Вкус жизни

– Я читала, что девяносто семь процентов генов у собак идентичны с человеческими. И длины волн излучения их ауры тоже схожи. Может, и с Богом, они, как люди, связаны?.. – со снисходительной небрежностью опытного специалиста-материалиста сказала Эмма. – И все же я за разумную любовь к животным. Я сколько ни старалась стереть из памяти страх первой неудачной детской встречи с собакой, так ничего и не получилось. До сих пор, проходя мимо крупной собаки, сжимаюсь в комок, случается, что по спине бегут холодные ручейки.

Разговор сам собой перешел на собак опасных пород, на отсутствие на них намордников во время прогулок, на яростное, буквально патологическое нежелание хозяев мучить ими своих любимых питомцев, которые становятся им дороже не только чужих, но и своих детей. Потом заговорили о попытках местных властей навести в парках чистоту.

– Почему, – возмутилась Мила – я, гуляя с маленьким внуком в парке, если ему приспичит в туалет, тут же убираю за ним в двойной полиэтиленовый мешочек и отношу в урну, а моя соседка не соизволит сделать то же самое за своим волкодавом. Она заставляет всех отдыхающих любоваться на отвратительные кучи и нюхать эту гадость. Да если бы еще она одна была такая, а то все собачатники и кошатницы не считают нужным заботиться о чистоте общественных мест, когда дело касается их питомцев. Я вообще не выношу рабской привязанности к домашним животным, доходящей до непристойного абсурда. Не понимаю, как можно тратиться сердцем из-за собаки или кошки, когда вокруг творится такое… нищие дети… Ну, если только эти люди бездетные. Им собака вместо ребенка. А сколько вокруг диких кошек и собак! Подкармливая их, люди только увеличивают их поголовье, а вместе с ним и антисанитарию. Лю?бите, так забирайте их домой, кормите, лечите.

Лера уже не вникала в суть рассказов Милы. До нее долетали только отдельные энергичные фразы. Подруги долго еще продолжали «собачью» тему, а ей в связи с кошками память преподнесла совсем другого рода историю. Лена ей о себе рассказывала. Была у нее такая минута слабости. Встретились они, когда та на научную конференцию в Ленинград приезжала. Три дня тогда вместе провели.

Онкология

– … В моей судьбе присутствовали многие факторы жизни, вызывающие страдание. Непонимание, неверие, унижение, ложь, оговоры, предательство… как у всех, наверное…

Как-то меня поразило странное наблюдение: раньше, избалованные жильцами нашего дома настырные подвальные кошки нагло перебегали мне дорогу, прошмыгивая перед самым моим носом. И вдруг, завидев меня, стали отворачиваться и уходить прочь. Когда я первый раз заметила их нестандартное поведение, то сочла его случайным. Но «зверье» с завидным постоянством уступало мне дорогу или даже панически убегало при моем появлении в близлежащие кусты, не удостоив меня даже беглым взглядом. Сначала это меня мало волновало, даже развлекало, потом породило в душе мистические сомнения, и уже не давало покоя предчувствие беды.

Лена тихим монотонным голосом рассказывала свою печальную историю, и не было в ней на тот момент обычного оптимизма и бодрости. Передо мной сидела усталая, стареющая, но еще красивая несчастливая женщина. Она не дозировала себя, была со мной предельно откровенна.

…Конечно, любой человек может серьезно заболеть, и никто не знает, чем закончится лечение, сколько годков ему отпущено Всевышним. Онкология пока особая статья в медицине, потому что злая коварная изматывающая болезнь подкрадывается исподтишка и извещает о себе подчас только, когда бывает уже слишком поздно что-то предпринимать… И тогда ощущение кратковременности бытия чувствуешь острее, больнее, четче, а неожиданную радость выздоровления – много ярче.

При слове «онкология» и у здорового человека все внутри содрогается и сжимается. Он зябко поводит плечами, и мерзкий холодок страха хоть на минуту, да заползет в его душу. Что уж о больном говорить. Смертельный страх выжигает душу, низводит человека в нуль, губит последние оставшиеся силы. Не подобрать слов, чтобы выразить ужас смерти. Кажется, уже хуже некуда, а, оказывается, бывает… Зато жизнь после выздоровления становится тебе намного дороже. Не можешь надышаться… Здоровье – это чудо, это счастье…

И для меня не прошли бесследно годы чрезмерного напряжения сил. К тому же я не умела давать выхода обидам и гневу, копила их, вот и заболела. Долговременные обиды и стрессы являются основными причинами возникновения онкологии у женщин. У всех больных ощущение страха неодинаковое, потому что разное держит людей на этом свете: дети, маленькие внуки, нежелание отдать мужа в чужие руки. А если человек совсем молод, а если больной – ребенок? – горько роняла Лена. – Что он чувствует, когда жизнь висит на волоске?.. Нежные сердца ломаются от легкого прикосновения… а тут такое… Этого не поймешь доподлинно, не испытав… не дай бог никому. Я не считаю, что страдала больше других.

Смерть страшна ожиданием своего скорого приближения. Я чувствовала ее, маялась, безумно уставала. Как говорится, уже к обеду еле ноги переставляла. Но ведь утром на работу отправлялась с радостью, замечала красоту природы, хотелось петь! Мое дыхание часто опалялось сухим нездоровым жаром. Ухудшалась память, слабели нервы. Я не знала, отчего такое со мной происходит, и горько шутила: «истекают силы в сторону могилы». Иногда казалось, что слишком тонкая перемычка сознания отделяет меня от бездны. Непосильная мука ожидания неизвестного сокрушает дух, и тогда соображение покидает, остается лишь слабо трепещущий инстинкт: выжить, выжить… Надежда жизненно необходима…

В минуты полного просветления шла в поликлинику. А врачи не верили моим сетованиям. Не распознали они моей болезни и сердито возражали:

– Вы – цветущая женщина. Нельзя быть такой мнительной.

И не давали направления на обследование. Я снова горько шутила, трезво осознавая нарастание болезни:

– Спохватитесь, когда стану плохо выглядеть, только будет уже поздно, не оклемаюсь. Болезнь уже состарила меня не только физически лет на десять, но и морально. Надо бы поторопиться найти ее и сокрушить. Мне это позарез необходимо, иначе… сын у меня маленький, Андрюша… один останется, – говорила я очередному доктору. – Есть многое в природе, чего мы не можем объяснить. Наверное, есть и судьба, и добрые ангелы-хранители, и предчувствия, которые подают нам знаки, подсказывают, предупреждают о беде, а мы часто не верим им, не чувствуем, не хотим их замечать. Судьбу не перехитришь, она дело свое знает туго.

– Наверное, вы меня не понимаете. Здоровому и тем более молодому человеку это трудно осознать, но вы примите мои объяснения на веру и попытайтесь отыскать причину моего угасания. Разве подобное внимание к больному не поддержит вашу репутацию? – отрешенно говорила я врачу. А он только снисходительно улыбался и, трагически-шутливо вздыхая, отвечал:

– Чего не знаю, того не знаю. Не посвящен. Мне пожилые женщины все уши прожужжали своей антинаучной мистикой. Что с них взять?

И страдальчески-весело добавлял:

– Хотите опротестовать мой диагноз? О, я этого больше не вынесу!

Надо отметить, что я не обижалась. Доктор с юмором – это уже хорошо. Он достаточно сдержанно и безобидно посмеивался над моей, как он считал, косностью, а мне было грустно: никто не хотел мне помочь, всюду я натыкалась на безразличие. Помнится, я с трудом открыла неподатливую дверь кабинета врача и удалилась непонятая и, если можно так сказать, ласково высмеянная. А человек должен стремиться раздвигать границы возможного, а не сжимать их, игнорируя непонятное. Я это воспринимаю как примирение с собственным незнанием, непониманием.

Что бы доктор сказал, услышав о том, что почему-то мой взгляд во время принятия душа, все время останавливается на груди, будто его что-то там притягивает. Посмеялся бы. А они, эти непонятные взгляды, возможно, были осторожными бессознательными или сознательными подсказками самого моего организма.

А что бы он сказал, если бы я рассказала ему про то, что чувствую уровень энергии, излучаемой некоторыми людьми. Вот совсем недавно сижу, беседую со знакомой и вдруг ощущаю мощные толчки в затылок. Долго не оборачивалась, с радостью воспринимая положительные волны. А когда оглянулась, увидела депутата областного Совета. Подумала тогда: какой же силы должно быть у него здоровье, если его организм так расточительно расходует свою добрую энергию? И еще подумала: интересно, он знает о своей удивительной способности дарить людям радость? Некоторые, которые не чувствуют его энергию, наверное, просто считают его обаятельным человеком… Я даже фамилию того человека запомнила: Тонких. Она как добрый талисман… Случается мне видеть белое окаймление открытых частей тела некоторых людей. О чем оно говорит? Не знаю…

Ну уж такому явлению, как неожиданные мимолетные видения, доктор тем более не поверит. Хоть и не часто, но ведь они бывают. Обидел меня как-то один знакомый. А минут через десять после его ухода в голове моей будто бы помутилось, все поплыло перед глазами, в жар бросило. И вижу я этого человека с другом. Они пьют и хохочут надо мной… Несколько секунд – и все пропало. Я позже рассказала обидчику, что видела, как он смеялся над моей бедой. Всю картину ему обрисовала… Он глаза вытаращил, стушевался… Не знаю, поверил ли, что Нечто иногда посылает мне импульсы… Да я и сама часто не верю себе.

А недавно погиб сын моего хорошего друга. И я в момент сообщения этой страшной новости увидела четкую озвученную картину его смерти. Его убили старым дедовским способом, не оставляющим следов на теле. Смерть в этом случае приходит не сразу, недели через две. А если организм крепкий, так и несколько месяцев еще протянет человек на этом свете… Но видения к делу не пришьешь… А вот самое простое, из чуть ли не ежедневных мелочей: берусь за ручку двери, чтобы выйти по какому-нибудь делу, и уже заранее знаю: бесполезно. Не верю, иду и убеждаюсь.

Но мои предчувствия долго еще не приближали меня вплотную к разгадке болезни. Я не привыкла доверять своим необъяснимым ощущениям, а может, не хотела верить. Только много позже поняла, что для меня иногда, на короткое время, открывается узкий коридор в неведомое, куда мое подсознание неосознанно успевает «протиснуться», чтобы стать носителем той или иной информации, не подлежащей проверке. Иногда из будущего, иногда из уже прошедшего…

Да что рассказывать. Наверное, выслушав меня, врач мысленно покрутил бы пальцем у виска, иронически или сочувственно поглядывая на «неадекватную» больную. Нет у него времени выслушивать наши, как он считает, бабьи бредни… и нет желания верить. В мировоззрение врача предчувствия никак не вписываются. Я бы могла сказать доктору: «Если вы не обладаете этим свойством, это вовсе не значит, что его нет у другого. Не надо всех по-особому чувствующих причислять к разряду мошенников». Но я промолчала.

– Я поверю. Со мной тоже не раз случались странные вещи. Помню, письмо от родственников мужа получила. Обычное. Но от него веяло злой энергией, будто ненавидят они нас за что-то. Позже узнала, что завидовали они моему мужу, недоброе желали, – рассказала я Лене. – У моей подруги брат был пьющий. И она всегда знала, когда с ним все в порядке, а когда он явится избитый и раздетый. Она ни разу не ошиблась. Маму всегда успокаивала: «Не плачь, живой Сеня, вот-вот придет». Ее сны часто носили символический характер предвестников событий. Конечно, пока превыше человеческих сил проникнуть в тайну предчувствий, но отрицать наличие таких способностей у некоторых людей не имеет смысла. Врачи, как и учителя, подчас слишком консервативны.

– Ну так слушай дальше, – говорила Лена. – Шла я домой и отвлекалась от неудачного визита к врачу рассуждениями о юморе и юмористах по жизни. «Всякие бывают индивиды. Некоторые за смехом скрывают натуры грубые, жестокие, бесчувственные. Таких надо лишать удовольствия от «веселого» злословия их же оружием – ответными ударами. Знала я одного такого типчика в НИИ. Объясняла я ему, что женщины и мужчины по-разному утонченные, что юмор бывает мужской и женский, и нельзя при женщинах отпускать мужские шутки, чтобы не задеть, не смутить, не оскорбить. А еще говорила, что не стоит всех считать пошляками и позволять себе весело хамить в любом обществе. «Одно дело, если я подобную шутку услышу с экрана телевизора, совсем другое дело, когда ее применят конкретно ко мне. Чувствуешь разницу?» Не чувствовал… Спорить мне с ним не хотелось. Он уже нанес мне не одну болезненную рану своим злым языком…

Я уже тогда чувствовала свое сухое опаляющее губы дыхание, понимала, что тяжело болею, что силы постепенно покидают меня, и старалась избегать лишних усилий, если они, по моему мнению, не сулили положительных эмоций. Я чувствовала их дефицит и пыталась жить, экономно растрачивая себя. Другого способа сохранить себя на более длительное время я еще не представляла… Теперь, когда вокруг столько платных услуг, моя проблема быстро бы разрешилась. Обследовали и прооперировали бы без промедления… Отвлеклась я от темы…

Так вот, болезнь отнимала все мои силы и занимала все мои помыслы. С каждым днем мне приходилось прикладывать все больше усилий, чтобы выполнять привычную работу. И все же Всевышний дал мне серьезную подсказку. Ранним утром в полусне я узнала название своей болезни. Теперь бы сказали: «был голос». Я сразу поверила, потому что это «сообщение» совпало с моим предчувствием, оно у самой не раз вертелось на кончике языка. И я помчалась в рентген-кабинет. По знакомству.

Доктор посмотрела снимки, мило улыбнулась и успокоила: «Ничего страшного у вас нет, но в понедельник отнесите эти пленки в онкологию. У нас порядок такой». Была пятница. Она давала мне возможность спокойно прожить два дня. Она щадила меня. Я поверила ей. Помню, как живительное тепло надежды на лучшее разлилось в моей груди. Как приятно расслабилось тело, скованное страхом.

– Как ты думаешь, что явилось причиной твоей болезни?

– Безусловно, стресс. Гибель Антоши. И время закрытого периода совпадает – семь-восемь лет. Как в аптеке. Сравнивала время «инкубации» с подругами по несчастью – приблизительно такое же.

В онкологической поликлинике уже с порога меня поразила гнетущая тишина. Неожиданно остро почувствовала другую жизнь: замедленную, леденящую. Все звуки странно приглушены, во всем обнаруживалась необходимость покоя. Тяжелая тишина и аптечные запахи неприятно напоминали о болезнях. Понимание чужой страшной беды, примеряемой на себя, вызывало в душе массу страхов. В холле огромная толпа тревожных женщин и несколько мужчин. Странное наблюдение: мужчины все с женами, женщины – поодиночке. Это показатель мужской заботливости? Ан нет, вон, один старичок сидит, жене место бережет, пока она отошла подышать.

Почему в основном болеют женщины? Что является причиной этой жуткой болезни? Бесконечные ежедневные оскорбления, унижения и как следствие – долговременные обиды? Неудачная личная жизнь. У них у всех жестокие, безразличные мужья? Эгоисты раком не болеют. До ста лет живут… Как говорит соседка: «И без мужиков плохо, и с ними несладко». Возможно, проблемы детей и внуков тоже приводят их в эти жуткие темно-зеленые стены. Или постоянный страх за свое единственное и такое неудачливое чадо, выращенное без отца?..

Обычно в очередях на прием к врачу люди делятся своими проблемами, интересуются квалификацией врачей, ссорятся с теми, кто пытается пройти без очереди, без талонов. Здесь – молчание, хмурые взгляды. От врачей выходят молча, иногда со слезами. Слезы здесь – дело обыденное. Не слова, глаза и позы выражают безнадежное отчаяние.

Суровый доктор начал разговор со мной так:

– Судя по тому, что я вижу…

Я мгновенно почувствовала себя на краю гибели.

– Какая степень? – прошептала я вмиг онемевшими губами.

– Как вы понимаете, я не могу, не имею морального права, не скрою от вас… вторая…

Я поняла, что третья или того хуже. Сердце ухнуло в бездну. Уронила голову на руки и белугой заревела, не думая о том, что надо бы постесняться своей слабости и попытаться сдержаться. Если каждая из нас станет распускать свои нервы… Но не сумела. Теперь я понимала, что такое мужество смертельно больного человека, что такое умение достойно нести свой крест. Но тогда я еще на что-то надеялась и не была морально готова сдерживать боль души. «Неужели медицина бессильна перед моим недугом? Неужели я больше никогда не увижу сына, моего Андрюшеньку?» – закрутилось в моем мозгу.

– Мне легче знать правду, чем мучиться в неведении. Неизвестность для меня губительна, – пробормотала я сквозь бурные рыдания. – Не оставляйте мне иллюзий. Осознание близкой смерти даст мне силы бороться за свою жизнь. Такой вот парадокс. Дважды не умирают. Я хочу довести свою жизнь до логического завершения, достойно подготовиться, закончив все свои основные дела и только тогда, если мне суждено… спокойно уйти… Я привыкла ставить вопросы ребром и спрашиваю без обиняков, потому что все, что касается меня лично… я всегда сама решаю, что для меня хорошо, что плохо… Вы не должны скрывать от меня то, что я должна знать по праву. Это моя жизнь и моя…

– Больные чаще всего не хотят знать, сколько им осталось, – осторожно заметил врач.

– Но тогда они и не задают прямых вопросов, – заявила я, все еще надеясь на лучший вариант.

– Ну что же, не стану держать вас в неведении. Третья, запущенная. Вам это о чем-то говорит? Двадцать процентов вероятности выживания. Я не преувеличиваю. Статистика. Но консилиум может опровергнуть мое предположение. Будем надеяться, – вдруг как-то особенно сочувственно сказал доктор, близко наклонившись к моему лицу.

А может, это мне только показалось. Я так нуждалась в поддержке! Понимал доктор, что лучше сказать больному «двадцать процентов удачных случаев, чем восемьдесят – смертельных». Такова особенность человеческой психики.

– Вам требуется срочная операция. У вас нет и недели на завершение каких-то дел, – добавил он мягко. Я безропотно согласилась.

Не помню, как добралась до остановки автобуса.