Никто, кроме нас

–Сборище детишек на празднике. Уже не утренник, и уже даже шампанское есть, так самомнения полные слюнявчики.

Слюнявчик. Один такой совсем не помешал бы мальчишке во время приема пищи. Я посмотрел на него и заметил на вуали ещё пару засохших кремовых разводов. Свинья, хотя что с него взять? Я все продолжал бросать косые взгляды на охранников у выхода, пристально сверлящих меня взглядами. Когда я был ещё совсем мелким, я любил представлять, как выполняю важные миссии по спасению упаковки конфет или кукурузных хлопьев из страшного плена, пытаясь незаметно стащить их с кухни. Готовящая у плиты мама была строгим охранником, к которому я нередко применял свой самый беспощадный и почти всегда безотказный манёвр – поцелуй в щёку – заглушая её бдительность. Боюсь, эти охранники не настолько бесстрашны, чтобы попасться на данную уловку. А время-то шло….

–Тик-так,– прозвучало как-бы сквозь мои мысли.

–Да знаю-знаю,– машинально отмахнулся я и только затем понял, что это было вслух. Я спохватился:

–А? Что, простите?

Кэсси Клер смотрела на меня своими широко распахнутыми глазами. Лишь сейчас я почему-то заметил у неё родинку над выступающими из-под маски тонкими губами. Неужели мне когда-то могли такие нравиться? Она теребила рукой соломинку в воём стаканчике.

–А вы, я смотрю, взволнованы, дорогой Алекс. Случайно не перед предстоящим ли моментом вечера?

Момент вечера, да. Старая добрая традиция маскарадов, когда в полночь выключается свет, и все снимают маски. Признаться, я и раньше ловил у себя в голове эту мысль: предстоящие несколько секунд могли бы послужить прекрасным шансом вновь улизнуть из зала, однако это не давало возможности избежать грозящихся начаться тут же с включённым светом поисками. Что бы ни творилось в этот странный день, меня из-за этого подозрительно пасли, словно овечку на пастбище. Я посмотрел на часы: уже сорок пять минут двенадцатого. Я было уже повернулся обратно к собеседникам, но тут зацепился за фигуру, стоящую у дальнего столика с закусками и старающуюся без помощи рук снять языком с кончика носа кусок сервелата. Глаза, лоб и левая щека его были закрыты серой маской, но одни лишь действия уже выдавали Генри с потрохами. Если, конечно, никто из иностранных делегаций не решили привести с собой еще одного такого гения мысли. Колбаса слетела с носа, проскользила на своем жирном боку по открытой щеке и сорвалась вниз, где была почти ловко подхвачена руками. Вытерев рукавом пиджака лицо, Генри со всей невозмутимостью принялся жевать этот кусок. Тоже мне, член светского общества. Как его вообще пустили на это мероприятие? Скорее всего, он пришел как ассистент мистера Вольного, который, кстати, держался с тетей Людой недалеко от индийской делегации и заодно тарелок с халвой и фруктами. Меня вдруг пронзила неожиданная мысль: я вспомнил про ещё два маленьких билета – где-то здесь были и мои родители.

Толпа слегка разволновалась, и я, повинуясь ей, посмотрел в сторону главной двери. В окружении толпы находился мужчина, тоже в маске, но узнать которого также не составляло труда: его плечо и рука были крепко зафиксированы медицинским каркасом,– это был мэр города. Мальчишка, держащийся за меня, видимо, услышал со стороны шум и вдруг дёрнулся, словно его подключили к электропитанию:

–А что там происходит? – он напряжённо навострил уши.

–Явление Христа народу,– пробурчал я без особой неприязни,– так, соберись. Нужно найти способ неподозрительно выйти с этой тусовки.

Неожиданно, пока я отвлекся на рассмотрение окружающей обстановки, Рэй побледнел, издал крик умирающей чайки и рухнул на меня. Я не успел поймать его, и тушка в розовом платье свалилась на пол. Я наклонился к нему. Мальчишка отчаянно махал на себя руками, приговаривая трагическим голосом:

–Воды, прошу, воды! Здесь совсем нечем дышать! Держу пари, это всё гадкие кексики! Кто-нибудь принесёт мне попить?!

Мы тут же привлекли львиную долю присутствующей толпы. Кто-то придвинулся ближе, чтобы лучше рассмотреть представление, другие же отошли подальше, на радиус разброса опасного мусора. Вскоре в руке мальчишки уже был бокал шампанского. Тот махом влил в себя половину, после чего довольно причмокнул и поинтересовался:

– А что-нибудь покрепче есть?

Я едва сдержался, чтобы не зарядить ему подзатыльник. Я наклонился и зашипел ему в ухо:

–Ты что вытворяешь? Может, сирену ещё врубишь?

Он заохал.

–Мне срочно нужно в дамскую комнату. Проводи меня до уборной!

А это он ловко придумал, шумно, правда, но в самом его стиле. Я помог ему подняться и повёл его к выходу. Продолжая разыгрывать свою мылодрамму, мальчишка напряжённо вслушивался. Его уши так и торчали в стороны, словно два настраиваемых локатора.

–Мэр рядом?– прорычал он мне в ответ. Вопрос сбил меня с толку.

–Ну, того,– я посмотрел на мужчину с перевязанной лапкой,– слева по курсу. Мне в пространство трёхметровой радиуса от него путь заказан.

Рэй настороженно прощупывал пространство всеми своими ощущениями. Страшно представить, каким был теперь мир для этого ребенка: звон бокалов, чужие голоса, шуршание одежды, запахи туалетной воды, парфюмов, кожи, еды на шведских столах.

–Далеко? – не успокаивался он. Такой неживой интерес к мэру мне совсем не нравился. Я ускорился, надеясь покинуть опасную зону.

–Тебе прям чешется?

–Ты можешь просто ответить?

Я вздохнул, предчувствуя неладное.

–Ну, метрах в трёх.

Мальчишка вдруг резко упёрся и пихнул меня в бок.

–Поворачиваем!

Я упёрся в ответ, мы резко вильнули в диагональ между направлениями к мэру и выходу. А мужчина тем временем общался с какой-то азиатской делегацией. Его вид выражал либо крайнюю беспечность, либо наивысшую степень волнения. У нас затеялась потасовка.

–Что ты, черт возьми, вытворяешь?

Мы остановились, уравновесив упорные силы.

По залу разнёсся звон: все обернулись на стоящего у основания боковой колонны Юсифа с бокалом и вилкой в руках. Рядом с ним стояли несколько переводчиков. Выпрямив спину, он с грацией, которой позавидовали бы маленькие принцессы, откинул со лба скудный клок волос и заговорил. Тут же с небольшим опозданием за его словами зазвучало

–Дорогие гости! Дамы и господа! Нет слов, способных в полной степени описать мою радость сегодняшней знаменательной дате! Остались считанные минуты перед волшебным, символичным моментом в истории, когда все из нас раскроют свои лица друг перед другом. Я хочу, чтобы никто не забывал этот вечер. Ведь, даже сняв тайну, скрывающую различия между нами, мы все равно останемся равными друг между другом.

Умеют же эти политические деятели красиво говорить. Казалось, из обычного похода в туалет они могут сделать эпичную трагедию. Спустя столько интервью, анкет и телешоу, которым я был подвержен за время проектирования Акассеи, я все равно тратил неимоверное количество сил на формулировку одного адекватного ответа на вопрос. Сироп изо ртов этих людей лился просто так, как водичка из крана. Попав под влияние гномьева красноречия, я отвлекся и потерял контроль над мальчишкой. Тот тем временем продвинулся ближе к мэру. Юсиф провозгласил: «Так давайте же сделаем это!» и торжественно влил в себя остатки шампанского.

В этот момент наступила резкая тьма, даже после такой прелюдии оказавшаяся совершенно неожиданной.

Я резко схватил Рэя за руку. Перед глазами, не привыкшими ещё к темноте, ещё стояла картина торжественного Юсифа.

«Вечер Анны Павловны был пущен. Как хозяин прядильной мастерской, посадив работников по местам, прохаживается по заведению, Анна Павловна, прохаживаясь по своей гостиной, подходила к замолкнувшему или слишком много говорившему кружку и одним словом или перемещением опять заводила равномерную, приличную разговорную машину. Но среди этих забот все виден был в ней особый страх за Пьера. Для Пьера этот вечер был первый.. Он знал, что тут собрана вся интеллигенция Петербурга, и у него, как у ребенка в игрушечной лавке, разбегались глаза. Он все боялся пропустить умные разговоры, которые он может услыхать..»

«Ты гораздо больше Пьер Безухов, чем Андрей Болконский»

Меня резко ударили под дых чем-то твердым – я выпустил руку мальчишки и согнулся пополам, хватая ртом воздух. Ухо мое обдало горячее дыхание:

–Я и наполовину не так слеп, как ты.

Спохватившись, я потянулся к своей маске. Мои глаза только начали различать в темноте очертания фигур, как вновь зажёгся свет. Теперь приходилось щуриться уже от него. Послышались сдавленный возглас и звук снятия с предохранителя оружия. Всего в нескольких шагах от меня стоял мэр, тонкая рука уверенно прижимала к его шее острую отвертку. Мальчишка стоял за мэром, схватив его в свой плен; из-за широкой фигуры выглядывали края розового платья.

–Стоять! – четко проревел он, когда охранники Защиты ринулись со своих мест. Все замерли. И тут я заметил, что мэр был не единственным заложником. По всему залу там и здесь члены правительства стояли недвижимыми статуями. Люди в костюмах официантов держали в руках угрожающие предметы: шила, заколки и даже вилки. Казалось, безобидные вещи в этой ситуации играли роль холодного оружия. Все замерли. Я принялся разглядывать напавших. Все они были в масках, по большей части словно металлических моделей человеческих лиц. Взгляд мой резанула знакомая кошачья морда: Кэсси Клер держала пилочку у горла своей начальницы. Дальше, у противоположного конца стола Генри держал мистера Вольного. За ними находилась ещё одна до боли знакомая фигура, в которой я едва узнал задиру Эдди

В заложниках были члены местного правительства, за исключением пары-тройки незаметных личностей. Однако нападающие не тронули ни одного члена делегации: иностранные гости стояли в полной неприкосновенности, испуганно озираясь широко распахнутыми глазами. Идиоты. Что они наделали. В первую же ночь своей жизни Жемчужина мира оказалась захвачена.

–Уважаемый господин мэр,– прозвучал в установившейся паузе голос Рэя,– от лица всех ваших подданных, населяющих техническую зону, я извиняюсь за проблемы, которые могут вытечь из созданной ситуации. К сожалению, это один из немногих способов, способных гарантировать, что наши слова будут услышаны. Сегодня, на открытии Международной Резиденции мирных переговоров мы пришли, чтобы высказаться. Как вы видите, ни у кого из наших людей нет оружия. Мы уважаем правила священности и безопасности земли под этим строением. И мы ждём этого и от ваших слуг.

А красиво говорит, жучара. Я и представить не мог, что мальчишка может так шпарить. Где он только такого красноречия набрался? Не иначе как репетировал сидел, мало ли чем он ещё занимался, пока меня не было дома. Оторвав внимание от фигуры в кошачьей маске, я принялся разглядывать другую, не менее теперь неизвестную для меня, почти скрытую широкоплечим туловищем мэра. Я сверлил его так, чтобы он даже без зрения почувствовал мой взгляд. Но я был слишком наивен, считая, что сюрпризы для меня от этого красавчика на вечер уже закончились. Рэй вдруг вскинул голову и заговорил на почти чистом (насколько невежественный я мог судить) французском языке. Затем последовало ещё обращение на – кажется, португальском? Или испанском? И даже на китайском сказал, чтоб его. Знакомый язык немного успокоил чувство моего достоинства, на китайском мальчишка извинялся, выказывал уважение к нашим гостям и просил проявить понимание и не беспокоиться.

–Мы пришли для переговоров,– с ударением на последнее слово произнёс Рэй и замолчал в ожидании.

По лицу мэра было трудно понять его реакцию. Он угрюмо кивнул и обратился к воинам защиты:

–Опустить оружие.