Младший сержант Ф. Крюгер

После нескольких часов дознания, Денис не выдержал и, психанув, съязвил «Ага, я дурак, вижу прапор вышел на крыльцо и пуляет в снег струей, думаю вот кто обсывает по ночам сугробы, а нас потом по утрам гоняют, как чертей с лопатой убирать желтую писанину. Взял да шмальнул по нему. А что не шмальнуть? Яж дурак» После такого заявления все вздохнули с облегчением и, что это был сарказм, уже не слушали. Рапорт отправили в Новосибирск. Там быстро собрали комиссию из четырех офицеров. Им выписали командировки и через день они будут в Кемерово.

Машина выехала рано утром, и было еще темно. Кузов жалостливо поскрипывал, а Денис с сопровождающим лейтенантом, покачивался и отбивал зад об деревянную лавку, когда колесо попадало в очередную яму.

"Было бы неплохо заболеть, – подумал Денис. – С больного и спрос другой"

Будка была рассчитана всего на два человека, а вместо двери висела шторка. Он приоткрыл ее и, выглянув наружу, стал глубоко дышать ртом, впуская в легкие мороз.

"Ангина или даже, воспаление легких мне обеспечена. Прапор сволочь – думал Денис, – Зачем такой поклёп делать? Ну, были нестыковки, ну и что, теперь за это казнить? С того места где я стрелял, казармы, даже не видно. При любом желании, а сейчас желание появилось, я не смог бы в него стрельнуть. Пуля над головой – говорил, – еле пригнуться успел. Смешно. Супермен блин, от пули он уклоняется. Все знают, что он таскает продовольствие со склада и сдает его по дешевке, все молчат, а меня черт дернул предъяву кинуть, вот и решил отыграться. Отомстил, танцуй прапор. Наверняка, на губу везут, а там и дисбатом пахнет, радуйся перхатый. Жаль, что и впрямь не в тебя стрелял, а так засудят почем зря, без вины виноватого».

* * *

По прибытию в полк, командиры растерялись, куда определить Дениса. Приказа и рапорта о правонарушении еще не было, это должна определить комиссия, поэтому на гауптвахту не посадить. В казарму тем более нельзя, так как он считался уже под следствием. В конце концов, решили определить его в лазарет, под опеку капитана Валынцева, военного врача, начальника медпункта.

Капитан совсем не походил на военного. Высокий с правильными чертами лица, он больше просился на экран. В общении он был простой и располагал к себе собеседника. Умные глаза полные сострадания внушали доверия.

– Давай бандит, рассказывай. С кем воевал? – начал он.

– Да ни с кем,– стушевался по началу, Денис, когда приглушенный голос капитана выдернул из глубины мыслей.

– Я слышал. Ты чуть ли ни пол дивизиона перестрелял.

– Ни в кого я не стрелял.

– Вот и расскажи мне, что случилось. Не просто так тебя привезли. Отдохни мол, младшой, от службы, поваляйся в лазарете, – немного помолчав, продолжил. – Рассказывай. Целая компания из штаба едет по твою душу, правосудие чинить, а правосудие они любят, поверь мне. Они охотники, а ты кабан. Слышишь лай? Это борзые взяли след.

– В верх я стрельнул, трассирующими.

– Вверх пальнул, да еще на посту. Зачем? О чем ты думал? В войнушку решил поиграть? Заварил ты кашу, не расхлебаешь. Стрельнул он, дите малое. Зачем?

– Праздник был, а еще у отца день рождения с ним совпал. Да и не когда я не видел, как трассирующие летят, а тут повод. Не убил же никого, что теперь…

– Где патроны, то взял? В магазине их не продают, на деревьях не растут, да и зима на дворе, – он прищурился, как будто представил, как на ветках висят различные боеприпасы.

– Дембель подарил на память.

– Дембель. Подарил, а ты вверх. Нехорошо, так к подаркам относиться. А стрелял то один, или кто был с тобой?

На этот вопрос, Денис, отвечать не хотел, чтобы не подставлять друга. Опустив глаза, он замкнулся в себе.

– Ясно. Был не один, – задумался капитан. – Мой совет. Если есть свидетель, того, что ты стрелял вверх без злого умысла, а я уверен, что свидетель есть, обязательно про него расскажи. Это твой шанс, доказать, что стрелял ты не в прапорщика. Единственный шанс.

– Да если разобраться, крыльцо, где стоял Елдашь, даже невиден с поста. Между постом и крыльцом, вообще, караулка с магазином стоит и деревьев тьма. Как я мог в него стрелять, по кривой траектории что ли? А откуда вы знаете о прапоре?

– Я обязан знать о своих пациентах все, а иначе, какой я буду командир? Ты отдыхай пока, а вечером продолжим разговор, – он похлопал Дениса по колену и удалился по своим делам.

* * *

Весь день, Денис находился в полудреме, погруженный в захламленный чердак мыслей. Заточение проходило в двухместной палате, в которой уже был один больной, старший прапорщик, заведующий по столовой. С ним он не общался, если не считать предложенный прапорщиком лимонад, от которого он вежливо отказался. Про прапорщика ходили разные нехорошие слухи далеко за пределы полка, и Денис тоже был наслышан об ориентации соседа. Поэтому он старался избегать каких-либо контактов с ним, а тем более пить из одной бутылки. С приближением ночи, Ипатов, готовился дать отпор, если будет какое-либо поползновение в его сторону. Ближе к вечеру, Дениса, охватил озноб, а в горле появилась боль. Слабость и ломота в суставах, заботливо уложили в кровать, укутав теплым одеялом, под которым он дрожал, пытаясь согреться. Хотелось спать, но сон не шел, он, то проваливался, то всплывал в безнадежной реальности. Сосед по палате, куда-то исчез, а вечером, как и обещал, появился капитан. Он положил руку на лоб и озабоченно проконстатировал:

– О, дружочек, да ты горишь весь. Это очень хорошо. Даже очень хорошо. Это все решает.

Он на несколько минут скрылся за дверью, а потом появился с бутылкой кефира и с упаковкой лекарства:

– Вот держи, универсальное армейское лекарство от всех болезней, парацетамол и запей кефирчиком.

Денис положил таблетку в рот и понюхал содержимое бутылки.

– Какая гадость, – с трудом он выдавил из себя, дрожащим голосом.

– Это твое спасение. Пей, говорю, не отравишься. Это бальзам, спасательная веревочка, которая даст шанс вылезти из ямы. Всего-то недельку постоял, прокис немного. На плесень ни обращай внимание, это тебе только на пользу. Пей! Это приказ.

Ничего не понимая, тем более голова была тяжёлая, и сопротивляться не было сил, Денис отхлебнул несколько глотков отвратительной жидкости и откинулся на подушку, глубоко дыша.

– Вот молодец. Теперь тебя пронесет дальше, чем видишь. Запасайся бумагой солдат. Солдат на очке, а служба идет, – он задорно подмигнул Денису.

Комбинацию капитана, он понял только утром. Дениса госпитализировали, отправив в городскую инфекционную больницу с диагнозом дизентерия. Все симптомы были на лицо.

"Зря я осыпал его проклятиями, пугая унитазы, – думал мл. сержант. – А капитан хитер. Повезло мне. Только чудом встретился на пути такой человек. Подвернется случай, отплачу ему красной монетой"

Напоследок капитан сказал:

– Поваляешься в инфекционке. неделю другую, а там шумиха и утихнет. Комиссия, точно так долго ждать не будет. Время лечит, а дурость калечит. Хороший тебе урок на будущее. Страсти утихнут, и будем надеяться, о тебе позабудут.

* * *

Вечный спутник Аида, молодой бог Гипнос, расправил свои крылья и в мгновение ока пронесся над землей, заглянув в каждый угол, в каждую расщелину и ни что живое не могло от него спрятаться. Мягко и нежно он касался глаз своим посохом, сплетенным из цветков мака из которого изливался божественный эликсир и кого он коснулся, сладко засыпали. Никто не может противостоять безграничной силы стройного бога, даже самые могущественные боги подчинялись его воли и придавались мирному сну. Не пролетел он и мимо Дениса. Вот он сладкий миг свободы, когда можно отоспаться. Денис повернулся на правый бок, подмял под себя казенную подушку со штампом городской инфекционной клинической больницы, блаженно улыбнулся и почувствовал маковый эликсир у себя на веках.

10. СОН ТРЕТЬИЙ. КРЕПКИЙ ЛОБ

Шёпот. Этот ошарашивающий, неутихающий шепот. Шелест приглушенных голосов, переплетающийся в один общий фон, пугающий и волнующий. Тысячи тысяч блуждающих душ, застрявших в неизвестности, не последовавших к свету и не забранных тьмой пытаются, что-то донести до сознания Дениса. Но он слышит только шум напоминающий шепот, как из старого радиоприемника, не настроенного на волну. Тело скованно, трудно пошевелиться. Он придавлен к каменным плитам, пропитанным кровью и потом, защитников храма солнца. После очередного, точного попадания ядра, Ипатова засыпало обломками одной из стен великого сооружения, который многие века поражал своим величеством, внушая животный страх народу, поклоняющемуся ему, народу, сохранившему свой быт и своеобразие. Он напрягся, собрав всю волю в кулак. Невольное заточение дрогнуло, и он поднялся, выплевывая песок еще недавно бывшим камнем.

– Даже самый крепкий гранит превратиться в пыль и каждый, даже самый стойкий из людей, станет прахом, – вырвалась фраза из общего потока шуршащей какофонии.

Сквозь оглушающий шепот, стали прорываться внешние звуки. Все отчетливей и отчетливей доносился грохот взрывов, крики и стоны раненых ацтеков. У ног, лежали три убитых индейца. У одного был раздавлен череп каменой глыбой. Пятна и лужицы крови богато раскрасили серую поверхность. Два других тела вперемешку с развалинами, напоминали кучу мусора. По красным накидкам с белой полосой, которые кусками торчали из завала, было понятно, что это опытные воины, войска «Нисходящего орла» Куатемока, племянника Монтесумы второго. По обе стороны, спрятавшись за укрепления индейцы, не ведая устали, пускали непрерывным потоком стрелы в завоевателей, безжалостных испанцев.

" Как же так? Я писал заявление в Афганистан, – задумался Денис. – Не то чтобы я герой, а просто было модно рваться на фронт, необдуманно и безответственно, и подгоняемые юношеским максимализмом и жаждущие боевой романтики, мы пополняем витрину пушечного мяса, супермаркета военных действий, во имя и за. Стране виднее, где я нужен, и вот я здесь, в самом очаге сражения, помогаю самобытному племени Ацтеков, сохранить свою независимость. У меня легенда – автомат Калашникова, несколько магазинов полных патронов, подпиханных под ремень и целый цинк у правой ноги. Ну, все, шутки в сторону, держите подарочки".

Пригнувшись, он прыгнул и лег, надежно укрывшись за глыбой, под которым была похоронена голова, одного из индейцев. Запах содержимого кишок и крови вызывали приступ тошноты, отмахнувшись от него, как от навозной мухи, он выглянул и нажал на курок, посылая тучу смертоносного свинца в наступающих испанцев.

"Значит, нас заводили в заблуждения на уроках истории и огромная империя до сих пор не пала, – крутилось в голове. – Но почему они все с луками и арбалетами до сих пор и только у меня современное оружие? Как так? Неужели они застряли в самой колыбели своего развития? Ладно индейцы, я могу допустить, а испанцы? Оружие у них современнее палки копалки, огнестрельное, но тоже примитивное. Музей, что ли ограбили или это реконструкция боевых действий завоевателей Америки – саранчи, безжалостно пожравшей индейскую цивилизацию"

Пуля, просвистевшая у самого виска, ударилась в стену позади и, отрекошетив увязла в трупе, окончательно убедив Дениса, что о постановке не может быть и речи. Калашников, косивший противников, толкал плечо, наполняя воздух, ароматом сгоревшего пороха, тщетно доказывая реальность происходящего – у пули получилось красноречивей. Глаза слезились от разъедающего дыма, и паника охватила Дениса. Он не мог понять, почему один. Куда подевались однополчане, обязанные плечом к плечу, вести бой. Среди раненных и убитых не было не одного солдата вооруженных сил советов, хотя он отчетливо помнит, как писал заявление в окружении таких же патриотов. Пытаясь включить логику, он думал: "Не один же я сюда прибыл. Вроде бы, наш взвод перебросили на бомбардировщике, а момент посадки… не помню. Наверно десантировали… Но где же остальные? Нужно линять, пока не поздно"

Денис приподнялся, и стал озираться, ища способы отхода. Рядом ухнуло и часть стены осыпалось.Он, прикрыв руками уши, пригнулся, до боли сжав челюсти и крепко сомкнув веки. На зубах скрипел песок и мелкие камушки. Открыв глаза, он схватил оружие, и хотел бежать, без разницы куда, главное подальше от этого безумия, как тут, увидел – на газовую камеру автомата приземлилась бабочка, она сложила крылья и, шевеля усиками, уставилась на Дениса радужными глазками. Он убрал руку с цевья, протянул ладонь к непревзойденному шедевру природы. Насекомое осторожно перебралась на указательный палец, поиграла радугой на своих узорах и спорхнула прямо в гущу сражения. В шелесте хлопающих крыльев, было отчетливо слышно:

– Это сон. Сон. Гениальное воплощение твоих подсознательных переживаний. Центрирование нераскрытых резервов твоей сущности. Очнись.

– Какой сон к черту, – зло крикнул он в дым. – Меня сейчас замочат…