– Раньше он не брезговал натравливать мёртвых на людей, – резонно заметил он, доставая простынь, и бросил ею в Паучиху.
– Вы верно выразились: мёртвых, но не извращённых не-мёртвых созданий, – быстро закутавшись в простынь, она благодарно кивнула. – Это больше похоже на дела какого-то экспериментатора, что намерено вырастил гулей и нашёл способ подчинить себе.
– Не вижу разницы, – отозвался епископ, морщась, пока Павиус рассматривал его руку.
Ведьма вздохнула. Помочь исцелить рану она даже не предложила. Заматывая руку епископа, Павиус бросил в её сторону взгляд. Как раз вовремя, чтобы заметить, как та потёрла пальцы, между которыми что-то блеснуло.
– То, что вы зовёте меня ведьмой, с точки зрения терминологии совершенно неверно, – заговорила она, поплотнее закутываясь в простынь. – Ведьмы – это обладательницы внутреннего природного дара, и подчиняется им живая природа. Животные, магические создания, растения. Способности их по большей мере интуитивны. В моём случае дар был, – она запнулась, – благоприобретённый. Я не способна создавать энергию из ничего, только получать и перерабатывать внутри себя. Мне подчиняются мёртвые. В классификации Капитула я некромант, – и помедлив, добавила, – а по факту я жрица Смерти.
Епископ бросил в её сторону красноречивый взгляд.
– Моя задача – упокоить тех, кто лежать в могиле не хочет, и уничтожить тех, кто извращает смерть, создавая чудовищ. Если коротко, я скорее инквизитор от мира мёртвых.
Ответить ей никто не успел, в дверь деликатно постучали.
На пороге стояли бродяга и высокий черноволосый эльф.
– Комнаты для барышни готовы, – низко поклонившись, произнёс последний. – Граф приказал проводить Костяную Паучиху в её покои.
Как на пружине Павиус подскочил на ноги. Её нельзя отпускать. Она должна находиться под его, Павиуса, присмотром!
– Не стоит так волноваться, – расслабленно отмахнулась Паучиха. – Вы помните, что мы не должны ставиться врагами, ведь так?
Взгляд у неё был лукавый. Блёклые серо-розовые глаза блестели. Бледные губы изогнулись в хитрой улыбке. Павиус уже потянулся к мечу, но епископ тронул его за рукав, останавливая.
– Ступай, презренная женщина, но помни, в чьих руках твоё сердце.
– Премного благодарна, – издевательски поклонившись, она отправилась за эльфом.
Едва дверь закрылась, Павиус взорвался:
– И вы отпустите её?! После всего того, что она сделала и наговорила?
– Успокойся. Мы в гостях и вынуждены подчиняться законам этого дома.
– Нет закона выше Божьего! – запальчиво воскликнул инквизитор.
– Нет. Но наша миссия должна храниться в секрете. Одно дело – исследование Проклятых земель, другое – врата в мир мёртвых и свихнувшийся некромант. Мы не должны сеять панику.
Павиус заметался по комнате, как дикий зверь по клетке. Под ногами поблёскивали серебряной паутиной щепки – всё, что осталось от дубового сундука.
– Её нельзя оставлять одну. Что, если она очарует Графа своими женскими чарами?! Она ставит под угрозу всю миссию!
– Павиус, сын мой. Тебе нужно исповедаться.
– Я не…
– Тебе нужно исповедаться, – с нажимом повторил епископ.
Павиус почувствовал, что не в силах противостоять его голосу. Колени сами собой подогнулись. Склонив голову, он замер в позе раскаявшегося грешника.
– Ты вновь ощутил греховное желание, сын мой?
– Нет, Владыка.
– Павиус, ты же знаешь, что не должен лгать на исповеди, – по-отечески пожурил его Епископ Арно и достал из походной сумки прут.
Инквизитор, хоть и был давно не мальчишкой, а умудрённым опытом, шрамами и сединой мужчиной, похолодел.
– Её тело ввело тебя в искушение?
Павиус хмуро уставился в пол.
– Ты ведь знаешь, что не должен лгать на исповеди. Не хочешь говорить мне, признайся самому себе.
Плечи обессиленно опустились. Он не должен воевать с едва ли ни единственным человеком, что пытается помочь, а не осудить.
– Я ненавижу её. Ненавижу всем сердцем. Я бы предпочёл сжечь останки, нежели собирать ее и оживлять.
– Но?
– Но моё тело – враг мой.
– Тело слабо, – подтвердил Епископ, беря его за руку, которой Павиус держал женщину за белоснежный шёлк и паутину волос. – Но дух наш силён!
Резкий удар по ладони заставил тело вздрогнуть, но инквизитор остался на месте. Это было заслуженно. Он позволил себе слабость.
– Мы должны закалять наш дух! – прут со свистом рассёк воздух. – Дух стоит превыше плоти, – удар, – превыше разума, – удар. – Если не можешь изгнать эти мысли, обрати их в ярость, – удар. – А если не выходит…
Пауза заставила Павиуса оторвать взгляд от ковра и посмотреть на епископа.
– Я лишь боюсь, что прознав об этом, она использует тебя, обратив ко злу.
Оставив прут, он по-отечески погладил рассечённую ладонь.
В свои покои Павиус вернулся в смешанных чувствах. Буря, не имевшая выхода, бушевала в душе. А причина ей – мёртвая дева, к которой он не должен ничего испытывать, кроме брезгливого презрения и ненависти.
Его кровь запятнана, род не чист, ему никогда бы не выбраться из роли слуги и всю жизнь прислуживать, если бы в тот роковой день Костяная Паучиха не вложила в его руку меч и не подставила шею.
Люди думают, что храбрый юнец сам, из последних сил зарубил проклятую тварь. Но это она смиренно просила о смерти.
Почему?
На кровати уже лежал чёрный с красным камзол, расшитый серебром и шёлком. Слишком шикарный для скромного инквизитора.
Доставая из сумки парадное одеяние, он думал: смог бы он стать Великим Инквизитором, будь его кровь чиста?
Епископ всего на пятнадцать лет старше, но выглядит развалиной, поход даётся ему очень тяжело. Зато сам Павиус до сих в совершенстве владеет своим телом и мечом. Он искуснее любого из инквизиторов, а видел больше любого из Охотников.