Вкус жизни

– На самом деле оплачивал?..

– А свои дети на скромном пайке?

– Сволота.

– А потом такие вот б… своих отпрысков-недоучек ставят командовать нами, – зло бросила Мила.

Женщины заговорили о чем-то другом, но Эмму уже невозможно было унять.

– …Была бы я занудной, вредной, требовательной. Так нет же, все Федя, Феденька, милый, дорогой. И все заботы на мне. Я не считала его лучшим на всем белом свете, но я любила его, старалась, боялась его разочаровать. Если любишь и любима – быт не в тягость, думала я, искренне веря в свое счастье. А он все делал, только чтобы угодить матери и сделать приятное себе. И счастье отцовства ему так и не открылось. Дети не затронули ни одной струны его души. Друг детства Федора, побывав у нас в гостях, неодобрительно заметил, что мужчина должен иметь помимо работы определенные обязанности в семье, а я защитила мужа, мол, хороший он у меня…

– И застряла твоя жизнь на кухне, как таракан за плинтусом, – пошутила Жанна.

Эмма сразу обернулась к ней и возбужденно зашептала:

– Я вот думала: «Может, в постели та лучше?.. Он хотел изощренности?» Была в нашем доме семья. Он – внешне неяркий, правда, высокий. Она – красавица, умница, ласковая. Сынок у них прекрасный. Так этот мужчина еще до армии познал одну проститутку. А когда его сыну было десять лет, они опять встретились, и он оставил семью. Там все ясно – секс для него был превыше всего. А тут… не думаю. Хвалиться мужу особенно нечем было, но я хвалила. Не знаю, верил ли он мне. Наверное, верил, как и другим… Я всякое пробовала. Не вытравить в нем этого… Видно, когда-то сбросил с себя совесть как одежду и забыл надеть. Насколько я поняла из пьяных излияний мужа, он у нее и у тех… очень старался, боялся опозориться. Жена-то все простит.

– На том свете терпение твое зачтется, – усмехнулась Инна.

«Что же она о муже с такой злой иронией?.. Рана свежая? Наверное, думает: я сейчас здесь, а он там с другой… может, даже в нашей постели… ведь не щадил же ее, даже когда в больнице лежала». – Жанна вся сжалась как от острой боли.

– Может, обойдемся без подробностей? – тихо попросила Лена. Но Эмма не услышала ее замечания.

– …Остается лесть. Ею она опутала его из-за денег? И всё?? «Не может быть!» – успокаивала я себя и сама себе не верила… Случалось, искала мужа, чтобы убедиться в и так очевидном. Пыталась смотреть на его свидания сквозь пальцы. Не получалось… Если бы это что-то меняло в сердце… Весь мир утратил для меня интерес. Это глупо, но это так. Я не могла переломить себя, была точно в отупении… Я столько времени и сил потратила на обиды, растравливая себя… Когда я не была такой несчастной, он не вызывал у меня неприязни, несмотря на все недостатки, мне хотелось его видеть, заботиться.

Для совестливого человека такие отношения – на два фронта – пытка, а ему хоть бы что. Есть ли предел человеческой подлости? Сколько раз он переходил рубикон за годы нашей совместной жизни, а мне приходилось прощать его снова и снова. Говорят, в жизни за все приходится платить. Да, видно, не всем. Бывают счастливчики, вроде моей свекрови и ее сына… Все им с рук сходит.

«Студенты, наверное, считали ее уверенной и счастливой, – почему-то подумалось Лене. – Как же она, бедная, извелась-измучилась! И не придумаешь, чем можно вывести ее из этого губительного состояния».

– Наверное, когда он ухаживал за тобой, воображала: «вот мой джокер в кармане, вот моя выигрышная карта!» – усмехнулась Инна.

– Просвистело мимо меня мое счастье. Каждой женщине не хочется уступать своего мужа, ни с кем не делить… Но я для него – пустое место. Смотрит сквозь меня. А для души нет ничего страшнее холода безразличия. Шахматист Бобби Фишер сказал удивительно правильные слова: «Нет ничего целительнее прикосновений любимого и любящего человека». Не гарантирую точности воспроизведения, но суть я изложила верно. Предложили бы мне дворец, яхту, бриллианты – я все равно выбрала бы любовь, уважение, нежность. Есть вещи, которые не купишь… Если богатая женщина имеет молодого мужчину, она его не любит, а упивается властью над ним. И наоборот. Мне так кажется.

«Обрушила на нас свои тридцать два несчастья, всколыхнула у всех свои беды», – поежилась Галя.

«Никогда не слышала, чтобы женщина настолько откровенно говорила о сексуальных отношениях. Я восхищаюсь ее прямотой. Она – настоящая. Ее поведение – «очередной «крестовый поход» в защиту прав женщин в семье», – подумала Аня.

«Когда Эмма говорит, в ней столько тоскливо-беззащитного. Ей больно, очень больно…» Сердце Лены защемило. Ей захотелось, как когда-то в детстве, убежать далеко-далеко.

– …Любовниц предпочитают женам, потому что там праздник, а дома будни. За праздник они готовы платить любую цену. Ты на кухне часами ради него торчала, а она ему в это время стихи по телефону читала, расслабляла его плоть до состояния экстаза, – выразила свой четкий взгляд на проблему Инна.

– Эмма, мне кажется, что вы оба из разряда тех, которым надо, чтобы их развлекали. Поэтому вам вместе было скучно, – осторожно предположила Аня.

– Почему та женщина не отняла у тебя Федора и не вышла за него замуж? – Это Жанна спросила.

– А что она выгадывала? Ей от него деньги нужны были. Понимала, что в семейной жизни с Федором ей ничего хорошего не светит. Своего-то мужа она по полной программе в домашних делах припахивала: кухня, дача, огород, ремонт машины – все на нем. А на моем не больно-то покатаешься. Полезней обоих мужиков одновременно использовать. Не удивлюсь, если их было больше… Да и Федор не дурак был, чтобы из-за какой-то шлюшки семью бросать. Он был просто слишком слаб, чтобы хранить верность. Собственно, как и она. Ее знакомые «делились» со мной достоверными сведениями о том, как она прокладывала себе путь наверх…

– Сколько можно терпеть и балансировать между невозможным и чуть менее невозможным?

– А может, твой муж тоже из-за денег? Ведь у него не ладилось с бизнесом, и ему, наверное, было неловко перед семьей. Я знаю такие примеры.

– Блуд у Федора генетически обусловленный, он у него в крови, – определила исходя из собственного опыта Инна.

– И все-то ты знаешь, – усмехнулась Лера.

– Я слышала, что мужчина должен быть сильным, чтобы его уважали, и слабым, чтобы его любили. Вот ты и любила его таким, – неуверенно предположила Аня.

– Нет, я ненавидела его слабым! – непримиримо воскликнула Эмма. – Неправда, что женщина любит мужчину за то, что он делает ей больно. Это гадкие выдумки самих мужчин. Как правило, жены любят сильней, поэтому, доставляя нам боль, мужья тут же оправдывают себя, мол, так устроена природа, против нее не попрешь. А при чем здесь природа? Просто жены в силу своих материнских обязанностей менее эгоистичны. И им же за свою доброту приходится страдать от недостатка внимания и заботы со стороны мужей. Такой вот парадокс… И даже если мы прячемся или бежим от проблем, они все равно тянутся за нами хвостом… Нет, не стоит ради мужей лезть из кожи вон!

– Хватит трепыхаться. Бессмысленно так себя терзать. Перестань оплакивать свою жизнь. Все мы по жизни совершаем массу ошибок. Все мы умны задним числом. Надо быть к себе снисходительнее. – Это Жанна снова «запела свои псалмы».

– Только я свои ошибки старалась исправлять. Вот в чем разница между мной и Федором. Он был слишком чувствителен к ощущению власти и мои просьбы в чем-то измениться воспринимал как попытку его подчинения. Боже мой, Боже праведный! Как часто мне хотелось петь ему песню Арно Бабаджаняна на слова Роберта Рождественского «Только ты живи, радостно живи!» Но из всех щелей моего дома выползали измены, жестокость, безразличие… И тогда думалось: есть ли на свете настоящие мужчины или они только в наших мечтах и в песнях, написанных прекрасными мужчинами с женской душой? Дай, Господи, хоть кому-то из достойных женщин испытать такое счастье, какое я слышу в этой удивительной песне… Иначе вообще не стоит жить…

– Малоутешительное откровение. С возрастом понимаешь, что жизнь по сути своей трагична, но в ней бывают приятные оазисы, особенно в молодости… Ох уж я бы придумала, чем досадить твоему Федору, уж я бы с ним поквиталась! – возбужденно сказала Инна. – Зря ты раньше не отважилась поделиться своей бедой. А то все: Федя любит, Федя хочет! Ось земли, черт возьми!

– Не все так просто, как кажется. Я помню его подкупающий взгляд, ради которого можно простить многие обиды, – задумчиво заметила Кира.

– Как в нашей жизни все несправедливо. Хотелось бы услышать что-то обнадеживающее, – уныло и потерянно вздохнула Аня. И вдруг заметила, что веки Инны густо намазаны тенями в тон блузке и это ей удивительно шло. Казалось бы, мелкий штрих, но он увел мысли Ани в сторону размышлений о женской красоте и отвлек от грустного разговора.

– Мой четвертый, тот, которого я привезла с юга, шутил: «Отношения – это манипуляции друг другом и соблазны, которые достаточно быстро лишают нас свободы», – рассмеялась Инна.

– Где взять справедливость? Ее надо выстраивать веками, – деликатно начала было Жанна, но шум спора Лили с Инной не дал ей попытаться проанализировать серьезную проблему.

«Эмма, бедняжка… Но мне бы не хотелось делать свою жизнь всеобщим достоянием», – подумалось Лене.

– Мы-то детдомовские, а как ты могла опростоволоситься с Федором? Как могла позволить уговорить, обмануть себя? Куда твоя мама смотрела?

– Это было как наваждение. И я сначала для него была как мания. Он сказал: «Как увидел твои глаза, сразу понял – пропал»… Может, он уже тогда всем одно и то же говорил… Когда влюбляемся, много ли мы слушаем родителей? – усмехнулась Эмма. – …Боже мой, как я его любила! Только что не молилась на него. Всё для него готова была делать. А он подло пользовался этим…

– …Разве Федор не ушел от вас? – деловито и заинтересованно осведомилась Инна. Ей показалось, что Эмма ждет этого вопроса.

– От таких жен не уходят. Его слова, – с гордым вызовом ответила та.

– Почему сама не оставила его, узнав о предательстве? – спросила Жанна.

– А зачем она должна себя наказывать за то, что делал он? – возмутилась Инна.

– А почему она должна мириться с изменами? – рассердилась Жанна.

– А ты сама сообрази.

– Сначала я терпела в меру отпущенных мне сил и старалась не показывать виду, потому что считала, какие бы неурядицы ни случались в семье, на детях это не должно отражаться. Плакала ночами тихо, сдержанно, горю воли не давала, на замок сердце при детях запирала, считалась с их нежной психикой. А когда они узнали, то ради сына. Дочери были за развод. Дважды я пыталась уйти, но сынок говорил: «Мне нужен отец. Потерпи, перебесится». И я соглашалась, очень рассчитывая на его поддержку.

А Федор продолжал развлекаться и нагло издеваться надо мной. Я же с грехом пополам проглатывала одну его горькую пилюлю за другой… Внешне я была как сомнамбула, а в сердце плач всё громче и отчаяннее… И все-таки именно нарастание болезни вывело меня из состояния заторможенности, подхлестнуло, заставило взяться за ум.

«Эмма привыкла подавлять свои чувства. Но если вдруг вскипит или вспыхнет, «то берегись вся окрестная милиция», – с улыбкой подумала о сокурснице Лена.

– В характере русской женщины наряду с терпением неприкасаемость… А когда тяжело, неизлечимо заболела, куда уж было уходить? Диабет – нешуточное дело… Вот ты, Алла, говоришь, что в семье супруги шлифуют и оттачивают чувства. Уж не знаю, что мой муж шлифовал… – зло добавила Эмма. – Я с тридцати пяти лет на полном «самообслуживании», а Федор после шестидесяти обо мне вдруг вспомнил, когда уже вовсе ни на что не был способен, да еще обижался, непонимающе смотрел на меня, когда я отказывалась делить с ним постель и презрительно бросала: «Бегу, спотыкаюсь…» Он был противен мне в своей убого-ущербной похотливости.