Вкус жизни

– Бесхитростные, прямодушные мы с тобой, Лиля. Не умеем когда надо подладить, похвалить, сыграть на слабых струнах. А есть женщины хваткие, с хитринкой. И своего мужа удержат, и чужого уведут. Одну такую знала. Понимала, что любовник не хочет от жены уходить, так шантажировала, угрожала, что расскажет об их связи. Какая уж там любовь, боялся он ее, вот и приходилось ему играть не в того, кто он есть на самом деле. Только кто ему виноват, – с презрительной гримасой сказала Эмма.

– Не понимаю, к чему ты призываешь? – воинственно поинтересовалась Инна.

– Я с беспокойным неудовольствием пыталась понять, что же это такое творится на белом свете, если…

– Лабуда все это, не гони пургу. В тебе говорит жена и педагог в одном флаконе. Гнать их таких надо взашей, а не оправдывать – вот беспроигрышный вариант, чтобы не терзал напрасно демон сомнения, – ухмыльнулась с неудержимой, вроде бы беспричинной радостью Инна. – Я своему последнему так и сказала: «Сладко жрать будешь, задница… то бишь… кишки слипнутся».

Жанна сразу после этих слов перестала лучиться спокойствием, взглянула на Инну с неожиданной усталой мудростью и произнесла:

– Хотела бы порадоваться за тебя, но… советовать непотребное…

– С твоей ли взыскующей душой… – усмехнулась Инна.

– Поскреби добра по сусекам, может, изменишь мнение…

– Пыталась. Попытки успехом не увенчались.

«Не стану подогревать боевой дух Инны, промолчу, а то от нее не скоро открестишься», – решила Жанна.

– Изуверилась я с Дмитрием во всем хорошем. Судьба обманула меня, кинула. Земля под ногами ходила ходуном, когда разводились. С тех пор я так и не обрела сердце, хотя знаю, что милосердие, справедливость и порядочность у него давно выпали в осадок. Его голос, несмотря ни на что, почему-то до сих пор вызывает во мне слезы. Раз мы поженились, значит, какие-то струны в наших сердцах резонировали. Чем приглянулся? Была поэзия первых впечатлений, потом привязалась… Так и не научилась лгать ни себе, ни ему. Не могу скрывать своих чувств. А казалось бы, проще простого. Патология.

– Не парься. Теперь смысла нет, – грубовато успокоила Лилю Мила.

– Где любовь без меры, там и обиде нет конца, – сказала Жанна. – Как иначе сердцу высказать себя, не теряя достоинства?

– Спасибо на добром слове… Любила я его, но не срослось у нас. Думала, больше не захочу ввергать себя в новые страдания. Не скоро вышла из тихого отчаяния… А он быстро нашел родственную душу в другой женщине. Скитался с ней, грязью зарос, горюшко мое. Чуть ли не нищенствовал… Оскотинился, окончательно потерял уважение к себе. Потом чисто зверем сделался. Но я уже так не переживала, не думала, что он опять с пьяни натворил, кого подвел под монастырь.

Думала: сто лет он мне без надобности, и задаром назад не возьму… И почему человек часто поступает во вред себе? Он так запрограммирован изначально?.. Жизнь моя, максимально насыщенная отрицательными событиями, – грустная песня, и слов из нее не выкинешь. Она преподала мне уроков как никому другому, и что из этого?..

Вот объясните, почему мне понятно, что жить надо так, чтобы в семье всем было достаточно комфортно, и это возможно только при условии, когда оба хотят одного, а Диме – нет. Почему он бездарно прожигал свою жизнь, словно начерно жил. Неудачно репетировал спектакль своей будущей жизни? Почему мне не удавалось объяснить ему, что второго шанса судьба не дает, что в семье должны быть любовь, взаимопонимание, взаимопомощь, сопереживание? Неужели это такая трудно воспринимаемая истина? И всего-то от него требовалось побороть свои слабости и эгоизм.

– Любила ты и возилась с ним не только по доброте душевной, но и по причине неуважения к собственной личности, – категорично заявила Инна. – Прогнала бы, глядишь, и сама для себя хоть немного пожила бы нормально. А то подсела на суету и заботу о полуразрушенных мужьях-подростках и недоносках, а теперь за голову хватаешься, мол, на кого жизнь положила.

– Не трави душу… Мои мужья – это проказа или насмешка судьбы. Удивительное дело: один «интереснее» другого! Натерпелась я с ними. «Награды» от них сыпались мне как из рога изобилия. Что позволяло мне верить, что пересилю мужей? Что-то перемкнуло в моей голове еще в юную, мечтательную пору? Думала, поймут, что с женщиной надо считаться, что не солдат она, не на службе у них. Почему я притягивала порочных?.. Проиграла я борьбу с мужьями с позорным счетом три – ноль в их пользу. И опять зияло освободившееся место отца семейства – подумать только! – мне немым упреком. И опять жизнь проходила мимо, – грустно пошутила Лиля.

– По мне так это лучше, чем она снова тяжелым катком прокатилась бы по тебе, – осторожно высказалась Аня.

– Не умела «употребить» мужчин по их прямому назначению, – вклинилась Инна, – вот и оставалось тебе кивать и поддакивать, если не хотела нарываться, или воевать до потери пульса. Наверное, мучилась проблемой: «И чего это мое деятельное добро не достигает цели?» Просеивать мужиков надо, отфильтровывать из дерьма лучших…

В ее голосе, как обычно, звучала ирония.

– Ты умела! Не мути воду. Никому еще не удалось найти универсальной формулы бытия… Знаешь, тебе идет помалкивать, – отбрила Инну Рита.

– Много позже я неизбежно научилась оставлять и отпускать мужчин, без слез, просто вспоминая их недостатки. Мол, что испытывала? Гадливость, стыд, омерзение?.. И это был огромный плюс. Уже не хватало энергии на инициативы романтического, бескорыстного добра. Много чего неожиданного возникало на моем пути. Мужья были, мужчины не встретила. Не знаю, бывают ли удавшиеся судьбы? Даже Чехов не верил в любовь. «Любовь – это нечто великое, что было в прошлом и что будет в будущем, но не в настоящем». Не встретил он настоящей женщины, такой, чтобы он смог написать что-то другое, более оптимистичное.

Вот Марго утверждала, что «в покое и равновесии нет развития, а потому вечного счастья не может быть теоретически, что не бывает чувства длиною в жизнь. Рано или поздно в любой семье возникает исчерпанность отношений. Полосы неудач так же неотвратимы, как и полосы побед. Отсюда непрочность семьи. У каждого есть право на эту непрочность». Я не согласна с ней. Достойного я могла бы любить до конца дней своих. А проблемы надо решать по мере их возникновения, не накапливать, дожидаясь взрыва. И главное: семейная жизнь должна строиться на взаимных усилиях.

Подруги молча слушали. Понимали, Лиле надо выговориться, выплеснуть наболевшее. А Лена подумала: «Нагородила слов! Ворохом эмоций засыпала. Конечно, все правильно говорит, но я бы тут одной фразой обошлась».

– Сколько лет на мужей ухлопала, и никакой отдачи. Дикие фантазии бледнеют перед твоими рассказами. Есть от чего прийти в отчаяние, – вздохнула Жанна.

– Ох, и насолили тебе мужчины, – посочувствовала Лиле Аня. – У мужчин получается так: надоели проблемы в семье – бегом от них к бутылке. Загорелся – помчался искать новое счастье. Любить не умеют. Пока они молоды, секс ставят на первое место, водку на второе. А потом наоборот.

Сказала и рукой махнула: чего, мол, теперь говорить.

«Тоже мне эксперт по семейным вопросам. Каждый судит о ярмарке по своей выручке», – насмешливо фыркнула про себя Инна.

– Так ведь не все плохие. Хороших много, – тихо произнесла Жанна.

Ее слова были встречены длительным молчанием.

Первый муж

А Лиля словно отключилась. И побежали, побежали виденья… воспоминания вдруг нахлынули разом, беспорядочно, безжалостно… Прошлое не убирает за собой последствий. Ничего не стирается из памяти, все намертво врезается.

…Первый муж. Мать как щупальцами спрута охватывает его, заполняет всего без остатка. Она – его Вселенная, а не женщина, которая делит с ним ложе, обихаживает его, растит их ребенка. Она – родная, навсегда вошедшая в его сознание единственно преданной, не может быть вытеснена какой-то там чужой женщиной, удел которой – прислуга, нянька, пусть даже если бы она нянчилась с ним уже вдвое больше, чем нянчилась с ним мать. Каждое слово матери – доброе или заведомо лживое – для него закон. И не может тут быть ни размышлений, ни рассуждений. Это как вера в Бога. Бог есть, и он всегда и во всем прав. И точка. Это выше разума, это как инстинкт у животного. Она зовет – он идет. И при чем здесь семья, если говорит, если требует мать. Его сердце заполнено любовью к матери, и в нем нет места для любви еще к кому-то. Даже отцу там не было малюсенького уголочка. Как смогла внушить ему такое безграничное почитание обыкновенная хитрая женщина?

Кем закладывается в человеке прекрасная возвышенная душа, полная благих намерений, или гадкая, подлая? Богом, многими тысячами поколений предков? А родители ее только чуть-чуть корректируют? Но, видно, не чуть-чуть… Может, он родился таким? Только что вылупившийся цыпленок тоже следует за тем, кто первым появится перед ним. Но даже птица, повзрослев, покидает родителей. Так запрограммировано природой…

И вдруг я прозрела, вспомнив, как часто мать буквально часами восторженно нахваливала сына. Помнится, мне было неловко выслушивать не очень заслуженные дифирамбы, а он светился от счастья. Лестью добивалась такой привязанности! Сын был единственной выигрышной картой в ее игре, он для нее знаменовал весь мир. Она хотела, чтобы он любил только ее. От ее воспитания его вечное недовольство их молодой семьей. Он ей был нужен, и она умышленно не готовила его к отрыву от себя, к будущему нормальному браку. Она тщательно оберегала его от долгих надежных привязанностей к другим женщинам. Но в студенческом коллективе ее материнские чары на время ослабли, и он вышел из-под контроля. А я, глупая, так самозабвенно отдавалась первой влюбленности, так верила в счастье! Я была с ним ласкова и нежна и не замечала, что он только принимал мою любовь…

Позже, когда разошлись с ним, вычитала, что такое поведение называется эдиповым комплексом. Для таких сыновей единственная в их жизни женщина – мать. И как я затесалась в этот нерасторжимый союз?.. Возможно, такая непостижимая любовь – привилегия ущемленных людей. А я-то сначала никак не могла понять: что так меня в нем возмущает?.. Теперь это не суть важно.

Увидев свою свекровь, я почему-то сразу многое в ней поняла, но не поверила, что ей совершенно нет дела до того, что у сына теперь кроме нее есть еще кто-то, кого можно любить. У меня возникали сотни нетерпеливых вопросов к мужу. А он не хотел ничего объяснять, разражался криками, истерикой. Вместо спокойного диалога говорил с интонацией выяснения отношений, упреков, создавая этим еще более неприятную и запутанную ситуацию.

Ведь как люди беседуют: один спросил, другой ответил. Все просто. А с моим мужем нормально говорить было невозможно. Он сразу ерошился: что ты этим хотела сказать? что ты имела в виду? Ты хочешь меня унизить, захватить власть в семье? И понеслась писать губерния… Зачем мне искать двусмысленности, тайные подкопы и черт знает что еще? Зачем ему эта странная способность завуалировать элементарное, делать из мухи слона, задалбливать дурацким многословием? Чтобы заткнуть мне рот, не дать высказать свое мнение, не позволить точно и четко обозначить проблему? А его мать на мои прямые вопросы после ее очередной пакости просто молча смотрела мне в глаза неподвижным стеклянным, ничего не выражающим взглядом. И я терялась.

Мою свекровь можно понять. Она теряла слишком много: внимание сына, деньги. Но это же дикий противоестественный эгоизм! А я-то надеялась, что муж защитит меня от всех возможных невзгод в их семье. Ведь для чего еще нужен мужчина? С остальным я сама могла справиться… Всегда хочешь чего-то большего, надеешься на лучшее, а дождешься или нет – это другой вопрос. Здесь всегда есть варианты, и они часто не в пользу женщин.

А он верил: мама для него – все. Она и теперь, когда он женат, по-прежнему будет о нем заботиться, беречь, пока сама жива. Вот она даже свою любимую детскую скрипку сожгла у него на глазах, потому что та его раздражала… Хоть чем-то старалась блеснуть, запомниться, заслужить его любовь… Но когда мы уже жили отдельно и вдруг заболели гриппом, она не захотела прийти на помощь своему сыну. Побоялась заразиться. Так и сказала. Я была потрясена, а он не удивился, будто не заметил… А вот прийти и нагадить мне она не забывала… У нашего сыночка тогда случилось тяжелейшее осложнение. Ничего. Сама вы?ходила. Выиграла битву за его жизнь. Я сильная. А для него это событие не стало из разряда заметных. Желания мамы – эти да, самые важные. Другая мамаша, видя мою заботу о семье, сказала бы сыну: «Держись за эту женщину, с нею не пропадешь. Она горой за тебя». А эта…

Почему между нами не стало душевной близости, когда мы появились в квартире его матери? Ведь была же. Может, мне только казалось? Ни ласкового, ободряющего слова, ни нежности. Как отрезал. Инстинктивно боялся ревности матери, боялся своей любовью к жене обидеть ее, вроде как предать?.. А она выискивала в моем поведении малейшие недостатки и своим ехидством и оскорблениями принижала меня, стремясь изжить в сыне то чувство влюбленности, которое еще теплилось в нем. А не найдя к чему придраться, в мое отсутствие оговаривала, настраивая его против меня. Ранила бездушно, безжалостно, с удовольствием, с улыбкой. Наверное, мстила за что-то свое несостоявшееся, мною незнаемое. Мне было жалко мужа. Он тоже страдал… Оказалось, не из-за любви ко мне. Самолюбие страдало…

После бесед с матерью он становился невыносимым, а она торжествовала: не выпустила сына из своих рук, он по-прежнему ставит ее на первое место, и так будет всегда! А ее сын, обсуждая только с ней свои дела, все дальше уходил от меня, все глубже погружался в омут ее лести и лжи.

Она не хотела нашего ребенка. «Только аборт! Ничего с ней не случится. Все женщины через это проходят. Сама проявила беспечность. Предохраняться – ее дело». «Ему будет трудно с твоими детьми. У него слабое здоровье». – «У вас оно тоже было слабое, но вы же рожали». – «Я тоже делала аборт. Хотела для себя пожить». – «А я не хочу для себя», – возражала я.

Можно подумать, она не знала, что если в семье ссоры, то еще не рожденные дети инфаркты в утробе матери переносят. У них на нервной почве кучи болезней образуются… А потом еще удивляемся: откуда у малышей от здоровых родителей то рак, то сахар на максимуме, то порок сердца. Даже в старину знали, что хотя бы ради здоровья будущего ребенка надо беречь нервы беременной женщины.

«Что с его мамашей такое? – спрашивала я себя. – Откуда в ней жестокость, махровый эгоизм? Это тупость?»

А он быстро успокоился, спрятавшись за ее спину, за ее жизненный опыт. Он-то мужчина. Дело-то женское, маме видней. Он предал нашу семью, поверил матери, самоустранился. А та продолжала измываться, требовать. И когда у меня случился выкидыш, открыто радовалась… И во второй раз она пыталась помешать, но я во имя ребенка научилась плевать на ее наскоки и вообще на всё их семейство…

Я настаивала уйти на квартиру. Свекровь устраивала истерики. Сын, видите ли, ее бросает. И это при том, что рядом с ней проживало ее огромное семейство. Она просто не хотела лишать себя удовольствия издеваться над невесткой. А муж упорно не желал замечать очевидного, он так и не вышел из подчинения матери, не разорвал пуповины… А ведь даже в Библии сказано: «…Притулись к жене своей». К сожалению, не могла я своей свекрови сказать: «Спасибо вам за сына». И мужу: «Спасибо за любовь, за счастье быть рядом с тобой». Ладно, опущу подробности… Его жалко было. Если бы не мать, из него, наверное, мог бы выйти прекрасный муж, отец. Хотя не поручусь.

Никто больше не позарился на моего раскудрявого черноокого красавчика, так при маме и остался. Ходили какие-то заплесневелые слухи… положим, от лиц заинтересованных, но я не допускала такой мысли и не имела повода усомниться в своем мнении. Крепко мать держала сыночка в руках. Никакую самую распрекрасную женщину не мог он сделать счастливой. Впрочем, для меня это было уже не важно. Было время, когда мне хотелось, чтобы у нас была одна судьба на двоих, чтобы всё с любовью, даже если обмываешь после клизмы… Но не осталось во мне места для таких к нему чувств, вот и ушла.

Почему же так получалось, что его желания всегда были моими, а мои – не его и не его мамаши? Он ее слова повторял, их мнения совпадали? Своих не имел. Иначе в этой семье и не могло быть. В борьбе двух женщин за одного мужчину победила мать. Собственно, я не боролась. Я тащила на себе все заботы о семье, думала, если сразу не могу ничего изменить, смирюсь до лучших времен. А мамаша продолжала строить козни. Как она изощренно издевалась! Самым мучительным были даже не ссоры, не ругань в семье, а равнодушие, безразличие, отчуждение мужа. Убивало чувство ненужности ему, отсутствие своей семьи как таковой, неуверенность в будущем.