. Благодарному автору от настоящего читателя.

– Позвольте уточнить, сколько страниц вы читаете в течение дня?

– Раз на раз не приходится. Многое зависит от настроения и увлекательности текста.

– А если под настроение?

– Тогда страниц триста, пожалуй, смогу.

– Боже мой, – сладострастно стонет толпа, – целых триста страниц. Вы… вы даже не представляете, кто вы. Вы посланник небес. Ангел света. И что вам особенно нравится читать?

– Если придётся выбирать, то скорее предпочту жизненную классику. Но вообще читаю всё: историческую драму, философскую лирику, научную фантастику…

– А мистику? Как насчёт мистики, уважаемый? Вот тут у меня по случаю небольшой текстик, – суетится возле читателя всклокоченный интеллигент-очкарик лет тридцати, пока его не заслоняет собой крупная женщина с авоськой.

– Да отвали ты со своей чертовщиной. Эдгар По нашёлся тут. Сказано тебе, господин читатель любит за жизнь. То ли дело – мой рассказ «Лето на огороде». Правда, маэстро?

– Хамка, – теряет лицо очкарик.

– Бездарь…

Обстановка вскоре накаляется до того, что возле читателя возникает свалка. Кажется, достаточно небольшой искры – и прольётся первая кровь. Писатели с поэтами, лихо пихая друг друга в бока, простирают к читателю руки с зажатыми в них потрёпанными свитками. Тот едва успевает уворачиваться.

– Постойте, – умоляет он. – Я при всём желании не смогу зараз прочитать вас всех. Ну хорошо, хорошо. Давайте хотя бы в порядке очереди. Организуйтесь как-нибудь между собой.

Наконец по рядам пускают обрывок листа ученической тетради, куда желающие быть прочитанными торопливо заносят свои фамилии.

Творческая встреча между тем продолжается. Читатель едва успевает отвечать на никак не иссякающие вопросы.

– Что вас побудило стать читателем?

– Избыток свободного времени в первую очередь, а ещё нереализованная страсть к знаниям. Я работаю инженером в НИИ.

– Не поделитесь, какие у вас ближайшие творческие, простите, читательские планы?

– Вечером за чашечкой кофе думаю полистать Прилепина.

– А завтра?

– Завтра санитарный день, только газеты и личная переписка.

– Личная переписка? – доносится откуда-то из рядов елейный голос. Через мгновенье перед читателем, просочившись сквозь лес рук, возникает источник звука – похожий на кота мужик с огненными, как золотое руно, кудрями. Лицо его словно искупали в сливочном масле. Ладони прижаты к груди.

– Переписка – это так интригующе. Может, почитаете нам что-нибудь из своего?

– Из эсэмэсок, что ли? – переспрашивает читатель, недоумённо морща лоб.

– Не слушайте его, – раздаются возмущённые голоса в толпе. – А ты помолчал бы уже, убогий. Брысь.

Но рыжий делает вид, что не слышит.

– Именно. Эсэмэски – это в некотором смысле тоже эпистолярный жанр. Концентрированная жизнь, реализм в высшем проявлении. Как поклонникам нам было бы крайне интересно познать масштаб, так сказать, вашей личности, увидеть в вас незамутнённый источник животворящего слова.

Лоб читателя разглаживается, взгляд затуманивается.

– Вы действительно так думаете? Про жанр.

– Уверен. Так же как и в том, что вы в нём классик. И я первый с великим удовольствием вас прочту, а потом, глядишь, и вы меня почитаете. Тоже первым. Ну так как, по рукам?

– Даже не знаю. – На лице читателя отражается борьба противоречий. Оно выражает то смущение, то тщеславие, то растерянность, то азарт. Наконец на нём прочно обосновываются тщеславие и азарт.

– Но раз вы так настаиваете, то вот вам кое-что из свежей переписки. – Читатель выбирает в телефоне своё последнее СМС.

«Маша, зарплату опять задерживают. Буду разбираться. Уточни на всякий случай, что у мамы на ужин?»