– Это безпаспортная, – сказалъ смотритель, – а это пересыльные, а это вотъ – каторжные двое.
– Чтожъ кандалы не сняли?
– Каждый день челов?къ по семи, – прибавилъ онъ, покачивая головой. – Изъ какой камеры? – спросилъ у сторожей Смотритель.
– Изъ № 17, ваше благородiе, – отв?тилъ Надзиратель.
Съ противоположнаго края вторымъ лежалъ трупъ въ синей рубах?, что то напомнившей Нехлюдову. И только что онъ вспомнилъ, на комъ онъ вид?лъ такого цв?та рубаху, онъ узналъ и трупъ. Это былъ худой, худой Семеновъ, босой, и не съ сложенными, какъ у другихъ, а съ вытянутыми по бедрамъ, изсохшими руками. Восковое лицо, большой носъ, закрытые глаза и мертвая радость, тишина и спокойствiе на вчера еще такомъ несчастномъ, раздраженномъ лиц?.
– Когда же онъ умеръ? Это политическiй.
– Дорогой померъ. Его мертваго съ подводы сняли, – отв?чалъ смотритель. – Угодно теперь къ пересыльнымъ?
Нехлюдовъ попросилъ Смотрителя, не можетъ ли онъ вид?ть политическихъ, и получивъ р?шительный отказъ, передалъ ему бумагу объ освобожденiи Масловой и, простившись съ Англичаниномъ, вышелъ изъ острога и у?халъ въ гостинницу.
* № 117 (кор. № 27).
Нехлюдовъ остановился, замеръ, уставивъ глаза на стоявшiй передъ нимъ подсв?чникъ, и давно неиспытанный имъ восторгъ охватилъ его душу. Точно онъ посл? долгаго томленiя и страданiй нашелъ вдругъ успокоенiе и тихую радость.
«Боже мой, – проговорилъ онъ мысленно, – да в?дь вотъ оно разр?шенiе всего. И какъ просто! И какъ несомн?нно! И какъ благотворно. И вс? в?дь мы знаемъ это. В?дь это только то, чтобы искать соринку въ глазу брата съ бревномъ въ своемъ глазу. В?дь это только киданiе камней въ гр?шницу людьми, которые не видятъ своихъ гр?ховъ или забыли ихъ. Кто мы, чтобы казнить, устранять, исправлять?»
И съ Нехлюдовымъ случилось то, что постоянно повторяется съ людьми думающими и потому усвоивающими новыя мысли. Случилось то, что мысль, представлявшаяся ему сначала какъ странность, какъ отчаянный парадоксъ, все чаще и чаще находя себ? подтвержденiе въ жизни, наконецъ выяснилась какъ самая простая, несомн?нная истина.
Такъ выяснилась ему теперь мысль о томъ, что люди не могутъ ни наказывать, ни исправлять, ни даже устранять иначе, какъ совершая самое страшное преступленiе, т. е. убивая. Выяснилось, что все то зло, которому онъ былъ свид?телемъ, которое разводитъ и разноситъ зло въ мiр?, а именно судъ и наказанiе, происходитъ только отъ того, что люди хотятъ д?лать невозможное д?ло: будучи злы, исправлять зло. Все зло происходитъ отъ того, что люди хотятъ исправлять порочныхъ людей. Зная же то, что они сами порочны и потому, очевидно, не могутъ исправлять, они придумали такiя формы, такiя положенiя, законы и потомъ подразд?ленiя властей, при которыхъ имъ кажется, что порокъ самъ собою, проходя черезъ вс? эти формы, будетъ наказанъ, исправленъ, или устранены порочныя лица. Въ сущности же все это устройство, отъ сената и до тюремщика и конвойнаго солдата, достигаетъ только одной ц?ли: раздробляя отв?тственность, д?лаетъ возможнымъ для людей, уже просв?щенныхъ св?томъ добра и любви, д?лать самыя ужасныя, зв?рскiя д?ла жестокости, на которыя не былъ бы способенъ и такъ презрительно называемый дикiй челов?къ. Теперь ему стало ясно, отчего весь тотъ ужасъ, который онъ вид?лъ. И ясно стало, что надо д?лать. Отв?тъ, который онъ не могъ найти, ясно возсталъ передъ нимъ. Тотъ самый, который далъ Христосъ Петру.
** № 118 (кор. № 27).
Эпилогъ.
Романъ Нехлюдова съ Катюшей кончился и кончился совс?м не такъ, какъ онъ ожидалъ, и безъ всякаго сравненiя лучше ч?мъ онъ не только могъ ожидать, но и могъ себ? представить.
На другой день посл? пос?щенiя острога съ Англичаниномъ Нехлюдовъ утромъ же по?халъ въ острогъ, чтобы узнать отъ Масловой объ ея дальн?йшихъ нам?ренiяхъ.[425 - Зачеркнуто: и о посл?днихъ минутахъ Семенова.] Въ сибирскомъ острог?, также какъ во вс?хъ россiйскихъ тюрьмахъ, была контора съ т?ми же м?рками, иконами, шкапомъ и столомъ. И такая же она была мрачная и грязная, и такой же былъ писарь и надзиратель.
Нехлюдова уже знали какъ знакомаго губернатора и потому, хотя также строго отказали ему въ свиданiи съ политическими, Маслову тотчасъ же привели къ нему.
Маслова вообще за посл?днее время очень перем?нилась. Она похуд?ла, пропала прежняя припухлость и б?лизна лица. Она загор?ла и какъ бы постар?ла и им?ла видъ не молодой женщины. Теперь же, когда она пришла въ контору, ужъ не въ арестантскомъ од?янiи, а въ синей кофт? и такой же юбк?, – это Марья Павловна од?ла ее, выпросивъ эту одежду у Богомиловой, – и простоволосая, настолько гладко причесанная, насколько это было возможно при ея черныхъ вьющихся волосахъ, она показалась Нехлюдову еще бол?е изм?нившейся.
Выраженiе лица у нея было спокойное, твердое и серьезное, но черные глаза особенно блест?ли.
– Получили? – спросилъ Нехлюдовъ. Она только нагнула голову. – Поздравляю васъ, слава Богу, – сказалъ онъ, подавая ей руку.
Она пожала его руку, но опять Нехлюдовъ увидалъ на лиц? ея обычное при встр?ч? съ нимъ выраженiе какъ бы недовольства или враждебности къ нему, и это выраженiе огорчало Нехлюдова.
«Неужели она все не можетъ простить?» думалъ онъ.
А между т?мъ она нетолько давно уже простила его, но любила его уже давно больше и лучше, ч?мъ когда нибудь любила прежде.
То выраженiе, которое Нехлюдовъ принималъ за недовольство или за недоброжелательство, было выраженiе напряженности воли, чтобы не дать подняться въ себ? прежнему чувству любви къ нему, сожал?нiя въ томъ, что она не можетъ быть его женой. Разъ навсегда при второмъ свиданiи съ нимъ, отчасти по чувству оскорбленiя за прошлое, отчасти по привычк? ставить его какимъ то высшимъ существомъ, она отказалась принять его жертву, и этотъ ея поступокъ поднялъ ее самое въ своихъ глазахъ, и потому она не хот?ла изм?нить своему р?шенiю. Теперь, когда она была свободна, она боялась, что онъ по своему упорству повторитъ свое предложенiе, и хмурилась, потому что готовилась опять отказаться отъ его жертвы.[426 - Зачеркнуто: Теперь ей это легче было, потому что она ужъ об?щала Вильгельмсону быть его женой. Чтобъ предупредить его и поскор?е высказать все, она вдругъ р?шительно подняла голову, покрасн?ла вся]
– Я говорилъ съ смотрителемъ, вы теперь можете выдти на волю. Я приготовилъ.
Она перебила его.
– Я не выйду. Я пришла арестоваться, – сказала она, вся покрасн?въ и р?шительно приподнявъ голову.
– Что же?
– Да я съ Николай Иванычемъ (Вильгельмсономъ) пойду.
– Такъ р?шено? – сказалъ Нехлюдовъ, и странное чувство радости за ея хорошее будущее и за свое освобожденiе и вм?ст? съ т?мъ обиды и ревности, особенно къ несимпатичному ему Вильгельмсону, кольнуло его.
– Что жъ, это очень хорошо, – сказалъ онъ. – Только вы, пожалуйста, дайте мн? возможность еще быть полезнымъ вамъ.
– Намъ, – она сказала это «намъ» и странно, какъ бы испытующе взглянула на него, – ничего не нужно. Николай Иванычу такъ мало нужно. А я вамъ уже и такъ вс?мъ обязана. Если бъ не вы..... – она хот?ла сказать о томъ, что не вышло бы помилованiя, но побоялась другаго смысла, который могла им?ть ея фраза, и остановилась.
– Наши счеты Богъ сведетъ, – сказалъ Нехлюдовъ. – Я
Одна из ранних корректур печатавшегося в „Ниве“ текста „Воскресения“.
Размер подлинника
столько пережилъ благодаря своему.... Ну, и будетъ говорить! – У него навернулись слезы.
– Н?тъ, вы меня простите, если я не такъ поступила, какъ вы желали, – сказала она.
– Скажите мн? правду, – не отв?чая ей, сказалъ Нехлюдовъ, – вы искренно любите Вильгельмсона?
– Да. Я в?дь не знала никогда такихъ людей. Это совс?мъ особенные люди. И Николай Иванычъ совс?мъ особенный. И я благодарна ему такъ зa его любовь. И онъ столько перенесъ. И онъ большой и такой хорошiй.
– Ну, а Марья Павловна? – спросилъ Нехлюдовъ.
– Марья Павловна не челов?къ, а ангелъ. Если бы не она, я не знаю, что бы со мной было.
Поговоривъ еще о Семенов?, объ его смерти, они разстались, и съ т?хъ поръ Нехлюдовъ не видалъ Маслову.
–
Катюша вышла замужъ и живетъ съ мужемъ въ ссыльномъ город?. У нихъ ребенокъ. Нехлюдовъ живетъ въ Москв? и пишетъ книгу объ уголовномъ закон?. Онъ сталъ другимъ челов?комъ. Взгляды его на жизнь, на людей и, главное, на себя совершенно изм?нились, и онъ уже не можетъ возвратиться къ прежнимъ. Изм?нилось, главное, его отношенiе къ себ? и къ ц?ли своей жизни: онъ пересталъ быть довольнымъ собою и предполагать, что им?етъ какiя то права на счастье и уваженiе другихъ людей, и пересталъ вид?ть суть жизни въ своемъ благ?, а видитъ ее въ служенiи людямъ. Но опять понемногу, понемногу жизнь затягиваетъ его своею паутиной и своимъ соромъ. Новое чувство самоуваженiя, основаннаго теперь уже не на своемъ положенiи, а на важности понятой имъ и проводимой въ жизнь идеи, захватило его, и его рядомъ съ пользой, которую онъ принесетъ челов?честву, интересуетъ и мысль о томъ, что это онъ сд?лаетъ это великое д?ло.
И опять онъ сталъ доволенъ собой и сталъ думать о слав? людской, и на сколько доволенъ собою и на сколько сталъ думать о слав? людской, на столько сталъ хуже, на столько меньше сталъ полезенъ людямъ.
Что выйдетъ изъ его книги и изъ его жизни, въ какой форм? будетъ сл?дующiй нравственный толчокъ и новый подъемъ духа, если онъ будетъ, – покажетъ будущее.
6-я РЕДАКЦИЯ.
** № 119 (кор. № 53).
XLVI.