Шизик

* * *

Катя испытывала оргазм. Вообще-то это было не в её правилах, она была верна Стасу, просто так сложилось. Она знала Пашу всего неделю и не привыкла верить людям. Тем более его романтическим россказням о любви. Так случилось. Встреча, комплименты. Кафе, бокал вина.

Павлик был романтик, явный романтик. Они ехали на его машине, он нежно поглаживал её руку и говорил о любви.

– Поедем в гостиницу? – он спрашивал, глядя ей в глаза, несмотря на дорогу. – И там поговорим. Я понимаю… Но и ты понимаешь, я же не насильник. Может быть, просто посидим в номере, и ничего, если ты не хочешь, не будет.

Что Катя могла сказать? Он же въедет в столб или на встречку…

– Поехали, ты только на дорогу смотри.

У Кати был оргазм. Она задавала она себе вопрос, почему ей так хорошо с Пашей. Хотя, в любом случае, она с ним только из-за секса, как человек он её вовсе не интересовал. Но и перед Сумароковым она не чувствовала угрызений совести. Ей было хорошо.

* * *

Стас понял всё и сразу, почувствовав запах «Hugo Boss». Ни слова не говоря, он включил кофемашину и молча смотрел, как тонкой струйкой льётся капучино.

С женой он развёлся год назад из-за Кати, он полюбил её, а она полюбила секс с ним. Пошёл в комнату и включил ещё раз любимую песню. Он чувствовал всё, он любил её.

«Fill my heart with song, – пел Тони. —
You are all I long for
All I worship and adore
In other words, please be true
In other words, in other words
I love… you».

Песня закончилась. По щеке текли слёзы, он молча смотрел перед собой. Он старался не думать о жене, думал о Тамаре. В соседней комнате, закрывшись, на кровати с телефоном в руке лежала Катя. Перед ней стояла неначатая, остывающая чашка кофе. «И я хочу тебя Павлик, и я хочу, милый…»

Где-то на другом конце города сидела у выключенного телевизора Лена и, прижавшись к матери, беззвучно плакала. Тамара нежно гладила её по голове и невидящем взором смотрела в окно на пролетающих птиц…

Ненависть и сожаление

– Больше всего в жизни в людях ненавижу лживость и неискренность! Не хочу вас слышать и видеть… Ненавижу себя за то, что впустила вас в свою жизнь, – сообщила Ирина Потапову.

Ирина любила эту фразу. Эта фраза была выучена почти наизусть и хорошо продумана. Когда человеком нельзя было уже пользоваться, эта фраза очень подходила. Причём обязательно нужно было обратиться на «вы», чтобы подчеркнуть отстранение.

Потапов был из другого теста. Он расставался со всем без сожаления, когда любил, и ни о чём не жалел потом. Был благодарен за всё, но уходил сам, сразу, как только чувствовал, что его используют.

Оба вздохнули с облегчением. Она получила всё, что любила получать от своих поклонников. От всех поклонников что-то оставалось на память в её доме: диваны, ремонты, машины, техника. Он обрёл душевное равновесие, спокойствие и свободу.

В её душе осталась ненависть, в его – сожаление.

Друг Египта

Поездка была омрачена присутствием коллеги Саши, Кристины Аркановой. Вернее не самой Аркановой, а её супругом, как потом оказалось, конченым алкоголиком.

Сашка был руководителем проектной конторы, занимающейся экспертной деятельностью. То есть любое крупное строительство в городе не могло быть начато без одобрения «Проектгостом». Арканова была его замом. Это была внешне сексапильная брюнетка, лет 26, излишне по молодости самоуверенная. Сашка же, эстет и любитель красоты, набирал в свою контору в основном одних женщин, причем очень эффектных. Стиль одежды этих сотрудниц был настолько откровенен, а формы настолько эротичны, что любой прилежный семьянин думал о чём угодно, только не о том, зачем пришёл. Нужно отдать должное, все сотрудницы были профессионалки, а Пикалин ни разу не изменял своей жене.

У Сашки были дружеские отношения с Кристиной, и он проболтался ей, что на праздники, а как раз выходило четыре дня, собирается с другом в Эйлат, и что это будет даже очень недорого. В общем, с мужем Аркановой мы познакомились в аэропорту, потому как они добирались туда своим ходом. Пред нами предстал высокий блондин с лицом милиционера-охранника и повадками сутенёра, в руке он сжимал 2-литровую початую бутылку «Coca Cola» и был пьян. Кристина, краснея, объясняла мне в курилке, потому как ни Саша, ни алкоголик-охранник этой привычки не имели, что он обещал ей не пить и что не пил перед этим уже 9 дней, а вот сорвался, не уследила.

Алексей, так звали алкоголика-сутенёра, оказалось, успел купить, пока она стояла в очереди в туалете, литр виски «Джек Даниэлс» и 2 литра газировки, слил это в одну 2-литровую бутыль, вылив ненужное в писсуар в мужском туалете за стенкой от жены. И если бы он не начал пить смешанное в туалете, то она бы его ещё могла остановить…

В самолёте, ещё не допив свою колу, Леша пошёл в туалет и там пропал. Выдворила его оттуда его жена через 40 минут с помощью стюардессы, он спал, спустив штаны, а лицо было в умывальнике, все измазанное в его вчерашнем ужине. Пассажиры прилежно стояли в оставшиеся кабинки, а в эту даже не занимали, как оказалось, и правильно.

Прилетев в аэропорт «Бен Гурион» в Тель-Авиве, мы пересели на самолёт до Эйлата, где подверглись жесточайшему досмотру. Первым стоял алкоголик, открыв его паспорт и увидев множество египетских виз, толстая еврейская девушка поинтересовалась: «Друг Египта?» и взглянула в его мутные глаза. У нас с Саней затеплилась надежда, что нашего друга Египта депортируют, но она тут же умерла. Алкаш отрицал свою дружбу с Египтом и заверил девушку, что он готов на любые проверки, после чего его отвели в отдельную тёмную кабину, а туда зашёл здоровенный мужик с закатанными рукавами и в белых резиновых перчатках на заросших чёрными волосами мускулистых руках. Лёша вышел из кабинки унылый и протрезвевший, поправляя на себе одежду. Я поинтересовался, с чего это ему вдруг захотелось поиграть в проктолога, он хмуро молчал.

Самолёт был маленький. Нас встретила стюардесса необычайной красоты, и мы без приключений через 40 минут приземлились, сели в такси, назвали отель. Заплатив 20 евро, мы через 60–70 метров остановились. Окна нашего номера, как оказалось, выходили на аэродром.

Во второй день нашего пребывания мы отправились в ресторан, находящийся на побережье. Ресторан построен, как маяк, уходящий в воду столб-маяк, находящийся метрах в 50 от побережья, к нему ведёт трап. Спускаться можно как на лифте, так и пешком. Мы были разочарованы. Нам думалось, что мы увидим в открытом море что- то необычное, на самом деле дно вокруг ресторана обнесено решёткой и там, по рассказам, раньше плавало огромное количество разных рыб, водящихся не только в Красном, но и привезённых из других морей. Опять же, по рассказам, раньше, заказав рыбу, можно было самому в гидрокостюме спуститься с подводным ружьём.

Нам принесли какую-то рыбу, похожую на форель, но многие наши делают её вкуснее на мангале, чем кормили здесь, за окном за всё время проплыли три рыбины больших размеров похожие на селёдок. Подозреваю, что эта одна селёдка плавала кругами, но поскольку узнать по лицу селёдки, она это или не она, для меня сложно, я не стал забивать себе этим голову. К сожалению, официанты откликнулись на просьбу Лёши начать со спиртного, а не ждать, когда приготовится рыба. Теперь, когда принесли рыбу, он сунул под фартук официантки один доллар и минут пять орал, что всё окей, при этом дико ржал и был очень доволен собой. Потом по-русски стал орать ей на ухо, что когда он заказывает водку, то ему нужно принести просто водку, а не водку, разбавленную лимонным соком и льдом, и потом орал уже вопросительно: «Окей? Окей? Окей?? Водка, окей?»

Я извинился и попросил счёт вперёд, оказалось невкусно, к тому же очень дорого. Заплатив за себя, мы с Сашей вышли, не став дожидаться, чем решиться вопрос между Лёшей, официанткой и водкой. По выражению лица официантки было видно, что она скорее понимает, но не может поверить, что этому пьяному русскому вообще стоит пить что-то, крепче минералки, а тем более такие напитки, как водка. Пройдя по набережной, мы зашли на пляж и, заказав два фреша, он – апельсиновый, я – клубничный, сели на лежаки под тростниковый навес. Как потом оказалось, это был пляж какого-то дорогого отеля, и нас туда по определению не должны были пропускать. Почему мы там сидели? «Я ХЗ, почему», – как говорит Сашка.

– А у нас снег, ё, а! Дружище, у нас снег, а мы на Красном море, ха-ха!

– Ты сейчас похож на довольного поросёночка, – улыбаясь, сказал я.

Сашка и вправду при росте 165 см весил чуть больше сотни. Стриженный почти «под бильярдный шарик», он был с сильно накачанными руками, огромными мышцами и приличным момончиком, с водружённым на всё это лицом с дружелюбной улыбкой искренне радующегося человека.

Сашка немного осёкся, но виду не подал, хотя радости поубавилось, видно, я его задел.

– Ну, что ты, Саня, брата моего троюродного, Лёшу, на 100 тысяч ни за что, ни про что оштрафовал?

– Он твой брат? Ё? Так что ты не сказал?

– А это бы что-то изменило? – я улыбался. – Что я, тебя не знаю? Ещё хуже будет! Ты же всё для своей конторы. Знаю, что в карман ни тыщи не возьмешь, но узнаешь, что родственник, из принципа досконально проверишь и ещё сверху нахлобучишь.

– Да нет, Илюх… Тут случай другой, – у него на лице появилась виноватая улыбка. – Я просто иногда, когда с Людкой поругаюсь, зло нужно сорвать, вот и доколбашусь к какой-нибудь явно надуманной фигне…

– И-и?

– Я жду, когда мне скажут «нет».

– В каком?

– Просто должен обоснованно возразить и сказать «нет». Люди должны быть профессионалами в своём деле, а за ошибки должны платить! Я твоему Лёше говорю, что косяк стоит оплатить на расчётный счёт, причем государственный! Из расчёта 10 % от общей стоимости… В его случае почти 100 тысяч.

– Типа ему нужно сказать «нет» и всё?

– Ну, да! Либо он в технике полный лох и не может мне возразить, либо ссыт и не ценит свои деньги. А взятку начнёт предлагать – почти всё. В ментуру не заявляю, просто предлагают сколько, столько и оплачивают в контору и уже бонусом тот штраф, из-за чего сыр-бор.

– Смотри, какой пес подошёл! – между нами на гальке стоял коричневый с белыми пятнами спаниель.

– Ха! Смотри, ошейник с биркой.

Пес, посмотрев на нас, зашёл в море. На море был полный штиль, и пес, зайдя по короткие лапы, едва касался пузом воды, подняв гордо голову, чтобы не намокли длинные уши.