Российский колокол № 4 (48) 2024

– Ты пробовал поговорить с ней? Ты вроде умный.

– Вроде, – хихикнул Уомбли, – только Тэхи никого не слушает. Она заперлась от людей под маской змеи. Лишь тот, кто сможет забраться под эту маску, способен ей помочь.

– Ты меня сейчас вообще запутал…

– Это нормально, – засмеялся старый шаман, затем сказал почти шёпотом: – Я открою тебе один секрет: шаманы специально говорят так, чтобы никто ничего не понял. Можно было объяснить всё проще, но я слишком глуп, чтобы найти нужные слова.

А Чаушин был слишком юн, чтобы распутать клубок витиеватых речей шамана. Он вертел в голове услышанное и так и сяк. Каждое слово по отдельности было понятно, но общий смысл сказанного куда-то ускользал. Единственный вывод, к которому пришёл Чаушин в своих раздумьях, – ему никто не мешает. Впервые за последние шесть лет материнский голос ни во что не вмешивался.

– Знаешь, что удивительно, Уомбли? Пока ты рядом, мама молчит. Она всё время что-то говорит, без умолку. А когда ты сел здесь, голос мамы исчез.

– Это не голос твоей мамы, а лишь проекция.

– Ты снова говоришь непонятные слова.

– Проекция – это то, как ты видишь маму. Она говорит тебе то, что ты привык слышать от Тэхи. Но это лишь игра твоего разума.

– Ты знаешь, как от неё избавиться? – с надеждой спросил мальчик.

– Сложный вопрос, – задумчиво вздохнул шаман. – Сложный потому, что это твоя проекция и, кроме тебя, никто не найдёт решения. – Уомбли пожал плечами.

– Знал бы ты, как мне мешает эта самая… проекция. Она вмешивается во все разговоры с людьми. Я не могу ни с кем нормально общаться. Она постоянно заставляет меня стыдиться себя.

– Тебе может не понравиться мой совет, – шаман ненадолго задумался, глядя в сторону. – Пока не разберёшься с проекцией, лучше проводить время не с людьми.

– А с кем?

Ответа не было очень долго. Уомбли молчал и продолжал куда-то смотреть. Тогда Чаушин повернул голову в том же направлении, куда устремился взор шамана. Он увидел загон с бизонами.

– Наш пастух неделю назад ушёл погостить в поселение кано. Чутьё подсказывает, что он нашёл там себе невесту и больше не вернётся. Кто теперь будет пасти бизонов? – Уомбли сделал многозначительную паузу.

– Мне нравится твой совет, – улыбнулся Чаушин.

– Вот и хорошо! Значит, я не зря открыл рот. Хоть что-то понятное сегодня удалось сказать. – Уомбли встал с камня, размял ноги и направился в центр деревни, сказав напоследок: – Ещё увидимся, Чаушин.

Как только шаман ушёл, голос проекции тут же о себе напомнил:

– Дружка себе нашёл, значит?

– Уомбли умный, – мысленно ответил Чаушин.

– Он сам сказал, что дурак, хотя мог вообще ничего не говорить. Выглядел бы умнее.

– А ты чего замолчала, когда он появился?

– Захотела и замолчала, – огрызнулась проекция.

– Это потому, что Уомбли знает, кто ты на самом деле, проекция?

– Ничего он не знает…

– Это мы ещё выясним. Я теперь с ним часто буду говорить.

– Не смей!

– А иначе что?

– А иначе… – грозным тоном начала проекция, но так и не нашла чем закончить.

Следующим утром Чаушин пошёл к вождю и спросил разрешения сводить бизонов на выгул. Гудэх сомневался, но Уомбли, как бы случайно оказавшийся рядом, сказал:

– Пусть попробует. Бизонам понравится.

С тех пор Чаушин нашёл своё место среди бизонов. Каждый день в течение пяти лет он водил их на выгул, изучил повадки каждого, дал им имена. В каком-то смысле Чаушин стал одним из них. Он чувствовал себя окружённым друзьями, которых Сыну гадюки так не хватало.

Пропадая с утра до вечера на Зелёной поляне, он почти не виделся с мамой, чему был даже рад. Голос проекции стал каким-то привычным, словно шорох листвы, шум ветра, дробь дождя. Он просто был, и Чаушин научился жить с ним так же, как другие люди живут со своими неизлечимыми недугами, – как-то.

Казалось бы, всё стало нормально, но какое-то еле ощутимое недовольство собственной жизнью не покидало Чаушина. Сын гадюки боялся честно спросить самого себя, действительно ли ему нравится быть пастухом или он просто прячется от своих проблем среди бизонов. Ответ был очевиден, но Чаушин выбрал тактику отрицания. Он решил бегать от вопроса столько времени, сколько выйдет.

Вышло совсем немало – до самого дня многолетия, пока Чингисхан, играя в прятки, не забрался на высокую ветку старого баобаба. У основания этой ветки располагалось большое дупло, которое Тэхи ещё в далёком детстве облюбовала для собственной игры в прятки. Она называла его Змеиным деревом (деревом, где змея прячется от людей).

Когда Чаушин залез на ветку за своим рогатым другом, Тэхи задремала в дупле, свернувшись клубочком. Голоса снаружи разбудили Лишённую детства. Не успев понять, что сон закончился и началась реальность, она выскочила на яркий дневной свет и вцепилась в первое, что подвернулось, – лодыжку собственного сына. Клыки, которые выросли у неё в период беременности, впились в живую плоть, и Тэхи впервые почувствовала, как по их трубчатым каналам в кровеносную систему жертвы впрыскивается яд.

Обмякшее тело Чаушина упало прямо на спину бизона по имени Чингисхан, который тут же унёс пастуха в сторону поселения. Тэхи пришла в себя и поняла, что натворила. Отчаяние и ненависть к себе полностью заполнили её сознание. Лишённая детства взвыла так громко, что в каждом уголке Баобабовой рощи был слышен её голос. Роняя слёзы с высокой ветки на землю, Тэхи сидела на дереве и не понимала, что делать дальше. Отныне возвращаться было некуда и незачем.