Никто, кроме нас

–Вообще-то есть.

Я наклонился над столом. И закатал рукава. В моей голове, словно банке с майскими жуками, копошились в темноте и скребки многочисленными лапками мысли.

–Знаете, на самом деле я долго думал над тем, почему у Акассеи до сих пор не появилось архитектора. Ведь я, по правде, вообще-то не архитектор. Это рекламный условный ход для рекламной компании. По документам я числюсь инженером-проектировщиком Акассеи. А настоящего архитектора – после случая с мистером Фольком – нет. Какое-то время я думал, что просто не было желающих из-за суеверных слухов, но не может же быть, что не оказалось совершенно никого, кто бы плевал на стереотипы! Но затем я понял: они не хотят, чтобы случай с мистером Фольком повторился. Архитектор – профессия выше проектировщика, у него больше полномочий и обязанностей. Что-то кроется за всем этим. Я нашёл в Акассее радиопередатчик. По своей конструкции здание представляет собой почти идеальную антенну. Что, если это готовит правительство? Что, если моя Акассея предназначена для чего-то еще?

Наступила тишина. Отец закашлялся в кулак и поправил на коленях край замявшейся рубашки.

–Радиопередатчик? Хочешь сказать, что скоро вернут радио?

Они ничего не поняли. А меня вдруг осенило. Я поежился и залпом выпил половину кружки своего чая. Ах этот хитрый мальчишка.

–А что ты с ним сделал?– донеслось до меня сквозь стену нахлынувших мыслей.

–А? Ничего, он сидит у меня дома. С кем?

И тут я понял, что проболтался. Про Рэя я упорно не хотел им рассказывать. Честно сказать, я сам еще не понял, как относился к этой ситуации, что уже говорить о родителях.

Отец слегка наклонился вперёд.

-Хочешь сказать, что сейчас у тебя дома находится раиопередатчик?

–Что? Нет, конечно. Дома… я говорил? У меня теперь есть собака!

Спустя долгие двадцать лет мечтаний эти слова наконец-то прозвучали в этих стенах.

–А что насчет передатчика?

–С ним всё в порядке.

Я начал уже жалеть, что рассказал им об этом. Лишняя это информация для них . Я потянулся и встал, чтобы собрать со стола измазанные в тортовом креме тарелки. Я наелся так, что с трудом мог свободно передвигаться без ощущения того, что занимаю своим телом все окружающее пространство.

С мощным выдохом я ухнул на свою старую кровать и уставился в потолок. Знакомые пружины впились в спину. Любимый старый матрац встречал меня радостными объятиями. Голова кипела от тусовки перемешавшихся мыслей. Я подтянул к себе рюкзак и зашарил по нему в поисках моего диктофона. Прошло минуты две – поиски оказались тщетны. Вздохнув, я сел и продолжил копаться. Результаты остались теми же. Я снова принял лежачее положение. Диктофон остался дома, чудно. В тишине полупустой комнаты громко тикали часы. На какое-то время я вновь почувствовал себя наивным глупым пятнадцатилетним мальчишкой, мечтающим сделать что-нибудь настоящее, что надолго останется в исторической памяти человечества. Вопреки ожиданиям, вино прочистило мой мозг и взбодрило шевелящиеся мысли. В дверь постучали. В комнату вошла мама с подносом. Вряд ли в меня могло что-то ещё влезть, подумал я. Она аккуратно села на краешек кровати и поставила поднос на тумбочку. До меня донесся запах горячего чая с корицей и лимоном.

–Все хорошо?

Я повернул к ней голову. Как приятно видеть её здесь, рядом со мной, и её добрые глаза обеспокоенно смотрят мне в душу.

–Все замечательно, мам. Все просто прекрасно.

Я сел на кровати и всё же взял в руки слегка дымящуюся кружку. Чай. С лимоном, корицей и молоком. Мама всегда знает, чего я так хочу.

–Сейчас такое время, мы с отцом очень беспокоимся за тебя.

Такое время. Даже они заметили это, находясь в стороне от всех событий.

–Все в порядке, это лишнее. Правда.

Она сидела, задумчиво водя пальцами по краю кружки. Вдруг мама подняла голову и встретилась со мной слезливым взглядом.

–Пожалуйста,– взмолилась она,– не делай глупостей. Просто отдай то, что от тебя надо.

–Мам, ты…

Она отставила свой чай и молниеносно схватила меня за плечи.

–Обещай мне, что не выкинешь ничего ненужного. Будь послушным, умным мальчиком.

Ей что-то известно. Что-то происходит. Возможно, оно происходит прямо в данную минуту. За доли секунды, смотря в огромные распахнутые передо мной родные глаза, способные вместить в себя целый огромный мир для себя и маленького глупого мальчика-архитектора, я осознал это, словно самую очевидную и глубокую истину бытия.

–Я не могу,– неожиданно сам для себя сказал я,– прости, мам, но мне надо бежать.

Я поцеловал маму в щеку, поставил на поднос кружку и вылетел из комнаты.

Мой диктофон. Уже не первый день я не мог его нигде найти. Ничему не учат меня мои ошибки! Сколько всего я успел в него наговорить! Лихорадочно я пытался вставить ключ в замочную скважину. Воображение услужливо рисовало в голове одну за другой ужасные картины. Внутри меня могло ждать все, что угодно. Дождавшись заветного щелчка, я вихрем ворвался внутрь. Вопреки ожиданиям, на первый взгляд вроде бы ничего не изменилось. Гостиная, кухня, зал, комнаты второго этажа – я даже в ванную заглянул – его нигде не было. Одно из двух: либо его кто-то забрал, либо этот гад свалил, что-то с собой прихватив.

И что мне теперь надо было делать? Геройски бросаться на его спасение, или сделать вид, будто ничего не произошло? Спохватившись, я вновь облазил весь дом, но и радиоприемника не было и следа. Свалил. Свалил, гадина. От досады я пнул тумбочку и ушиб ногу. Я почувствовал себя самым тупым и наивным идиотом на планете. Вновь. Уже в хриниллионный раз за последние несколько месяцев. Выместив всю злобу на мебели, я со всей дури плюхнулся в кресло. От досады хотелось убивать. Или сломать себе что-нибудь. Пустой дом гудел тишиной. Он гудел и смеялся над моей отсталостью.

Ну и ладно. Какое мне до этого дело? Моя обязанность заключалось в возведении Акассеи. Приёмник – передатчик, восстание- революция; да касается это меня? Я откинулся на спинку кресла и провел руками по лицу.

На лестнице что-то громыхнуло и скатилось вниз. Я рывком вскочил с места. На полу в коридоре лежал Рэй, в полуметре от него – вышеупомянутый радиоприемник.

–Вернулся?– спросил он, потирая ушибленный затылок. В порыве чувств я схватил его за ворот футболки и приподнял над полом.

–Ты где был?!

Мальчишка взял меня за запястья.

–С чего такие бурные эмоции? Можешь не беспокоиться, я не пропаду.

–Где был?– прорычал я, но уже не так яро. Мне самому уже начало казаться, что я вновь глупо выгляжу. Рэй вдруг сцепил руки у меня за шеей и подтянулся выше. От такой неожиданной близости я опешил и слегка запоздало попробовал отстраниться, но вместе с моим корпусом поднялся и Рэй. Его лицо все еще было ужасающе близко. Я вздрогнул и выпустил из рук ткань футболки. Рэй встал на ноги и облокотился на перила.

–Соскучился? Или волновался?– ехидно поинтересовался он. Я злобно фыркнул, поднял с пола приемник и сунул ему.

–Скажи мне,– я уже знал, что он ответит,– ничего же глупого и бессмысленного не будет?

Мальчишка промолчал. По его лицу я не смог определить ответ.

–Готовься. Завтра ты приглашен на маскарад.

Мальчишка попадет в Акассею не зависимо от его желания, я это устрою. Послушный мальчик, кажется, нашел игрушки поинтереснее.

* * *

Открытие должно было состояться днем. По расписанию сначала шла всеобщая торжественная часть, затем начинался типичный городской праздник с выступлениями, палатками игрушек, сувениров и полусырыми шашлыками с кетчупом и майонезом, разбираемыми нарасхват. Горы мусора, светящихся вертушек, ярких красных ленточек, дым, сильный запах пропитанного специями мяса и, конечно, вечерний салют – праздник, которых город видел только в дату окончания войны. И только в самом конце начиналось настоящее действие.

На торжественную часть я собирался с особой тщательностью. Еще несколько недель назад я перерыл и перемерил весь свой гардероб. Я принимал и менял решения, наверное, раз пятнадцать, учитывая то, что самих вещей у меня насчитывалось и того меньше. В конце концов, мой костюм был выглажен, аккуратно повешен на вешалку и спрятан в шкаф. И вот, на открытии я стоял в своих единственных шнурованных туфлях, коричневых штанах и бежевой рубашке с красным вышитым на воротнике незамысловатым узором. Шляпу я подобрал особенную: коричневая, чуть светлей штанов, с короткими, слегка загнутыми вверх полями. Я купил её однажды у женщины, торгующей через несколько кварталов от моего дома. Погода была чудесная. Солнышко выглядывало из-за туч, а по площади дул легкий прохладный ветерок. Огромная толпа народа, составляющая все население этого огромного города, стояла передо мной, внизу, пихаясь и шевелясь. Вероятно, многие из них ещё не до конца осознали настоящую торжественность этого момента. Сотни детей, прыгающих на месте от скуки и безумного желания, наконец, купить и съесть огромную порцию сладкой ваты, даже не понимали, что именно в те минуты на их глазах творилась история.

По периметру площади стояли солдаты Защиты. Все, как один, они были одеты в свою строгую синюю форму, и не выражали даже никаких эмоций. Разминая в карманах вспотевшие ладони, я лихорадочно вглядывался в лицо каждого попадающего под мой взгляд солдата. И с каждой девушкой в их рядах чувствовал, как по спине пробегал жуткий холодок.