Маршал

– Ты где взяла всё это? – удивился Тота.

– У соседей. Точнее, они сами предложили. Я нашла у вас лук, картошку, хотела пожарить, и они жаркое готовили, я предложила помощь. Вот так получилось и у нас, и у них. – Она демонстрирует стол. – А что?

– Что? Что?! – возмущен Тота. – Ты разве не видишь их?

– Очень вежливые, нормальные африканцы. Гораздо лучше, чем пьяные и грубые мужланы.

– Это, может, и так, – согласился Тота, – но с иностранцами надо быть очень осторожным. А что-то у них брать!.. Понятно?

– Понятно, – согласилась Дада, – что это не наша общага в тайге.

Общежитие было построено к московской Олимпиаде 1980 года, блочного типа. Небольшой общий коридор, санузел и двух- и трехместные комнаты. Болотаев занимал трехместную, большую комнату. У него прописан студент-земляк, который живет на съемной квартире и не появляется здесь. Соседи Болотаева тоже аспиранты. Правда, их цель – не защититься, а под разными предлогами как можно дольше пробыть в Москве, где они, пользуясь дефицитом во всем, регулярно выезжают в свои страны, привозят всякие вещи – от спиртного и сигарет до джинсов, дубленок и иных «шмоток», на чем зарабатывают вроде бы хорошие деньги.

В СССР такое считалось спекуляцией, было уголовно наказуемо и обществом вроде бы порицалось, хотя почти все, кто жил в Москве, так или иначе к этой сделке или спекуляции порою бывали причастны, ибо иных вариантов приобрести что-либо нормальное не было.

Болотаев тоже пару раз со спекулянтами контактировал, себе джинсы брал, маме кожаное пальто и ещё кое-что по мелочи. Правда, всё это было не с соседями, которых Тота держит на дистанции.

Так, после приезда Иноземцевой, утром, стоя в маленькой прихожей, он грубо постучал к соседям и через закрытую дверь крикнул:

– Эй, вы! Ко мне девушка приехала, поэтому ведите себя тише воды, ниже травы. А санузел для вас только вечером и утром, по полчаса. Понятно?

– Да-да, товарищ Тота, – дружно ответили соседи, не открывая дверь.

А вот Дада из-за этого диалога сильно возмутилась:

– Как так можно?! – не находит она даже слов. – Это просто не по-человечески, невыносимо!

– О чём ты, Дада? – усмехается Болотаев. – Ты ведь их не знаешь.

– Не знаю, но знаю, что вы не правы. – Она нервно размахивает руками и как последний аргумент: – Неужели вы окончили институт культуры?

Если бы это сказал кто-либо другой, обида Болотаева была бы серьезной и, может, был бы конфликт. Однако на Даду Тота обижаться не может, она без шума и незаметно навела во всем боксе аптечный порядок, всегда приготовлена еда, уютно, и, главное, она ничего не требует, не просит и, вообще, незаметна, как в сибирский активированный день, тиха, если её не трогать. А вообще-то она часами напролет что-то вяжет. Этот процесс порою идет и ночью при свете ночника, и тогда Тота сквозь сон слышит, как нежно спицы пищат, словно мыши в углу играют. И что самое интересное, она почти что неревнива или делает вид, что не ревнует. По крайней мере, вечером, когда Тота возвращается, она сообщает, что заходила, к примеру, блондинка Вера, или брюнетка Люся, или ещё какая-либо дама, и это всё без видимых эмоций. А вот когда объявилась одна уж очень навязчивая аспирантка и Тота был в комнате, Дада засобиралась было прогуляться, хотя до этого даже боялась выходить, но Тота остановил её:

– Уже поздно и ветрено, – и обращаясь уже к аспирантке: – Что-то хотела сказать или спросить?

– Да, наша гостья не желает быть на нашем вечере? Как-никак, а восьмое марта, Женский день?

Тота явно смутился, губы сжал, молчит, а девушка продолжает:

– Ну, как говорится, молчание – знак согласия. Я за вами завтра в пять зайду.

– Она не хочет, – выдал Болотаев.

– Почему не хочет? – и обращаясь к Иноземцевой, делая акцент на первом слове: – Наш Болотаев такой талант. Он такие вечера устраивает.

– Я знаю, – вдруг сказала Дада, – но вряд ли смогу, да и настроения нет.

– Вот и поднимется настроение.

– Уже спать пора, – выпроваживает Болотаев гостью. И когда она ушла, уже не глядя в сторону Дады: – Тебе там делать нечего… Хотя… – Он задумался и выдал: – И я, если мог бы, с удовольствием не пошёл бы, но нельзя – обязаловка, партзадание.

– Так вы член КПСС? – удивилась Дада. – А было бы интересно посмотреть, как вы исполняете партзадание.

– Я тебе отдельно самое лучшее после вечера здесь покажу, – без энтузиазма пообещал Тота, на что она без упрека заметила:

– Да не волнуйтесь вы. Мне-то и на люди не в чем выйти. Тем более в Москве.

Наступила пауза. Он стоял. Она, как впущенная в дом жалкая собачка, сидела на самом краю кровати, прямо у входа.

– Я вас понимаю – пала на шею, – сказала тихо и чуть погодя: – Дайте мне в долг, я к подруге поеду.

– И где твоя подруга?

– В Воркуте.

– И сколько?

– Семь сорок – общий вагон.

Тота полез в карманы. Всё содержимое выложил на стол. Дважды пересчитал мелочь. Со злостью вывернул карман. Тут же стал стучать соседям в стенку:

– А ну быстро сюда, господа иностранцы!

К удивлению Дады, соседи моментально появились в дверях.

– Так! – командовал Тота. – Эту даму надо прилично прикинуть.

– Что именно, товарищ Тота?! – почти хором сказали иностранцы.

– Ну-у, – замешкался было Болотаев, а потом, как с барского плеча, даже махнув щедро рукой: – Всё!

– Всё – это что? – снова последовал вопрос.

– Так, туфли. Джинсы. Блузка, – сгибал он пальцы. – Далее кофта… что ещё? – Это он спрашивал уже у Дады.

Та лишь повела плечами: мол, ничего не надо. Однако Тоту уже не остановить:

– Ещё пальто, кожаное.

– Турция, Италия, Франция?

– Лучшее! И такое… э-э… помните вы одной чеченке достали? Такое… бордовое с воротником.

– О! Это две тысячи стоит.

Тота застыл, лишь кадык задергался.

– Ничего не надо, – вскочила Дада, – уходите, пожалуйста. – Она стала выталкивать соседей и, когда закрылась за ними дверь, уже другим тоном предложила: – Тотик, – так она его ласкала, – давайте выпьем чай.