Моно логи. Том 3

Раздевалка горела дважды.

На первом этаже дежурил охранник в штатском. Толку от него было ноль. Возле него могли кого-то бить, жечь вышеупомянутую раздевалку… Да что угодно. Только один раз от него была польза: однажды в школу зашел мужик с топором на плече. История эта быстро превратилась в легенду и легенда обросла подробностями: например, стало известно, что топор был окровавлен. Насчет крови – не знаю, не видел, но сам факт наличия мужика с топором, который зашел в школу и поинтересовался: "Где тут кабинет директора?" – истинная правда.

Охранник указал в противоположное от кабинета направление и вызвал милицию.

Однажды на уроке алгебры в наш кабинет заглянула голова. Взъерошенная такая голова с мутными наркоманскими глазами. "Снегири" в те годы вообще был весьма наркоманским районом, но чтоб обдолбанные чудики вот так вот запросто ходили по школе – такого еще не было. Голова обвела нас невидящим взглядом и вдумчиво посмотрела на учительницу математики, Наталью Юрьевну. Наталья Юрьевна также вдумчиво посмотрела на голову. Класс, не выдержав, покатился со смеху, и тут голова снова посмотрела на нас и изрекла:

– Вы что угораете? 2,71банутые что ли?

И снова исчезла в дверном проеме.

От такой наглости и такого идиотизма ошалела даже наша учительница, которую, надо сказать, справедливо побаивалась вся школа.

У нашей школы даже был свой гимн. Неофициальный, разумеется:

"Стоит не сгорая,

Вроде сарая,

Наша любимая школа восьмая!"

Но эта глава мемуаров – не о 90-х и даже не о моей школе, оставившей мне на память пару шрамов и множество неприятных воспоминаний. Особым вниманием я одарю лишь наш школьный туалет и нашего директора, Василия Петровича, который в моей памяти так и остался человеком без фамилии, просто Василием Петровичем.

Итак, туалет! Он представлял собой небольшую комнатушку с вкопанными в цементную ступеньку унитазами. Тремя – в большом туалете, двумя – в маленьком. Кабинки? Дверцы? Нет, это не про нашу школу. Причем так выглядел не только мальчуковый туалет, но и девочковый тоже. Еще одна пикантная подробность, в туалетах на переменах всегда было не только многолюдно, но и очень хорошо накурено. А порой еще и нанюхано – бывало, что в уголке сидел кто-нибудь на корточках и нюхал клей в пакете. Редко, но бывало. Вы пробовали справлять нужду на цирковой арене при полном аншлаге на трибунах? Если да – вы примерно представляете, каково было желающим облегчиться в нашем школьном туалете.

В туалете регулярно кого-то били, курили, накуривались, трепались, прятались от кого-то, кто в это время кого-то бил в другом туалете… В общем, дурдом там был полный. Я не знаю, как вы, а я справлять нужду в таком обществе могу, только если увижу перед собой разъяренного медведя.

Спасением мог бы стать учительский туалет. ОДИН унитаз, за закрытой дверью. Делай что хочешь, и пусть в общем туалете творятся любые чудеса. Но нет, учителя глубоко возмущались таким кощунством, как посещение учениками ИХ туалета! Это вызывало у них праведный гнев, и последствия были чудовищными.

Это все – предыстория. А сама история – такова: я учился тогда в 9-м классе и однажды в школу за мной пришел мой двоюродный брат, Женька, уже хорошо известный постоянным читателям моих мемуаров как поджигатель, раздолбай и алкоголик. Ему дома не сиделось, он приехал ко мне в гости, дома меня не обнаружил, пошел в школу, выцепил меня на перемене и сказал: "Бросай все нафиг, пошли, я портвейна купил!"

Как я мог отказаться?

Мы схоронились где-то в коридоре, чтоб не попасться на глаза ни учителям, ни моим одноклассникам (в школе меня не любили ни те, ни те, поэтому вторые запросто могли сдать меня первым), дождались начала урока, и когда шум в школе сошел на нет – не спеша двинулись к выходу.

Но тут Женьке пришла в голову идея:

– А пойдем туалет посетим напоследок?

А чего бы и не посетить? Посетим!

Заходить в провонявший дымом, грязный и мерзкий общий туалет нам было не комильфо, поэтому, справедливо решив, что раз все учителя на уроке и в учительском туалете мы никому не помешаем, мы направились туда. Да, вдвоем. А почему бы и нет? Зачем один будет стоять снаружи и мозолить проходящим мимо людям глаза?

Мы вошли, но закрыть за собой дверь не успели. Из ниоткуда вдруг появилась завуч. Стремительная как баллистическая ракета на этапе нисходящей траектории, она неслась к нам, крича на ходу:

– Выходите! Выходите оттуда! Выходите!

Я вышел. Следом за мной вышел, слегка пошатываясь, Женька. А что? У нас по школе запросто наркоманы ходят, пусть и мой пьяный брат по ней погуляет!

– Вышли! – сказал он.

– Вот и хорошо! – сказала завуч, исчезая в туалете.

Мы пожали плечами. Мало ли, вдруг ей приспичило так сильно, что терпеть она уже не могла? В конце концов, это учительский туалет, что тут попишешь. Ее право. И мы отправились в общий.

На мой взгляд, на этой ноте сия история могла бы и закончиться. И была бы она забавной, но не особо смешной. Ну, выгнали нас из туалета, подумаешь, делов-то! Но это был еще не конец.

На следующий день с урока алгебры меня, как говорится, "с вещами на выход" забрала секретарь и отвела к директору. Меня это не удивило и не насторожило. Грехов за мной было много, и к директору я хаживал частенько. Я только гадал, так, с ленцой, зачем я потребовался Василию Петровичу на сей раз? О какой моей проказе он снова узнал? Может, химичка меня заложила, что я реактивы из кабинета спер во время дежурства? Или я учительницу психологии так достал своими постоянными прогулами, что она на меня наябедничала?

Меня привели в приемную. "Подождите!" Ну, а чего бы не подождать? Спасибо, что с алгебры меня забрали, я лучше тут посижу, чем там. Подождал, посидел… "Проходите!"

Прохожу.

Коротко о Василие Петровиче: мужчина в годах, лет 60 ему было на тот момент, наверное. Лысоватый, довольно крепкий, крупный, но уже начавший полнеть. Еще бы, от сидячей работы-то. Манера речи – брежневская. Дикция – такая же. Кабинет выдержан в советском стиле – большой стол, нависающий над сидящим напротив учеником, портрет Ленина над столом… Побывав в этом кабинете впервые, будучи еще первоклассником, я, сличая лысоватого Василия Петровича и лысого Ильча, подумал, что, наверное, на портрете какой-то его родственник.

– Здравствуй! – коротко и веско бросил мне директор. – Садись.

Я сел. Он молчит, и я молчу. В воздухе висит ожидание… Я понимаю, что дело тут явно не в прогулах, слишком уж мрачен и задумчив Василий Петрович, вероятнее всего – обнаружили пропажу реактивов, а значит, сейчас мне будет выволочка… На лице директора – раздумье, тяжелое такое раздумье. Он не знает, как начать разговор… Мнется… наконец решается.

– Кирилл… Вот скажи мне… Ты – мужчина?

– Ага, – киваю я, офигевая все больше и больше. Не так раньше начинались наши разговоры, совсем не так.

– И я – мужчина, да?

– Вроде бы, – осторожно говорю я.

– Вот и давай поговорим с тобой, как мужчина с мужчиной!

Я украдкой щипаю себя за руку. Нет, вроде не сплю и не галлюцинирую. Что он несет-то в самом деле?

– Ну, давайте… – выдавливаю я из себя.

Снова повисает молчание. Василий Петрович никак не может оформить мысль. И, наконец, не выдерживает и выдает ее, как она есть, без огранки и окантовки:

– Что ты делал с тем мужиком в туалете?

– Отлить зашли! – рефлекторно выдаю я.

Василий Петрович облегченно выдыхает.

– А кто он вообще?

– Брат мой. Двоюродный.

– А… Ну все. Иди.

Я выхожу из кабинета в состоянии крепкого офигения. Это что сейчас такое было? Как-то не по рангу директору делать мне втык за незаконное посещение учительского туалета, верно? Да и не было это втыком, он просто интересовался, что я там делал с тем мужиком.