Никанор, желая показать, какую он имеет ненависть, послал более пятисот воинов схватить его.
Когда толпа врывалась в ворота, тогда он, в неизбежной опасности быть захваченным, пронзил себя мечом, желая лучше доблестно умереть, нежели попасться в руки беззаконников и недостойно обесчестить свое благородство.
Но как удар оказался от поспешности неверен, а толпы уже вторгались в двери, то он, отважно вбежав на стену, мужественно бросился с нее на толпу народа.
Когда же стоявшие поспешно расступились и осталось пустое пространство, он упал в средину на чрево.
Дыша еще и сгорая негодованием, несмотря на лившуюся ручьем кровь и тяжелые раны, встал и, пробежав сквозь толпу народа, остановился на крутой скале.
Совершенно истекая кровью, он вырвал у себя внутренности, взяв их обеими руками, бросил в толпу и, моля Господа жизни и духа опять дать ему жизнь и дыхание, кончил таким образом жизнь.
…
Иуда, возбуждая дух воинов, убеждал их, указывая на вероломство язычников и нарушение ими клятв.
Вооружил он каждого не столько крепкими щитами и копьями, сколько убедительными добрыми речами, и притом всех обрадовал рассказом о достойном вероятия сновидении.
Иудеи решились не располагаться станом, а отважно напасть и, с полным мужеством вступив в бой, решить дело, ибо город, святыня и храм находились в опасности.
Борьба за жен и детей, братьев и родных казалась им делом менее важным; величайшее и преимущественное опасение было за святой храм.
…
Маккавей, видя наступление многочисленного войска, пестроту приготовленного оружия и свирепость зверей, простер руки к небу и призывал Господа, творящего чудеса и всевидящего, зная, что не оружием одерживается победа, но Господь, как угодно Ему, дарует победу достойным.
В молитве своей он говорил: ныне, Господи небес, пошли доброго Ангела пред нами на страх и трепет врагам.
Руками сражаясь, а сердцами молясь Богу, они избили не менее тридцати пяти тысяч, весьма обрадованные видимою помощью Божиею.
Никанор пал в своем всеоружии.
Тогда Иуда дал приказание, чтобы отсекли голову Никанора и руку с плечом и несли в Иерусалим.
Придя туда, он приказал вырезать язык у нечестивого Никанора и, раздробив его, разбросать птицам, руку же безумца повесить против храма.
Тогда все, обращаясь к небу, прославляли явившего помощь Господа и говорили: благословен Сохранивший неоскверненным место Свое!
Голову Никанора повесили на крепости.
Как с того времени город остался во власти евреев, то здесь я и кончу мое слово.
Если я изложил его хорошо и удовлетворительно, то сего и желал; если же слабо и посредственно, то сделал то, что было по силам моим.
Неприятно пить особо вино и тотчас же особо воду, между тем вино, смешанное с водою, сладко и доставляет удовольствие; так и состав сочинения приятно занимает слух читателя при соразмерности.
Здесь да будет конец.
3-я книга Маккавейская
Не связана с предыдущими, события происходят в иное время и в другом месте.
Описываются жестокие и безумные гонения на евреев со стороны египетского царя Птолемея IV Филопатора (правил в 221 – 204 годах до н. э.).
Некто Феодот взял с собою лучших из вверенных ему людей и ночью проник в палатку царя Птоломея, чтобы наедине убить его и тем предотвратить войну.
Но его обманул Досифей, родом иудей, впоследствии изменивший закону и отступивший от отеческой веры: он поместил в палатке одного незначительного человека, которому и пришлось принять назначенную Птоломею смерть.
…
Прибыв в Иерусалим, он принес жертву великому Богу, воздал благодарение и прочее исполнил; а когда вошел туда, то изумлен был величием и благолепием и, удивляясь благоустройству храма, пожелал войти во святилище.
Ему сказали, что не следует этого делать, ибо никому непозволительно входить туда, даже священникам, но только одному первосвященнику и лишь однажды в год; но он никак не хотел слушать.
Прочитали ему закон, но и тогда не оставил он своего намерения, говоря, что должен войти: пусть они будут лишены этой чести, но не я.
Тогда священники пали ниц и молились великому Богу, чтобы удержал стремление насильственно вторгающегося; храм наполнился воплем и слезами, а оставшиеся в городе сбежались в смущении, полагая, что случилось нечто необычайное.
Заключенные в своих покоях девы выбегали с матерями и, посыпая пеплом и прахом головы, оглашали улицы рыданиями и стонами.
Оставив подобающий стыд, беспорядочно бегали по городу.
А матери и кормилицы, оставляя и здесь и там новорожденных детей, неудержимо сбегались во всесвятейший храм.
Так разнообразна была молитва собравшихся по случаю святотатственного покушения.
Вместе с тем некоторые из граждан воззвали, что нужно взяться за оружие и мужественно умереть за закон отеческий, произвели в храме великое смятение, с трудом быв удержаны старейшинами и священниками.
Народ продолжал молиться. Даже бывшие с царем старейшины многократно пытались отвлечь надменный ум его от предпринятого намерения.
Но, исполненный дерзости, он уже делал шаг вперед.
Видя это, бывшие с ним начали призывать Вседержителя, чтобы Он помог в настоящей нужде и не попустил такого беззаконного и надменного поступка.
От совокупного, напряженного и тяжкого народного вопля происходил невыразимый гул.
Казалось, что не только люди, но и самые стены и основания вопияли, как бы умирая уже за осквернение священного места.
А первосвященник Симон, преклонив колени пред святилищем и благоговейно распростерши руки, творил молитву:
«Господи, Царь небес и Владыка всякого создания, Единовластвующий, Вседержитель! Призри на нас, угнетаемых от безбожника и нечестивца, надменного дерзостью и силою.
Ты, все создавший и всем управляющий, праведный Владыка.
По любви к дому Израилеву Ты обещал, что, если постигнет нас несчастье и обымет угнетенье и мы, придя на место сие, помолимся, Ты услышишь молитву нашу.
Ты верен и истинен, и много раз, когда отцы наши подвергались бедствиям, Ты помогал им в их скорби и избавлял от великих опасностей.
Мы за многие и великие грехи наши бедствуем, преданы врагам нашим и изнемогли от скорбей.