Вкус жизни

– Кира, ты всегда умеешь находить нужные слова в ссоре? – спросила Жанна.

– Я стараюсь споры не доводить до ссор. (А твой муж старается? – хотелось спросить Жанне.) Они не придают крепости взаимоотношениям супругов. Сказанное в запале всегда гадко. Я не ищу венца победы. С меня довольно избежать беды, не вступая в войну. Понимаю, что, жалуясь на чужой эгоизм, я защищаю и прикрываю свой собственный. Мне кажется, чем больше любовь между супругами, тем меньше она требует себе подтверждений. Ведь любовь – основа, корень жизни. Я больше ценю признание, похвалу и внимание мужа, чем деньги. Подарками и деньгами женщины пытаются компенсировать нехватку внимания мужчин и положительных эмоций. Мне кажется, можно обмануться в чем угодно, даже в вере, но только не в своей любви. Мне тоже трудно, тем не менее я счастлива.

– Кира, а куда Слава пропал? – спросила Инна.

– У него две пары занятий в технологическом, а потом еще одна в университете.

– Всюду успевает.

– Приходится.

Кира мышкой шмыгнула на кухню, притворив за собою дверь. А разговор принял другое направление.

– Я не знала любви родителей, не ощущала вкуса слов «папа» и «мама». Они ничего в меня не могли заложить воспитанием, но я люблю своих детей. Я читала, что с рождением ребенка в крови мужчин появляется гормон, усиливающий их любовь к семье. Только, должна признать, не у всех он вырабатывается, – рассмеялась Жанна. – А как ты, Аня, формулируешь для себя понятие «родительское чувство»? Как ты относишься к своим родителям?

Галя с Милой недоуменно переглянулись.

– Никак. Как можно думать о том, чего никогда не было? Я не понимала, что значит любить. Я умела только мысленно жалеть их и себя. У меня нет с ними общего прошлого. Это что-то вроде полной амнезии… Наш детдом был темный, злой. Мне непонятно было, зачем живут люди, зачем им нужна эта тупая, проклятая жизнь. И потом мне не везло… А моя подруга попала в бедную семью. Но там не было ни тоски, ни жалоб, ни злости. Никто никого не обижал, не искал виноватых. Они были в моем представлении самыми счастливыми на свете… Любовь. В этом слове есть что-то до такой степени преходящее, зыбкое…

Кира выключила газ и опять появилась в проеме двери.

– А как ты понимаешь свое собственное родительское чувство? – обратилась к ней Жанна.

– Лично для меня – это когда успехи моих детей затмевали мои собственные достижения в карьере, – улыбнулась Кира.

– Значит ли это, что ты могла бы совсем не работать?

– Нет, конечно. И не только из-за материального положения в семье. Но для меня никакое, даже самое любимое дело не может быть важнее семьи.

Галя одним ухом слушала спор кокетливо закатывающей глаза Инны с Аней, а другим – с неподдельным интересом внимала высказываниям Киры.

– …А как тебе удается оставаться всегда оптимистично настроенной?

– Я понимаю, что все мои мечты и задумки не могут состояться, и настраиваюсь на то, что если девять раз не повезло, то на десятый все-таки должно получиться что-нибудь хорошее. Но это не значит, что я пассивна. В одном месте оттолкнут – я не расстраиваюсь, а иду в другое и снова пытаюсь проторить хотя бы тропинку к намеченной цели.

– …Мне кажется, если мужчина наравне с женщиной не нянчится с детьми, у него не возникает к ним любви, – подала голос Мила.

– Мой не любил оставаться один на один с маленькими детьми, но я заметила, что лучший способ заставить мужчину что-либо сделать – намекнуть, что он уже староват для таких дел, – сказала Жанна.

– Любовь – это не отдельные поступки. К тому же одни люди созерцатели, другие способны действовать, – с неопределенной интонацией начала Лера, но недоговорила, уйдя в глубокие размышления.

– На моем третьем муженьке, бывало, где сядешь, там и слезешь. О его «не хочу» разбивался всякий мой наскок. Ничем его невозможно было пронять. Никакого проку от него семье не было. Себя лелеял. Ему бы только откатиться в сторонку или закатиться в канавку и смотреть из нее на все происходящее со стороны. Он мне как-то после очередной ссоры выдал: мол, «знаешь, почему мужчины ставят женщину на пьедестал? Чтобы с большим удовольствием дать ей пинка». Не упустил случая нагадить в душу. Это было последней каплей, переполнившей чашу моего терпения. Нет худа без добра. Наш развод стал для него полной неожиданностью. Получил, что заслуживал. Не откусывай кусок больший, чем можешь проглотить. Не выношу самодовольного невежества, не могу мириться с беспечной заносчивостью, – презрительно фыркнула Лиля. – После Георгия туго затянула петлю на горле своих возможных желаний.

– Тебя что-то давно не слышно, – затормошила Инна Эмму.

– Профессия педагога, как, собственно, и матери, и бабушки, требует большой растраты души, поэтому после работы хочется помолчать, восстановиться. Это с утра я соловьем разливаюсь, – улыбнулась Эмма.

Алла

Алла, недовольная поворотом разговора в сторону «перемывания косточек» мужчинам, остановила подруг:

– Хватит корить своих мужей. Вас послушать, так все мужья – скоты. Что же вы за них замуж шли? Некоторые из нас слишком быстро постарели и забыли, как влюблялись, любили, с ума сходили от ревности, может быть, даже какое-то время были счастливы. Будьте благодарны судьбе за то, что была любовь и есть дети. Миром правит любовь – и это истина, – иначе он давно бы рухнул.

Вот я своему мужу всегда «пела», что нет для него дела, с которым он не справился бы лучше меня, а потом частенько молчком переделывала после него. И что из того? Мужчина все равно должен быть или казаться главным. А он меня на первый план выдвигал. Саша проректором по хозяйственной части работал. Вот там он был по-хорошему амбициозен. Руководил, организовывал талантливо – это была его стихия. Но что касается того, чтобы что-то руками сделать… – не его эта сфера деятельности.

Алла посмотрела на подруг своими умными, приветливыми глазами, ожидая одобрения своих слов.

– Вздор говоришь… Ты же доктор наук! Два пьедестала в одной семье – величайшая, но «несовместимая с жизнью» редкость, – съехидничала Инна. – Здесь какая-то тайна?

Алла не удостоила ее взглядом.

– В ее компании он был мужем Аллочки, в его – она женой Саши, – сказала Лера, тем самым четко определив взаимоуважение в семье своей лучшей подруги.

– Алла, поделись своим опытом семейной жизни. Нам уже поздно добирать недополученное, так внукам пригодится, – мягко попросила Жанна.

Алла смутилась, даже как-то немного растерялась от такой неожиданной просьбы.

– Понимаете… это в основном заслуга Саши. Он был спокойным. Никаких конфликтов в семье. Полное приятие людей, которые рядом. Наш дом был островом стабильности. Саша помог мне состояться, стать полноценной личностью. Бывало, приду после работы домой измученная, раздраженная, положу ему голову на грудь, свернусь клубочком и будто цыпленком становлюсь в гнездышке его добрых рук. Блаженство охватывало мое тело. И такое умиротворение в душе, и так мне хорошо! Так бы и не расцепляла оплетавших меня его ласковых объятий… И нет больше сильной, несгибаемой и властной Аллы Дмитриевны, а есть усталая, маленькая, слабая Аллочка… Как хорошо было ощущать его рядом. Слышать взволнованное сердце преданного любимого человека – это такое счастье… И это было все, чего я от него хотела в тот момент… И он был благодарен мне за открыто выражаемые чувства. Не стесняла меня его забота. Сидим в кресле, делимся своими мыслями, мечтами, забывая обо всем бренном, мелочном, недолговечном… Час с ним как год в раю… Жизнь наша была трудная, но радостная. Понимание жизни не облегчает ее. Но мы достигли чудесного равновесия наших душ. Не удовольствие, удовлетворение – главное.

– В духовном слиянии есть особая прелесть, необычайная наполненность, – сказала Жанна.

– Я считала, что ты из тех, что не дают мужчине больше трех минут на исполнение твоих желаний. Красавица! Гордая Аэлита!.. И вдруг… цыпленочек, – искренне удивилась Инна и задумчиво потерла переносицу, пытаясь осознать неосознаваемое.

Лена внимательно вгляделась в Аллу. «Глаза по-прежнему огромные и синие. Они того глубокого темного таинственного оттенка, какой бывает в драгоценных камнях сапфирах или в чистой бездонной реке. Очки придают ей фантастический вид. На самом деле Аэлита. Разрез глаз особенный, удлиненный. Похоже, это результат сильной близорукости, но, тем не менее, он ее украшает».

– И когда прошел период душевных бурь, когда чувства притупились, он все равно оставался ласковым, нежным, понимающим, заботливым. В наших отношениях было столько теплоты. Я любила его, но не сразу оценила его тонкую душу. С годами научилась его по-настоящему уважать. Нервное желание утвердить себя в семье сменилось ласковым покоем. И только тогда мы стали единым целым. А сначала мне трудновато было признаваться в своей неправоте. И он не сразу, постепенно открывал мне свою бесконечно прекрасную душу. Мудрый, сдержанный был. Он – моя главная награда в жизни. Только когда в моей жизни появился Саша, я стала настоящей, полной, самодостаточной. Он говорил, что есть базовые вещи, которые надо обязательно пропускать через себя, а есть те, на которые не стоит обращать внимание… Хотя обычной логикой и здесь не обойтись…

Женщины слушали откровение затаив дыхание, не желая пропустить ни единой мысли. Они понимали, что в рассказе Аллы нет любования собой и она не грешит преувеличениями.

«Рассказывает нам рождественскую сказку. В ее красивой мозаике, наверное, тоже недостает многих кусочков», – недоверчиво подумала Инна.

– Кажется, Гете утверждал, что в семье один должен быть молотом, другой наковальней. Ну, что-то в этом духе. И с таким лозунгом он строил свою семью? Наверное, он был человеком крайностей, – тихо и задумчиво произнесла Жанна.

– Чем старше мы становились, тем более трепетной становилась Сашина нежность и забота, боязнь потерять меня. Он всегда с радостью возвращался в свою семью-крепость. Семья не тяготила его, не умаляла его свободы, чего так боятся многие мужчины. Счастлив был в ней.

– И этот его стимул носил имя Алла! – величественно произнесла Инна и тут же получила от соседки по столу чувствительный толчок локтем под ребро.

«Алла властвовала в спокойном сознании силы своей любви. Моя свекровь добивалась внимания мужа мелочной сварливостью, капризами. О любви она, видно, знала только понаслышке. А что давали мои бесплодные усилия любви при беспримерном легкомыслии Федора?..» – грустно думала Эмма.

– Этому способствовало еще и то, что он очень любил дочь. Было время, когда я боялась, что ребенок затормозит рост моей карьеры. Потом поняла: Саша прав: семья – прежде всего. Он так внуков хотел… Удивительно порядочный, преданный был человек… Все хорошее в нем сошлось. Вот так и продышали вместе тридцать лет. Только не он меня, я его потеряла… и тогда узнала, что значит «боль моей любви». Неожиданно оборвалась его жизнь. И врачи не помогли. Больница была всего лишь короткой отсрочкой неизбежного. Он ушел, как принято говорить, упокоился с миром, а я с годами все ярче слышу его голос… Это чудо – найти себе пару. В основном людям всю жизнь приходится приспосабливаться друг к другу. Мне повезло. Выбор профессии и выбор мужа – вот два главных начала жизни женщины. Для меня они были равновелики. Но я ошибалась. Любовь и роскошь прекрасных человеческих отношений – важнее всего, приоритетней.

– Каждое твое высказывание – как непреложная истина, – с притворным смирением произнесла Инна, но вложила в эти слова столько циничного недоверия, что даже Лена недовольно покосилась на нее.

«Зачем, пусть даже скрытно, хамит? Все для того, чтобы лишний раз обратить на себя внимание?» – поморщилась она.

Жанна поспешила нарушить неловкое молчание после «невинной» выходки Инны.

– Кто-то из физиков-ядерщиков пошутил: «Удачно жениться – значит суметь вытащить ужа из мешка гадюк», – засмеялась она. – То же можно сказать и о замужестве. Не нарваться бы на удава.