Младший сержант Ф. Крюгер

Подпрыгнув и зависнув в воздухе, Ипатов завертелся волчком. Резко остановившись, оглянулся – как и было задумано, рядом оказались те, кто стоял в проходе, испытывая зад молодых на прочность.

Не понимая, где оказались, они стояли, утопая в цветах, удивленно озираясь. Первая порция ударов, вывела из оцепенения. Намотав на руку ремни, они кинулись на Дениса. Уворачиваясь с ловкостью акробата, он бил в ответ, хлестко и со смаком. Глаза налились кровью. Удовольствие от страдания врагов, холодными волнами расходились по телу, а змея из голубого пластичного стекла, обвившись вокруг шеи, удовлетворенно шипела, подбадривая бойца.

Воздух наполнился: свистом летящих пряжек, стонами и победоносными выкриками вершителя правосудия. Ведь это его сон и здесь он, повелитель, в отличие от реальности.

* * *

Перед сном Дениса…..

В тот же вечер, виновники ноющей боли в руке и копчике Дениса, как и положено дедушкам, после отбоя не пошли спать:

Рядовые "Зуб" и "Калаш" доводили до ума татуировку, в красной комнате. Тату-машинки не было, и они пользовались остро наточенной струной от гитары. Самодельную иголку обмотали нитками, оставив самый кончик острия. Нить пропитали тушью, а иголкой вгоняли краску под кожу, точкой за точкой создавая композицию. Три дня назад они прокололи рисунок на плече, в виде трех ракет на фоне радара, и вот сейчас опухоль спала и можно продолжать прорисовывать детали, чем они и занимались.

Сержант "Сохатый", в каптерке доводил до ума форму на дембель, ушивая и украшая ее различными атрибутами, то и дело, поглядывая на свой фотоальбом, над которым колдовал, более-менее умеющий рисовать молодой, время от времени давая комментарии и корректирующие советы.

Старший сержант "Патрон", был дежурным по роте. Он ждал, когда казарма засверкает, после тщательной уборки дневальных, чтобы потом с чувством выполненного долга, уйти на отбой.

А три неразлучных друга, Паша, Рашид и Бурый попивали чай в столовой, с нетерпением ожидая жареной картошки с мясом, которую готовил им, дневальный по столовой.

* * *

Во время сна Дениса….

– А вот этот листочек, – говорил "Зуб", рядовой Зубов, белокурый здоровяк с бесцветными глазами, помахивая рисунком с которого делали татуировку. – Прикреплю в альбом, на память.

– Как знаешь, – откликнулся «Калаш», обычно тараторящий без остановки, откуда и получил кличку, и только сейчас зажав язык губами, накалывая татуировку, был немногословен.

– А ты слышал? Чем на зоне татухи делают? Сейчас расскажу, – отложив в сторону иголку до следующего раза, с ухмылкой продолжил Зубов. – Жгут кирзу и уголь смешивают с мочой. Моча же, антисептик. Вот такой бодягой, мочат тушью и колют. Не хочешь попробовать?

«Калаш» в ответ промычал стишок без слов, не на секунду, не отвлекаясь от творчества.

– А ты говоришь? – посмеивался белокурый. – Заразу занесем, заразу занесем… На зоне вон, чем колют, и не жужжат…

"Зуб" не договорил и встал как вкопанный. Глаза закрылись, а сквозь дрожащие веки мелькали белки. Армянин, покосился на друга, а когда тот согнулся и упал на четвереньки, издав нечеловеческий стон, чуть не прикусил язык. Отбросив иголку, он соскочил, стул опрокинулся на пол. Он хотел кинуться к другу, но невиданная сила, откинула на стену, и на щеке, медленно начал проявляться синяк. Впав в беспамятство, он рухнул рядом. Два тела катались в конвульсиях по полу, ударяясь о мебель. На шум вбежал "Патрон" и, ошарашенный, от происходящего крикнул: – Вы что? С дуба рухнули, – последнее слово он проговорил захлебываясь, уже с закрытыми глазами. Что-то толкнуло в грудь и он, открыв дверь спиной, вывалился в коридор. Дневальные побросали швабры и, не зная, что предпринять смотрели на бившегося в агонии сержанта.

Из помещения столовой, выскочил таджик из молодых, который готовил дедушкам поздний ужин, крича на родном языке и споткнувшись об "Патрона" вкатился в казарму, опрокинув пару табуреток с обмундированием, разбудив половину роты. Только крепкий сон, измученных молодых, ничто не могло потревожить. Несколько солдат помогли подняться таджику и, встряхнув за шиворот, вытрясли пару внятных слов:

– Тама, – тяжело дышал повор, махая рукой в сторону столовой. Тама.... Девона гурезад.... Ба кумаки, ба кумаки… Бистрей, туда. Тама хон. Вооще....

В это же самое время, в каптёрке, сержант "Сохатый" получивший прозвище из-за жилистой нескладной фигуры и удлинённого черепа, был в буйном помешательстве. Не видя ни чего перед собой, он терзал форму, рычал как зверь и мотался по тесному помещению, руша и роняя все вокруг. А под столом спрятался художник. Он крепко сжимал альбом, оберегая свою работу, то и дело, вздрагивая от очередного грохота.

7. Каратист зодчий

После завтрака, ячейка творческого тыла, собралась в коконе рождающегося шедевра. Приятный запах свежеструганного дерева, инструментов и красок разных сортов, напомнило Денису школьные годы. Он с шумом вдохнул ароматы, будоражащие воспоминания, и в глазах промелькнула тень ностальгии, по тому беззаботному времени. На мгновение ему показалось, что он в трансформированном классе, художественной школы, где четыре года, оттачивал мастерство художника.

Семь дней в штабе ПВО пролетели незаметно, как у пьяницы во время запоя, оставляя о себе воспоминания в виде отдельных фрагментов, всплывающих в минуты прояснений разума. Эмоции зашкаливали, не давая здраво мыслить.

Всю неделю, штаб будоражило в свете прошедших событий, что вплотную коснулось и Дениса.

Избитые старожилы первой роты, с заплывшими глазами, шишками и синяками по всему телу, попали в лазарет, где проходили лечение и полное обследование. Они рассказали, о телепортации в чудесный сад, где напал демон в военной форме, сильно похожий на Ипатова. А «Калаш, даже утверждал, что это был именно Ипатов, чем записал себя в шизофреники.

Такую околесицу никто не хотел слушать и у них взяли кровь на содержание психотропных веществ. У командования, не вызывало сомнений – семь бравых воинов, среди которых есть выходцы из средней Азии, приняли опиат, но почему у всех без исключения, в галлюцинациях участвовало определенное лицо, приводило в тупик. На всякий случай тщательное расследование провели и в отношении Дениса. Пробы на наркотики взяли и у него, так как необычное поведение и речь, настораживали.

Какое же было удивление, когда тесты, у всех, дали отрицательный результат и более того, характер травм указывал на воздействие изнутри, не считая ссадин полученных от столкновений с мебелью и от падения. Была создана особая комиссия для расследования этого дела, с привлечением специалистов в области психиатрии.

А Дениса буквально, лихорадило. Сомнений не осталось – это он, как Фредди Крюгер, из легендарного фильма "Кошмар на улице Вязов", влиял на физический мир, напрямую, из сна, нанося колоссальный ущерб своим противникам. Что с этим делать и как к этому относиться он еще не знал. Данное ему свыше умение, вселяло самые смелые ожидания. Открывшиеся безграничные возможности вспыхивали перед глазами. Он ни о чем другом не мог думать и эти думы тонкой струйкой вливали адреналин, дыбом поднимая волосы на руках и мурашками, пробегая по коже. Со стороны он выглядел неадекватным, суетливым и сверх меры активным как под действием кокаина. Его пугала, та необъяснимая ярость, которая захватывала все его существо вовремя люцидных сновидений. Его стал преследовать страх, что добром это не кончится, но опьяняющее состояние могущества манила, изгоняя все доводы против. Он для себя решил, развивать это умение и усилить контроль над своими эмоциями. Что он справится и отшлифует шероховатости, и разберется в чем гвоздь проблем и что это за неведомые спутники зла, сопровождающие его в сновидениях.

"Контроль, сила намерения и ясность сознание – думал он, – Это главное, что нужно отточить, и на что нужно сделать акцент. Конечно, проучить дембелей стоило, но тут явно перестарался. Так, всыпать пару раз можно, но чтобы калечить исподтишка, не по-мужски. Практиковать буду, но осторожно, не перегибая палки, это грозное оружие в моих руках и им нужно пользоваться умело"

И тут он услышал голос Васо и его отстраненная оболочка, с огромной неохотой, вальяжно и тягуче наполнилась реальностью. Васо переспросил:

– Оглох? Ты, то носишься как капуцин голодный, то залипаешь. Втихаря, на грудь кап, кап? Про друга забыл? Как мог? Колись, чем ширяешься?

– Я без шгирева ширанутый, дальше некуда. Эх, знал бы ты....

– Говори Мегобари, раз начал. О чем речь?

– Сам ты это слово, Мэхобэри. Да так, не о чем. Мое это, и только мое. Внутреннее, и никого не касается. Без обид…. Даже тебя.

– Ээ. Товарищ это. Мэхобэри это товарищ. А говорить не хочешь, твое право. Как закипит, сам расскажешь. Я по себе знаю. Держишь внутри, пока из всех щелей пар не повалит, вот тогда-то и не закроишь рот, все вывалишь и сразу легче. Как в туалете, терпишь, терпишь и кайф….

Васо изобразил вечное блаженство, чем развеселил Дениса, затем продолжил тараторить:

– Смотри Геноцвале, – Васо загадочно улыбнулся и протянул самодельные нунчаки. – Вот это вещь. Сам сделал. У нас во дворе каждый умеет с ними обращаться. В лоб дашь, мало не покажется. Разбивающее, раздробляющее оружие ближнего боя. Брюс Ли в этом деле бог. Видел? А я смотрел…. Это не фильмы – это зрелище. Искусство на высшем уровне.

– Круто, – Денис взял орудие, и стал махать ими из стороны в стороны.

– Ээ. Разве так крутят. Учись пока Васо рядом.

Палки, соединенные веревкой перекачивали и стали выписывать замысловатые пируэты, изредка казалось, что они не касаются кистей и это Дениса заворожило.

– Научи меня, а, Васо.

– Ща. Малек, – он проделал еще несколько трюков и с блаженной улыбкой протянул оружие. – Держи. Смотри только не переломай кости себе и окружающим.

–Переломай окружающим, громко сказано. Мне бы самому не покалечиться, – Денис нежно взял нунчаки и стал рассекать воздух, как казак шашкой. – Вот так? Ага. Ты делал, какие-то перекаты. Ну-ка, покажи…. Да не сам, а в моих руках, объясни, как правильно.

Денис держал одну палку, а Васо манипулируя другой, объяснял траекторию движений. Поняв секрет эффектного перехвата Денис, стал оттачивать мастерство самостоятельно. Нунчаки перекатывались через тыльную сторону ладони, и он ловил то одну, то другую палку. Через некоторое время рука стала жить своей жизнью, с каждым разом все ловчее и ловчее манипулируя холодным оружием японцев. Впервые за неделю Ипатов, отвлекся от волнующих дум, и лицо его светилось при каждом удачном трюке.

* * *

Неожиданно ворвался вихрь из смеси: возмущения, негодования и бешенства воплощенный в образе майора Дакуки. Вся эта вакханалия в первой роте, подточила нервы, и он был на пределе своих психических возможностей. Входная дверь распахнулась, и майор стремительно подскочил к Денису, выхватил нунчаки и стал ими, душить, не сильно, но поучительно, с добавленной тенью театральности. Он выкатил глаза и, брызгая слюной, выстреливал слова, как автомат одиночными выстрелами:

– Ты понимаешь, что это такое? Ты понимаешь? Такими вот палками, во Вьетнаме пытали. Душили людей. Ты понимаешь? В полку ЧП за ЧП, а ты тут оружием убийц брякаешь, оружием садистов. Ты понимаешь? Или у тебя мозги от ацетона расплавились? Сука. А ну пшел вон. Быстро пшел, пес, – офицер с помощью тумаков погнал Дениса к выходу. – И чтобы, я тебя здесь не видел. Пакуй вещи.

Майор Дакука, остаток дня, был в бешенстве и не успокоился до тех пор, пока коллеги не согласились отправить обратно, прикомандированного младшего сержанта. Тем более, была непредсказуема реакция потерпевших, при встрече с Денисом, и все сошлись во мнении, что разумнее всего не допустить этого контакта.

На следующий день, нарушитель спокойствия, был незамедлительно стерт как масляное грязное пятно на «жемчужном чистом» теле штаба и после стука колёс по рельсам, нарисован в своем родном дивизионе. Так путем не начавшись, карьера великого зодчего, неожиданно прервалась, не оставив какой либо заметный вклад в искусство.