Вкус жизни

– Извинение – это факт чего-то истинно человеческого, даже интеллигентного… – усмехнулась Лера.

– Раньше, когда он делал глупости, я за ним их исправляла.

– А почему не он сам?

– Скажешь ему бывало, что он не прав, так такой ор поднимал, «мертвые из гроба вставали». Я замолкала, жалея детей. В первые годы совместной жизни я еще старалась что-то растолковать мужу, но он, не желая признавать ошибок, начинал кричать, грубо меня обзывать, нести невнятную, бессмысленную ахинею. Если я пыталась защититься, он кричал еще громче, хамил еще злей. Когда же, разнервничавшись, я переставала спорить, он спокойно заявлял, что я упрямая, и всю вину на меня перекладывал. Сценарий был один и тот же. А заканчивал он его фразой, применяемой им на все случаи нашей жизни: не нравится, ну и не буду ничего делать. А теперь сам исправляет свои ошибки. Сопит, злится, но молчит. Может, начнет хоть чуть-чуть ценить мой труд… Да вряд ли. Посмотрим…

– Федор наголову разбивал твои аргументы или его злило, что ты часто оказываешься права? – спросила Лера.

– Он отторгал их грубостью, которая выбивала меня из колеи и не позволяла идти по пути выражения своего мнения. Он уводил разговор в область нелогичного, и я уже пыталась обосновать бессмысленность его фраз и уходила от сути дела. Но мне никак не удавалось сформулировать рациональные возражения, потому что он перебивал меня, осыпал, как из хобота комбайна, горами словесного «мусора», и я запутывалась в них окончательно, уже понимая, что мои попытки доказать свою правоту изначально обречены на провал. Я замолкала. А ему только это и надо было. А когда я старалась вернуться к поднятой в начале разговора теме, он утверждал, что я снова затеваю ссору. А как-то в бешенстве заорал на меня, мол, только идиот бывает всегда прав. А все дело в том, что я никогда не отстаиваю необдуманных решений.

– Все ясно. Он любит только себя, а ты, пытаясь доказать свою правоту, ущемляла его самолюбие. Еще он не хочет принимать твое мнение в расчет, потому что боится подчинения. И даже если ваши мнения совпали, но предложение первой сделала ты, он все равно откажется от него из страха быть порабощенным. Власть, пусть даже мнимое превосходство для него важнее истины, уважения и даже любви. Не только твои просьбы, но даже проявление положительных чувств с твоей стороны он воспринимает как покушение на его превосходство, как на требование подчиниться. А кричит он потому, что не уверен в себе, боится тебя.

– Боится?! Вместо того чтобы сказать, что не прав, исправлюсь, сделаю лучше, он заявлял, что раз мне не нравится, он больше не будет мне помогать. И не помогал. Мое малейшее замечание он использовал как повод разругаться и отказаться от домашних дел. Но не могла же я молчать, поощряя его безответственность?

Я спрашивала мужа: почему он на добро отвечает злом, почему он мое желание сблизиться с ним считает дерзким вторжением в его жизненное пространство? Молчал. Не мог ответить на вопрос. Его поведение на уровне интуиции, он так запрограммирован? Не задумывался? Не хотел? Он не утруждал себя самостоятельным анализом своего поведения? Его лозунг: «Я всегда во всем прав». Он просто игнорировал вопросы, на которые не хотел отвечать. Не привык, чтобы его мнение оспаривали. Я прекрасно осознавала нецелесообразность ведения наших споров, в которых не могла переспорить или убедить мужа в чем-то, что противоречило моему мнению, но промолчать у меня не всегда получалось.

Меня с детства учили, что долг каждого человека совершенствоваться, преодолевать себя, свои слабости, что тот, кто не признает свои ошибки и недостатки, никогда не изменится к лучшему. Вот я и пыталась как-то воздействовать.

– Федор не отвечал на твои вопросы, потому что опять-таки считал, что самораскрытие перед другим человеком ведет к закабалению.

– Но это при условии, если бы я к этому стремилась.

– Но ты же хотела сделать его себе понятным? – напомнила Лера.

– Но не подчинить… Он же грубо обвинял меня в глупости, в том, что я выдумываю сюжеты его измен, а я ничего не могла ему доказать, хотя помнила все до мельчайших подробностей. Он нагло врал, глядя мне в глаза. Я не могла этого понять и не хотела терпеть подобного положения дел в нашей семье, – растерянно и зло проговорила Эмма.

– Он, наверное, полагал, что все в семьях любым способом стремятся к власти. Над ним, видно, всегда довлела собственная мотивация поведения. Для Федора она главная, преобладающая, даже если с твоей точки зрения совершенно неверная. Для него крайне важно держать ситуацию под контролем и чувствовать себя победителем. А ты давила, давила его своей правильностью, порядочностью. Ты была права, и он ненавидел тебя за то, что ты заставляла его почувствовать унижение. Вот он и противоречил, да еще и гулял, доказывая тебе, что «на хрен ты нужна такая-разэтакая», – поставила жесткий диагноз «болезни» Федора Инна.

– Но это нелогично, даже глупо. В этом отличие мужчины и женщины? Любым путем, ложью, даже подлостью заставить петь под свою дудку? И они еще хвалятся своей мужской логикой!

– Не обобщай, – предупредила Лера.

– Получается, нормальный контакт, взаимодействие с таким человеком невозможно?..

– Если только льстить, лицемерить, пускать в ход все хитрости и уловки, свойственные женщинам, подлаживаться… Тебе это нужно?

– Но я никогда не повышаю голоса, не командую, мягко прошу или предлагаю. Федор как параноик: всегда ожидает от меня плохого, капризничает как избалованный ребенок, умеет только мучить, тешить свое якобы оскорбленное тщеславие. Ему бы только теснить, подавлять, затмевать. Сам-то он любит поддевать, а его «не моги». Как бы он повел себя, если бы я не уступала ему в дерзости?

– К этому вопросу мы вернемся как-нибудь позже. Он слишком сложный, – улыбнулась Лера. – Пойми, именно твоя честность, непоколебимость, твоя правота внушали ему опасения и неуверенность в его власти над тобой.

– Невольно возникает вопрос: как мне защитить мужа от самого себя, от страха оказаться ведомым?

– Да никак! С другими женщинами он тоже был ведомым… Черного кобеля не отмоешь добела. Человек, не признающий своих ошибок, никогда не изменится к лучшему, – негодующе возроптала Жанна, продолжая слушать Эмму с неослабевающим интересом.

– Надо было для удовольствия мужа прикидываться дурочкой, – предположила Аня.

– Нелепая и предательская идея! Он и так меня в ничто? превратил, так мне еще и саму себя принижать?

Эмма недоговорила. Инна спросила ее с внешне безразличным видом:

– А темперамент, а страсть Федора? Куда их денешь?

– Темпераменту всегда можно найти полезное применение. Только не стоит его путать с несдержанностью и распущенностью.

– А как же без страсти в любви? В ней есть что-то животное, сумасшедшее, неконтролируемое… по-своему очень даже привлекательное.

– Настоящая любовь – не страсть. Моя любовь – спокойная мощная глубокая река, а его – кратковременный бурный, мутный горный поток после весеннего ливня… Или ты о самом акте?..

– «Течет река Волга…» – пропела Инна, уходя от ответа. – Мой первый тоже считал, что любовь только на короткое время сливает мужчину и женщину в единое существо, живущее одинаковыми мыслями и чувствами. Он лишь влюбляться был способен. Пенки снимал… Мол, я дитя страсти, а ты – рассудочности. И нам не по пути.

«Быть подругами не значит вместе барахтаться в одной грязи, – вздохнула Лера. – Интересно, как Инка отреагировала на мой вздох? Наверное, превратно».

– Отчасти мне даже жаль Федора. Он никогда не получал ни удовольствия, ни удовлетворения от семьи, и ему уже не испытать этих благотворных, дающих смысл существования человека чувств, которые могут длиться до конца жизни, не ослабевая, а только укрепляясь. Искаженный взгляд на семью, сформированный его матерью, лишил его этой возможности. Он обкрадывал себя… Чего греха таить, он хотел свободно жить, вольно дышать, а тут я со своими заботами и желаниями, с детьми и внуками. Все мы небезупречны. У всех нас по мелочам рыльце в пушку: там не сдержались, там не так поняли. И нечего себя в грудь кулаком бить, – сказала Эмма мягко, печально, будто совсем другая женщина.

Последняя фраза поразила всех своим несоответствием всему ранее сказанному.

– В рай на чужом горбу твой Федор хотел въехать, – запальчиво сказала Галя и озадаченно замолчала. Не понимала она последних слов Эммы. И это ее злило.

«Кто не подчиняется себе, тем управляют другие. Надо же и себя понимать, уважать и любить. Конечно, подчиняться легче, но и вреднее», – сердилась она на Эмму.

– Не о том печалишься, – начала было Лиля.

– Беда в том, что я слишком много понимаю, просчитываю… и ужасаюсь подлости некоторых из окружающих меня людей… А что мне остается? Молча признать горькую правду и стоически ее сносить… Знаешь, когда сталкиваешься с собственным ничтожеством, в которое тебя превратили… по причине твоей любви, когда ощущаешь непредсказуемость, быстротечность и бессмысленность всего происходящего… Меня будто разжевали и выплюнули «железные челюсти» этого семейства. Как очистить сознание от всех этих убивающих меня мыслей?.. Он любил всех их или был только одержим ими?

«Эмма не нуждается в моих мыслях. Она говорит сама и слушает только себя. Ей необходимо выговориться», – подумала Лиля без обиды.

– Страсть не умеет рассуждать, она желает, жаждет, требует. Люди все разные. Одних поглощает страсть к науке, других – секс, третьи зациклены на своем здоровье, четвертых власть прельщает и деньги. Взрослых не переделать. Что заложено природой и воспитанием, не перешибешь. Таких, как твой муж, надо просто избегать. А если уж не повезло, то оставлять или отодвигать в сторону. Перестань с ним бороться. Найди в себе смелость сказать: «Это был мой выбор ради сына» и успокойся. Я тоже когда-то стояла перед выбором.

– Но ты не разочаровалась.

– Как знать… Все мы держим самые неприятные и тайные мысли при себе, – ответила Жанна тихим и каким-то безнадежно усталым голосом, будто выпав из повседневной реальности.

Сказала? А может быть, только хотела сказать…

«Какая-то неуклюжая попытка помочь Эмме… Чем же меня действительно раздражает Жанна? Своей напыщенностью, что ли… Я-то очень даже хорошо представляю, каково это – находиться рядом с человеком, которого любишь и ненавидишь… Хотя иногда кажется, я так до сих пор и не разобралась в хаосе своей души», – подумала Рита и, чтобы не окунаться в омут своей и чужой печали, быстро переключила внимание на Аллу с Лерой.

– Борьба за власть является важной частью отношений между людьми в обществе. И надо быть к ней готовой.

– В обществе, но не в семье. Для борьбы вне семьи требуются силы поосновательней, погрубей. Может, поэтому политика – дорога немногих женщин. Теперь такие попытки предпринимаются достаточно большим количеством женщин. Не всегда у них получается. У мужчин многовековой опыт.

– Получится.

– Даже несмотря на многовековое принижение?

– Вопреки ему…

– Влюбленность, любовь, страсть, одержимость. В чем их природа, в чем их смысл? Как-то вспомнила свою детскую любовь. Маленький, конопатый, ничего из себя не представляющий. Может, под рукой лучшего не было? И ведь с ума сходила… Но это была не любовь, а потребность выплеснуть на кого-нибудь переизбыток своих чувств. Я была влюблена в иллюзию, не имеющую ровным счетом никакого отношения к выбранному мной объекту.