Вкус жизни

– Почему человек не учится на чужих ошибках, а проходит свой путь, набивая шишки? – снова спросила Аня.

– Это не вопрос диалога или книг. Это вопрос целой жизни для каждого. Человек ищет не рецепт, как жить, а смысл своей жизни. Сравнивать свою и чужую жизнь – занятие полезное, но крайне неблагодарное. Особенно если у всей семьи, как у родственников мужа Эммы, общий недуг – отсутствие любви, и они это находят совершенно нормальным и естественным, – усмехнулась Лера. – В принципе, все можно оценить. Цены нет только у любви.

А Эмма все продолжала свой разговор с Жанной.

– …К чести сына сказать, все эти годы он поддерживал и как мог защищал меня, осаживая отца в его гадких нападках и издевках. Дочек муж и слышать не хотел, за людей не считал, хотя одна теперь профессор, в вузе преподает химию, другая – предприниматель. «Они женщины, и этим все сказано!» – продолжал пренебрежительно говорить он.

– Может, напрасно ты так с мужем категорична, может, лишку берешь? Я понимаю, когда любишь, обиды быстро забываются, а если разлюбил, они всплывают из глубины памяти и выплескиваются во всех подробностях.

– Тебе пример его «любви и порядочности» привести? Да сколько угодно. Попросила я его свозить меня с внуками в лес, на природу, мол, ты каждый выходной на рыбалке, а мы в городе паримся. Так он привез нас в тридцатиградусную жару на песчаную косу, где ни кустика, ни травинки, оставил в раскаленной машине, а сам уплыл. Мне дурно от духоты, малыши плачут… Еще хочешь примеров?

– Мне ближе позиция отвлечения на что-либо более серьезное, – растерянно пробормотала Жанна.

– Все испробовала, не помогает. Отношения с мужем – моя самая серьезная проблема. С остальными я прекрасно справляюсь… Любовь проходит, а горечь остается и терзает, превращая жизнь в беспросветный мрак тоски, затягивая в трясину безысходных обид. И стереть из памяти их никак не удается, – резко закончила Эмма, нервно стискивая руки. И вдруг тоскливо добавила:

– Вот ведь как бывает: за всю юность не случалось, чтобы меня оставляли. Влюблялась, разочаровывалась и первая уходила. Не было проколов, как говорили девчонки. А в замужестве не повезло. Можно подумать, я подряжалась исполнять только его желания… Что тут говорить? Давно разведен мост между нашими сердцами…

На этой грустной ноте рассказ Эммы иссяк окончательно. Глаза ее померкли и укрылись под защиту полуприкрытых век.

– Равнодушие, которым окутал себя твой Федор, пока ты страдала, теперь обернулось для него… мучением твоих нападок? Заставляешь его чувствовать себя виноватым? – насмешливо спросила Инна.

Ответа не последовало.

А она продолжила:

– Вот и пусть на себя пеняет.

«Вот откуда в ее взгляде эта тоска поздней осени и изморозь в волосах, – поймав изменившийся взгляд Эммы, подумала Лена. – Вот откуда эти плотно сжатые губы, молчаливость, твердая волевая хватка в любых делах. Бывает, что один гадкий поступок может заслонить или даже перечеркнуть все хорошее, что было до этого, а тут многолетняя боль. Чей вариант лучше – мой, Эммин? Она силы мужу отдавала, а он смеялся над ее любовью. Ей обидней… Судьба у всех нас неповторимая. И жизнь у каждой одна-единственная… А что с душой? У нее огрубела, у меня очерствела?.. Нет, мы ее детям отдали».

– Эмма, что лучше: верить или знать? – тихо спросила Жанна.

– Много раз убеждалась, что лучше жить с закрытыми ушами и глазами, – ответила та.

«Получается, что неудачная семья – это кучка людей, притворяющихся счастливыми и хотя бы на время пытающихся обуздать в себе злых духов неудовлетворенности, обид и противоречий, – усмехнулась Инна. – А завтра Эмма будет вспоминать только самые счастливые моменты своей жизни, восторгаться детьми, внуками. Ни одного стона из ее уст не услышат наши друзья-товарищи и, возможно, позавидуют ей… Правда, завтра в основном будут говорить наши обожаемые старенькие преподаватели и наши милые седеющие мальчишки. И проблемы они станут поднимать только глобальные. Будет парад звезд и интеллектов. Девочки тоже будут на высоте, эрудицией станут блистать не менее ярко, чем улыбками, забудут все свои беды и обиды, начнут бисер комплиментов рассыпать сильному полу… А всеми нами обожаемый Игорь Васильевич, наверное, как и прежде, будет умен, строен и красив. Ему в те годы было немногим больше, чем многим из нас. Хоть бы пришел на встречу, порадовал. И Антон, наверное, не применет осчастливить своим появлением…

Но ведь если разобраться, все мы в большей или меньшей степени можем гордиться не зря прожитыми годами: кто успехами в работе, кто детьми, а кто и тем, и другим вместе взятым».

«Да что же это такое сегодня происходит? Все будто сговорились, как документальные фильмы, прокручивать назад свои сценарии жизни и посвящать друг друга в тайны неудачных браков! Откровение Лили раскрепостило остальных?» – поежилась Лера. – А, собственно, что я хотела услышать? Наша жизнь теперь вращается вокруг двух столпов: прошлое да перестройка.

– …Еще в далеком детстве я как-то услышала сдавленный плач нянечки. Она бормотала: «Если бы я не знала об измене, может, и умерла бы счастливой». Меня тогда потрясли ее слова… Видно, и правда есть такая подлая порода людей. Они как животные по весне: их ведёт только тупой инстинкт. И ничто их не может отрезвить, – сказала Аня.

– Экклезиаст ты наш доморощенный, – без тени ехидства рассмеялась Инна. – Все, к сожалению, банально и заурядно.

Разговор опять становился общим.

– …Когда я развелась со вторым мужем, явился к нам первый «блудный папа» после многолетнего отсутствия – беспечный, веселый. Думал, что придется кстати. Мол, начнем все сначала. Мама у него умерла… Сын даже не глянул в его сторону. «Нянька тебе потребовалась?.. Ты сделал мне одолжение, придя к сыну? Не нуждаемся…» – отрезала я, – в подтверждение чьих-то размышлений добавила свой факт Лиля.

– Признавая мудрость твоих слов, возражу. Ты говоришь серьезно или, как всегда, шутишь? Предлагаешь побеждать зло жестокостью и непорядочностью? Но это же грязная война, – удивилась Мила. – Ничего хорошего из этого не может выйти. Писатель Юрий Трифонов говорил, что нельзя человека на всю жизнь приколачивать к его ошибкам.

– Это он нам, женщинам, такой совет давал. Сами-то мужчины не очень-то способны прощать. За одну ошибку со света сживут, – осадила подругу Галя.

– А если этих «ошибок» бесконечное число? А если они близким людям всю жизнь изгадили?.. Вот и подставляй то одну, то другую щеку! – рассерженно взбрыкнула Эмма. – С меня хватит пережитого. Спроси мнения на этот счет у Риты. Она тоже ранена жизнью и объяснит тебе, что любовь не всегда соединяет и возвышает в человеке его положительные качества. Мой муж со своей матерью испортили мою жизнь. А она у меня одна. Другого шанса прожить заново природа не дает. Я благодарить их за это должна? Я тебя шокировала своей безжалостностью к их порокам? Может, это заставит их и других им подобных задуматься над своим поведением!

– Жди, заставит! Разлобастилась, – бросила реплику Инна, окатив Эмму мрачно-горячим взглядом.

– Кажется, Толстой сказал что-то вроде того: «Счастье – это хорошее здоровье, чистая совесть и плохая память на мучительные события», – сказала Лера.

– С последним пунктом я не согласна, – сказала Рита. – Простить можно один раз. Забывая плохое и прощая, мы не только позволяем, но и способствуем обидчикам продолжать свое черное дело. Хорошую себе отмазку придумали мужчины! Недавно встретила в магазине знакомого. Тридцать лет не виделись. Так он тоже мне сказал, что старается забыть, как три раза уходил от жены, как из-за него она не раз в больницу попадала… Какая была девчонка! Красивая, гордая, умная. Отец министром в какой-то из республик работал. В университете особняком от всех держалась. И что с ней стало?..

– Дожил до таких лет, а ума не нажил, до сих пор ветер в голове. Такие за ум не берутся, пока самих болезни не придавят. Не догадываются, что и им могут боком выйти их фортели. На два шага вперед не видят… – обреченно махнула рукой Лиля.

– Бог с ними, с чужими мужьями и свекровями. Мы уже сами тещи и свекрови. От ревнивой свекрови никто не застрахован, особенно если сыночек у нее один-единственный. А вот что касается наших мужей, осаживать их, я думаю, надо женской хитростью. Мы должны управлять ими, применяя «тиранию» слабого пола над сильным, – с простодушной и неизменно доброжелательной улыбкой сказала Жанна. – Я своим верчу, как хочу, а он только радуется.

– Умная женщина не поставит талантливого мужа к плите, а хитрая – пожалуйста, в любой момент. Есть у меня такие примеры. К сожалению, хитрость и наглость, как правило, побеждают талант, – как бы между прочим заметила Лера.

– Я в другом смысле, – обиженно поджала губы Жанна.

– Если муж неталантлив и не великий труженик на производстве, пусть вкалывает в семье наравне с женой и не увиливает, – высказалась Лиля.

– Дельный совет для того, у кого муж есть, – глухо, каким-то чужим голосом, будто с трудом выдавила из себя Инна.

Эмма продолжала начатый разговор уже шепотом, наедине с Жанной. Нашла благодатного слушателя.

– …В дом к нам стал ее приводить, мол, записывать будет за ним. Маленькая, полная, чуть моложе меня. На меня смотрит с наглым пренебрежением. Как-то я пришла с работы раньше обычного. Слышу, муж с восторгом рассказывает о перспективах фирмы. А ей скучно было. Она тайком зевала в ладони, лениво склонившись на спинку кресла.

А он красовался уже не перед ней, перед самим собой! Он восхищался собой, своим умением умно выражать свои мысли. Он даже не обращался к этой женщине, сонно сидевшей перед ним. Мой герой принимал позу то Наполеона, то артиста, читающего восхитительный монолог и гордо вышагивающего по сцене перед публикой с высоко поднятой головой и картинно разбросанными руками. Он бесстыдно себя восхвалял. «У него приступ мании величия?» – думала я растерянно.

– Нарцисс – не лучший претендент на руку и сердце, – заметила Лиля.

– Постоянная влюбленность в себя не оставляла ему времени для мрачных мыслей, и он всегда чувствовал себя счастливым. А ты и даже те женщины вовсе были ни при чем. Вы посредники, – рассмеялась Инна.

– Это уж совсем из области психики, – отмахнулась Эмма. – Ну так вот, слушай дальше. Я оторопело стояла на пороге комнаты, но он, находясь в состоянии эйфории, не замечал меня и продолжал петь себе хвалу. Я слушала и поражалась, не веря ушам своим и тому, что видела. «Это происходит на самом деле? Ему нужна любая, лишь бы слушала и верила в его гениальность? Патологическое тщеславие гонит его к женщинам? Оно само является страстью и уже не подвластно ему? Оно занимает все его мысли? Вот откуда такая неразборчивость… Он понимал, что я не гожусь для этого. Я слишком хорошо знаю многие его слабости и по определению не могу им искренне восхищаться», – растерянно думала я, пораженная своим открытием. Я не могла ни понять, ни принять подобных проявлений.

И тут вспомнила его мать, ее дифирамбы сыну. Так вот в чем причина его непостоянства. Вот что значит завышенная самооценка, внушенная и взращенная матерью. Вот откуда самолюбование и эта странная любовь к себе, горячо любимому. Было бы к чему… Я даже в среде много более умных и интересных людей не встречала подобного «феномена». И брат свекрови сгубил своих детей непомерным восхвалением. У всех троих хоть и по-разному, но не сложились семьи и судьбы.

– Вот ты говоришь: страсть. Чтобы справиться с одной страстью, надо заменить ее другой, более сильной, но более полезной и безопасной. Только вот чем? – спросила Лера. Но Эмма ее не слышала.

– Я тоже уверенно делала карьеру, еще до замужества защитилась сразу после окончания аспирантуры, в двадцать четыре стала заведовать кафедрой в единственном в нашем городе институте, командовала тремя лабораториями. Но мне и в голову не приходило восхищаться собой. Работала деловито, буднично, нормально. Так и должно быть. Мое трудолюбие дало свои плоды. Врачи к знающему физику относились с уважением и почтением. Это естественно. Заслужила. И я к ним с таким же пиететом. Мы получали удовольствие от взаимной стимуляции, которую дарит общение разноплановых интеллектов. А как же иначе?

…Дикая сцена вспомнилась. Отдыхали мы на институтской базе отдыха. Были танцы. Муж на глазах у всей компании вспрыгнул на одну красивую разведенную женщину (она была в поиске), обхватил ее руками и ногами, чуть не свалил на землю… Потом продолжил танцевать с другой, страшно гордый своим поступком. А я стояла изумленная, растерянная. И потом, в домике ничего не могла ему доказать, а он даже не хотел обернуть инцидент в шутку. Видно, никто в детстве не объяснял ему правил поведения…

«Я сочувствую Эмме, но приходится – к моему стыду – признаться, что я так измучена своими проблемами, что уже не могу искренне и ярко радоваться хорошим моментам в жизни своих подруг и сильно печалиться от их грустных событий. Наверное, виной тому мои отнимающие много сил болезни. (Организм таким образом сам сохраняет остатки моих сил?) Может, именно поэтому я лучше других понимаю Инну», – с некоторой грустью думала Лена.

Теперь Эмма в запале говорила чуть громче, и ее слышали другие сокурсницы.

– …С клиентами, бывало, по телефону уважительно разговаривает. Ведь умеет же, когда хочет быть галантным, обходительным, а дома не считает нужным быть даже просто вежливым. Со мной нервный, резкий. Я его выслушиваю до конца, а он меня обрывает на полуслове, мол, все ясно, а потом выясняется, что ничего не ясно. И тогда он злится и кричит, что я плохо объясняю. Но ты же знаешь, как мы, педагоги-физики, умеем четко и кратко выражать свои мысли. Я не начинаю говорить, пока всесторонне не обдумаю то, что собираюсь довести до слушателя. Это он, прежде чем сказать что-то существенное, будет рассусоливать полчаса, так что не сразу сообразишь, куда он ведет основную линию.

Если он незнаком, допустим, с какой-то проблемой, то его идеи – пустые химеры. А он начинал творить совершенно нелепые вещи, но не признавался, что несведущий, не извинялся… Командуй там, где ты классный специалист, и не заглядывай, как хозяйка борщ готовит.