Никто, кроме нас

Я всё ещё был в замешательстве. Прошла ночь, на часах было позднее утро, нас всех вывели из переговорной,

–Добрый день, Алекс,– обратился ко мне Юсиф,– я позвал тебя, чтобы кое-что разъяснить.

Он подошёл и принялся поправлять воротник моей рубашки.

–Я прошу тебя не забывать, мой дорогой мальчик, что ты до сих пор жив благодаря мне. Всё, что есть у тебя на данный момент – существует благодаря мне. А также,– он стряхнул пылинки с моего пиджака,– у меня твои папа и мама. Выкинешь какую-нибудь глупость, и твои бесполезные родители потеряют свободу. Подставишь мне в колеса палки – они лишатся жизни.

Я застыл на месте, не в силах пошевелиться. В голове снова всплыли напуганные мамины глаза. Моя рука дёрнулась размозжить морду этого мерзкого гнома, но он резво отпорхнул в сторону и угрюмо погрозил пальчиком.

–Можешь ступать, тебя проводят.

Я замялся: Рэй стоял на месте. Что будет, если оставить этих двоих наедине?

–Иди,– Юсиф понизил голос, но мальчишка вдруг топнул ногой:

–Пусть остаётся, у меня нет секретов с тобой от этого человека.

–Мне не нужен в кабинете больше этот щенок!

–Уйдёт он – уйду и я.

Отношения этих двоих удивили меня не на шутку. Мальчишка вёл себя с демоном Баггейном, словно капризный принц. Юсиф раздражённо выдохнул, подошёл к нему и приподнял указательным пальцем его подбородок.

–Мне жаль,– сказал он,– в планы не входило…

–Засунь свои извинения сам знаешь куда,– тряхнул мальчишка головой,– я тебя ненавижу!

–Следи за словами, сопляк!

–Я готов ответить за каждое.

Юсиф смотрел на мальчишку яростным взглядом. Казалось, он боролся с желанием схватить ремень и выдрать его по тощей заднице. Обо мне, кажется, все благополучно забыли. Я попытался как можно правдоподобнее слиться с местностью.

–Переоденься. Хватит делать из себя клоуна,– мужчина кивнул на висящий на спинке стула костюм, который раньше я не замечал. Рэй демонстративно поправил подол платья:

–И не подумаю.

–Прекращай испытывать моё терпение и сними эту половую тряпку!

Юсиф от ярости начал плеваться слюной. Вполне возможно, что ядовитой. На лысине старичка выступила испарина, лицо побагровело. Рэй сложил руки и выплюнул прямо в гномье лицо, словно видел его своими спёкшимися глазными яблоками:

–Ты мне никто.

Глядя на эту картину, я вспомнил, как во времена своих детских капризов убегал в комнату, громко хлопая дверью. Как откапывал в шкафу свой рюкзак с собачкой и начинал собирать вещи, планируя сбежать из дома. Чёрт возьми, а ведь это никак не отличалось от того, что происходило там. Потому что мальчишка и был сыном Юсифа.

Все мы когда-нибудь видели слизняков. Такие противные склизкие жирные куски живого мутировавшего желе, живущие под камнями и на бочке с навозом на даче. Насекомые вообще сами по себе – существа, от которых крайне сложно избавиться. Война, радиация огонь, землетрясение, наводнение, пришествие дьявола – их только больше. Это произошло из-за исчезновения птиц, эти существа расплодились до устрашающих показателей, вылезали из каждой щели.

Все мы тыкали в слизняков палкой. Его неуклюжее бездействие и беспомощность необъяснимо забавляют, когда в ответ на раздражение ленивая какашка начинает медленно и неуклюже шевелиться.

Меня тыкали палкой, настырно, с азартом маньяка. В ответ я лишь лениво переворачивался на другой бок, упиваясь жалостью к самому себе. У меня в руках были все возможности изменить это. У меня был доступ к ресурсам. У меня были все возможности. Но я предпочел остаться слизняком, безвольной полужидкой массой, не способной даже схватиться и заползти на тыкающую её палку.

Прозвучала команда: солдаты приготовили оружия. А я ненавидел себя.

Невольно мой взгляд изучал приговоренных, одного за другим.

Люди стояли и смотрели. По толпе проносился тихий ропот. Стая растормошенных недовольных слизняков. И я, королевский жирный слизняк. Самый большой. Переложи меня палкой в спичечный коробок и поставь на подоконник.

Генри зажмурился, его нижняя губа дрожала. Но он что есть сил сжал кулаки. Лопоухий мальчуган Ванька засунул руки в карманы, но офицер Защиты вдруг подошёл и резко пнул его ногой. Паренёк пошатнулся и чуть не упал, наклонившись к доскам праздничной сцены. Ему приказали встать и опустить руки ровно вдоль тела. Я заметил, как вытянутые костлявые ладони дрожали, а от локтей до запястий выступили вены.

А Кэсси Клер смотрела вперёд. Ровным и уверенным взглядом.

Я думал о родителях, которые были где-то там. Если я сейчас что-нибудь сделаю, они пострадают. Похоже ли это на глупое самоутешение? Да и что бы я сделал? А пока я лишь стоял и смотрел, как становлюсь соучастником убийства десятков человек. Я и огромная толпа, стоящая всего в метре подо мной. Их было больше, гораздо больше, чем вот эти пара выстроенных рядов. Этой ночью, выстрелы, что я слышал из залы Акассеи, повалили гораздо больше. Возможно, целую армию. Даже сейчас я кое-где видел следы крови тех некоторых, кого они настигли на этой площади. За ночь успели убрать трупы – может, свалили на большую помойку или сожгли в одном из крематориев – хотя вряд ли кто-нибудь стал так заморачиваться.

Я едва не упустил роковой сигнал – одно за другим тела упали на деревянную поверхность сцены. Толпа заверещала громче, осознав вдруг суть происходящего на их глазах зрелища. Слизняки превратились в горстку червяков, непрерывно шевелящихся и извивающихся под прямыми лучами солнца. Кто-то выкрикивал одобрения, от кого-то исходили вопли ужаса. Рядом со мной зарычал мальчишка. Он так и не переодел розовое платье, подол которого сейчас трепал весенний ветер. На сцене лежали несколько десятков тел, истекающих кровью, которая теперь была на каждом из нас.

Просто стой и смотри. Ты ничего не можешь сделать. Так ведь?

Я опустил глаза: от ненависти к себе я чувствовал, как во рту появился привкус чего-то разлагающегося, умершего внутри вместе со всеми этими людьми. Рэй скрипел зубами, сжав кулаки.

–Где он?– прорычал мальчишка мне чуть ли не в ухо. Я ответил с запозданием, найдя Юсифа на сцене позади развернувшегося действия. Маска сошла с лица Баггейна, неподвижного камня, на котором были едва видны следы стеков удовольствия.

–Северо-запад, напрямую два метра,– выдал я.

Это произошло неожиданно, оставшись в моей памяти лишь чередой обрывистых картинок. Мощный толчок свалил меня с края сцены, ощущение полета и несущаяся куда-то фигура в розовом платье, сопровождаемая чередой выстрелов, и жёсткая поверхность мощенной площади.

Поднялась неразбериха. Кто-то побежал, толпа заштормила, взорвалась и принялась метаться в стороны. В шеренгу продолжали стоять солдаты Защиты. Они вновь подняли свои оружия, нацелив на этот раз на толпу. Кто-то недалеко от меня заверещал.

Словно безвольный слизняк, я валялся на земле, чувствуя, как в боку расцветает что-то обжигающе горячее. На сцене неподвижно лежала фигура в розовом платье. А чуть дальше – другая, в темно-синем костюме, из кармана которого – я не видел, но хорошо знал – торчал край ярко-красного платка.

Послышался крик, стрельбу вскоре остановили. Люди с каменными лицами опустили руки

А ветер трепал волосы и одежду и разносил кровавый запах смерти на километры вокруг.

Глава 12

Наверное, это случилось перед самым нашим выходом на расстрел, когда у двери мальчишка неожиданно споткнулся и налетел на одного из охранников. Каким-то образом он умудрился незаметно стащить у него нож. Тот самый нож, который впоследствии волшебным образом попадет прямо в голову Юсифу. Я что раз, закрывая глаза и стараясь забыть этот ужасный день, вспоминал череду мелькавших в тот момент событий. Пытался представить, как летящая фигура в розовом наугад метает этот нож в Юсифа. Как ноги подкашиваются от изрешетивших ее пуль, а гном в костюме дёргается от вошедшего в лицо лезвия.

Но все было не так. Каждый раз картинка была слишком неправдободобной, картонной, натянутой.

А знаешь, больше не буду тебе писать. Твое каменное лицо вряд ли тронет улыбка при прослушивании хотя бы одной моей сопливой записи. Прошло несколько месяцев после кровавого дня. Активно проводилась подготовка к новым выборам, кандидаты в нового мэра были честно выдвинуты из народа. Я не лез в эти дела, но для себя решил обязательно хорошенько ознакомиться с личностью и кампанией каждого. На повестку дня выдвинулась идея о расформировании подразделения Защиты и создании новой системы государственно-городской безопасности.

Разведгруппы по несколько человек с баллонами кислорода и температурами были отправлены в техзону. Мы объездили весь город, таскаясь целыми днями в противогазах и уставая как собаки. Загазованный город был заполнен трупами. Выглядело это крайне печально. Пустынные улицы, наполненные тишиной и покоем. То тут, то там лежали тела людей, собак, кошек, птиц. Целый город заснул, словно устав в конце тяжелого дня. Другие группы вроде нашли несколько выживших, но наши вылазки были все безуспешны. Огромный, только возродившийся из руин и загрязнения, словно новый, светлый ребёнок, желающий лишь жить и развиваться, новое общество, убитое в одни лишь сутки.

Мать с отцом живут на старом месте, только я к ним больше не хожу: никак не могу себя заставить. Мне предложили квартиру в городе, но я отказался, не хочу покидать этот дом. Он меня принял, здесь я теперь свой. Пришлось, правда, подождать, пока атмосфера там не пришла в норму, но на этот район (позже я узнал, что мне досталась старая дача семьи владельца кондитерской фабрики) атака повлияла не так сильно. Щенок выжил. Его, правда, немного словно контузило, так что иногда я просыпаюсь ночами от грохота и дикого лая, адресованного стене или камину. Я назвал её Дафна. Без каких-либо причин, решил покончить с этой сентиментальной многозначительностью. Она любит рвать мое кресло и жевать морковку.

Она хромала рядом со мной на поводке. Был прохладный день августа. С серого неба моросил дождь, норовя забраться за шиворот дождевика. Вода лилась всё сильнее, и я не нашёл ничего лучше, чем спрятаться под обширной фигурой памятника. Я сидел на корточках на небольшом клочке суши и качался вперёд-назад, голова моя невообразимо трещала. Дафна побегала немного вокруг, обвив поводком мои ноги, после чего отряхнулась от дождевых капель и подбежала ко мне, принявшись лизать руки и лицо. Ногой я нащупал какой-то кабель. Подозрительно. Он вился вокруг пьедестала и уходил внутрь. Я поднял голову на бронзовую фигуру и переключил зрение.

По всему новому городу стояли десятки всевозможных статуй и мемориалов. Все они, одна подобно другой, уходили высоко наверх, тыкая верхушками в небо. И все, как один, транслировали куда-то волновой сигнал.