– Осмелюсь спросить, господин гауптштурмфюрер! – слегка наклоняется Флеснер, – Вы к нам с заданием или простой интерес? Посмотреть как мы тут справляемся с каменным красным монстром?
– И то, и другое, Флеснер! Какое задание без увлекающего азарта? Место где вы сейчас работаете, и координаты которые я передал капитану Фрейлиху, представляет наш стратегический интерес… Там располагается объект, который нам нужен. Более того, нам необходимы свежие пленные… А после ваших замечательных взрывов образуются рваные завалы, из которых мы выкапываем множество трепещущей красной подземной живности, как оглушенную рыбу из воды! Так что меня сюда привела страсть охотника, соскучившегося по добыче!
– Как я Вас понимаю, господин гауптштурмфюрер! – восклицает Флеснер, – Ведь я охотник потомственный! У меня это в жилах… Я чувствую Жертву! Даже здесь, сквозь толщу скал! Чую как они там копошатся… Как бегают, как хорьки, пугливо смотрят, ловлю их дыхание, ощущаю их липкий сжатый страх перед Неизбежным. И поворачиваю рукоять подрывной машинки. Это самый вдохновенный миг! Неописуемый восторг. Когда пламя взрыва полыхает у тебя внутри! Это не выстрел из винтовки… Это мощь тысячи выстрелов и больше! Божественно сокрушающий ураган энергии… И выпускаешь его именно ты! Вот – плод всех усилий и мечтаний, и осознание своего потенциала. Человек, поистине может быть выше всех богов и чего бы то ни было… Главное – посметь, ступить и стать сверхсуществом!
– Герр Ницще был прав! Человек – только начало, переходная форма, из которой должно что-то вырасти более достойное чем обычное биологическое состояние. Стрела, пущенная в полете! Так и есть… Великие идеи делают великими нас! Даже если мы гибнем на этом пути. Только ради этого стоит жить! Так было всегда – Великая Архитектура, Великая Живопись, Великая Музыка, Глубинная Поэзия, Великие Крестовые Походы… Лучше пожертвовать собой ради Идеала, чем прозябать «последним человеком» в мещанстве. Человек должен звучать величественно! Гордо и смело… Не бояться неизвестных дебрей и скрытых пропастей, самому решать свою судьбу!
– Мы к этому обязательно придем, господин Книппе! Это станет в «Тысячелетнем Рейхе» постоянным правилом. Есть ради чего жить, и к чему стремиться! Германский орел воспарит над миром… Навсегда!
– Без сомнения! И секрет этого чрезвычайно прост… Другие народы, не способны на такое могущество и такую культуру! Такой масштаб свершений. Только германский дух способен преобразить этот старый умирающий мир! Вдохнуть в него новую жизнь… И повести дальше, как резвого коня под уздцы! Только мы можем нарисовать полотно достойного Будущего…
– Это факт! Иные народности деградировали, даже многие европейские, поддались еврейскому искушению… И угодили в болото! О! Вот и настал час! Вы готовы увидеть наше маленькое представление, похороны красных кротов? Вон спешат мои подчиненные… С хорошими вестями. Значит сейчас начнем главную часть нашей работы!
– За этим я и здесь, Флеснер!
Через несколько минут появляются в мокрых плащах обер-ефрейторы Бернгардт Браут и Рудольф Гуземан.
– Господин фельдфебель, все готово! – докладывает Гуземан, – О! Зиг Хайль, герр гауптштурмфюрер! Прикажете начинать первую серию взрывов?
– Да с моего первого, он будет сигналом, – напутствует Флеснер, – и дальше как обычно четные и нечетные квадраты, по новой схеме, чтобы охватить как можно большую площадь! Потом пойдет пехота и солдаты господина Книппе. Мы должны быть рядом и оказать содействие. Все ясно?
– Так точно! – вытягивается Браун, – Сделаем как положено. Если нужно пойдем в атаку сами! Карабины и гранаты имеются…
– Замечательно! У вас отличные воины, – улыбается гауптштурмфюрер, – мы с вами очень хорошо находим общий язык… Пожалуй, мы единственные, кто здесь что-то реально делает. Остальные создают суетливую видимость. Кого-то это видимо вполне устраивает… Что ж, разберемся! Ну что, господа, не пора ли приступать?
– Конечно, господин гауптштурмфюрер! – чеканит Гуземан, – Господин фельдфебель, разрешите занять позиции?
– Разрешаю…
– Мы находимся слишком близко! – остерегает Браун, – Расстояние маленькое, может, отойдем подальше? – предлагает Браун, – Как бы нас не встряхнуло… Сегодня для комиссаров суперприз – по двадцать авиабомб в каждой воронке! Устроим им праздник….
– Нет, останемся здесь, Берни! Бывало еще ближе… Если отойдем вглубь, за холмы, тогда пропадет весь вкус! – азартно загорается Флеснер, – Оденьте эту каску господин гауптштурмфюрер! И по моей команде пригнитесь! Это будет незабываемо… Мощь огня и земли! Сегодня еще и воды… И человеческого духа!
– Прекрасно, Флеснер! – вглядывается в сумрачную мокрую вязь Книппе, – Уверен мне понравится, я заметил, вы мастер своего дела!
Изрыгающий огненно-каменный мастодонт будто поднимается из глубин, разворачивая поверхность земли и осыпая все вокруг фонтанами раскрошенной породы… Ослепленное яростью чудовище изворачивается, словно бьется в конвульсиях неописуемого экстаза, рвется ввысь… расправляет свои инфернальные формы, замирает в пике удовлетворения и с тяжелым вздохом оседает вниз… в свои черные глубины!
Первый взрыв… За ним тут же вырастает громадным столбом второй, третий… Земля встает на дыбы, мечется как ретивый скакун, кажется сейчас треснет, разойдется по краям, и все рухнет в первозданную пропасть хаоса! Горизонт искажается, как разбитая оптика, пляшет в последнем сумасшествии. Воздух прогорает, несмотря на льющиеся потоки дождя… Комья отвратительной грязи, смешанной с кровью, падают вокруг. Странный смог от множества взрывов, секущий водой зависает грузными монстрами -тучами… Как будто рождается что-то новое адское! Разъяренный хищный зародыш тянет щупальца…
В образовавшихся провалах, обильно простреляв черные проходы, отряды пехоты осматривают на мокрых скалах трупы и обезображенные останки подземных солдат… Среди этого месива попадаются еще живые….Кровь течет по камням вместе с мутной водой… Немецкие штурмовики и жандармерия «СС» вытаскивают из-под обломков, худых изможденных красноармейцев, в рваных шинелях, будто оживших мертвецов из преисподней.
– Охота удалась Флеснер! – довольно кивает гауптштурмфюрер Книппе, – У тебя меткий глаз, Вильгельм! Далеко пойдешь…
– Благодарю, герр гауптштурмфюрер! – улыбается фельдфебель, – Я редко промахиваюсь…
Глава 11
Тамбовская губерния, 1921 год.
Разлившаяся в птичьем гомоне и журчащих ручьях весна вступает в свои права. Природа оживает после долгой зимней спячки. На лесную прогалину, где еще кое-где лежит снег, выходит высокий статный человек командир в наглухо застегнутой шинели командира Красной Армии. У него властная, даже какая-то царственная походка, в которой угадывается и большой боевой опыт, и даже врожденные аристократические манеры. Он поднимается на возвышенность и глубоко вдыхает пьянящий весенний воздух. Вокруг относительно тихо. Птицы, на перебой заводят свои веселые звонкие трели да фоном доносится отдаленный, едва уловимый клекот стрельбы.
Командир еще раз внимательно осматривается и замечает сидящего внизу на склоне холма подростка. Поначалу он кажется обычным местным мальчишкой, но потом пришедший военный различает на нем армейскую форму, скроенную видимо впопыхах, и что самое приметное, шапку-кубанку лихо заломленную набок.
При виде командира, юнец быстро вскакивает и приветствует по всем военным правилам, четко и бойко.
– Вольно, – прячет улыбку командир, с любопытством разглядывая мальчишку, – Ты чей?
– Отдельная кавалерийская бригада Григория Ивановича Котовского! – с гордостью произносит мальчик.
– Ух ты! Серьезно… Что здесь делаешь? Почему не в расположении части? – нагоняет суровости нависший командир, – Один шатаешься в прифронтовой полосе, почти на линии соприкосновения с противником?
– Я знаю где все наши посты… И границу я не перехожу! У меня свободное от службы время!
– Что ж… гуляешь, значит? – прищуривается от яркого солнца командир, – заняться нечем?
– Очень даже есть чем. Я тут не прохлаждаюсь! А изучаю местность и приглядываю, что может нам пригодится для развертывания наступления на мятежников, и укрепления нашего плацдарма.
– Толково! А ты парень не промах… И что ты видишь?
– Обстановка в целом противоречивая, болота кругом. Но зная где засел противник и произведя хорошую разведку, можно использовать эти труднопроходимые леса, а этот участок для скрытого удара по врагу! Отсюда нас не будут ждать, думая что мы не потащимся со всем обозом, лошадьми, с артиллерией и прочим хозяйством. В общем то, что нам мешает, может нам помочь…
– Ишь ты, соображаешь! Даже получше, чем наши некоторые командиры. Улавливаешь суть. Неплохо ориентируешься для лесной местности. Тут глаз особый нужен. Это не чисто поле. Здесь каждый овраг, каждое дерево западней обернуться может… Поэтому нужно видеть картину в целом и просчитывать все возможные варианты. Мне тоже это место нравится. За этим я здесь. Вникаю в детали.
– Тут холмы вкупе с низинами как змеей извиваются. Заметить кого-то очень сложно. Если тихо и крадучись подойти, а беляки как раз там на островах за болотиной сидят… Будет большая неожиданность для них. Мы можем отсюда им в тыл выйти!
– Молодец! Как ты все это быстро подметил. И сделал выводы. Я тоже это вижу! Растет наша армия, если в ней такие юные бойцы понимают стратегию победы… Как звать тебя?
– Гриша! Солдат Рабоче-Крестьянской Красной Армии, – Бурмин.
– Сын полка? Случилось что? Примкнул к нам в грозное лихолетье?
– Как сказать. Я с 12 лет в армии. Уже успел повоевать с Деникиным и белополяками. И ранен был. Так что я уже полноценный боец Красной Армии. Не какой-то там желторотый… В хозяйственном обозе! У меня конь есть свой и оружие! Я заслужил…
– Сколько ж тебе сейчас, герой?
– 14…
– Серьезно… Столь юный возраст и уже такой послужной список. И куда тебя определили?
– Я кавалерист! – гордо произносит мальчишка.
– Похвально! Достойный выбор… А где шашка?
– Пока нет… Я с ней плохо справляюсь. У меня наган есть. Стреляю я хорошо! Цель нутром чувствую…. Ежели поймал, все от меня не уйдет!
– Да ты грозный противник! Тебе лучше не попадаться… – улыбается командир, – Хорошо, что мы на одной стороне… А то бы уже не стоял бы я здесь! Будь у меня белые погоны. Для своих лет ты просто орел! Да и голова у тебя соображает не по годам… Далеко пойдешь! Надо будет обратить на тебя внимание в штабе.
– Стараюсь… Для меня Красная Армия – все, что есть, вся жизнь! А Вы кто? Я здесь второй месяц, а Вас что-то не припомню. И чин высокий.