Маршал

– Как я рада, как я счастлива! – ликовала мать.

Тота этот оптимизм особо не разделял. Конечно, собственное жилье – это отлично. Однако квартира хоть и в новостройке, но на краю города, в микрорайоне. И эту квартиру надо полностью обставить, а какие деньги у провинциальной актрисы в заурядном национальном театре?! Вот и спит Тота на матрасе, на полу. Так это Тоту не тяготит, гораздо хуже другое: за годы жизни в Тбилиси и в Москве он привык свободно одеваться, битловскую причёску иметь. В Грозном такой стиль не приветствуется, а на работу, тем более в нацбанке, куда его мать по блату устраивает, и вовсе надо ходить в строгом костюме и при галстуке.

Рабочий день с девяти утра до шести вечера, а оклад чуть более чем у аспиранта – 110 рублей, хотя должность и называется «заведующий отделом экономических реформ».

Тема женитьбы, которая в последнее время постоянно обсуждалась, теперь отодвинута на некоторое время, ибо, как считает мать, во всем должен быть порядок. Значит, вначале ремонт квартиры, потом мебель, ковры и машина и только после этого – достойная невеста. Правда, есть ещё одно «но». Оказывается, у матери тоже есть долги, и немалые. О своих долгах, понятное дело, Тота и не упоминает. Как профессионального финансиста, мать просит Тоту посчитать время решения всех проблем, исходя из их зарплат.

Тут и финансистом быть не надо. При полной экономии всего и вся нужно лет десять для уплаты долгов. Однако мать с этой задачей решила справиться очень быстро и уже планировала свадьбу сына на следующую осень.

На следующую осень мир, в образе Советского Союза, полностью перевернулся, а Страна Советов и даже советские граждане как бы исчезли… А до этого были серые будни чиновничьей жизни Тоты Болотаева, с редкими всплесками некоей активности.

Как выпускник Финансовой академии, Болотаев изучал расширенный курс банковского дела и даже практику проходил. Однако странная ситуация была в вузах СССР: изучали одно, а на деле – совсем иное. К тому же в целом по стране чехарда, вроде бы перестройка во всём, а на самом деле тяжеленный кризис и даже катастрофа, особенно в финансах. Инфляция, как стало модно говорить, галлопирует.

Отдел у Болотаева новый, вместе с ним всего три человека. «Новых экономических реформ» нет. А работы много. Болотаев напрямую подчиняется директору банка. Директор тоже человек новый, со стороны, вроде добрый, честный человек, но некомпетентный в банковском деле. Говорит, что за должность дал большую взятку и теперь должен возместить свои затраты и Тота будет жить не на одну зарплату, если будет делать всё, что скажет директор. Тота старается, работает по выходным и праздничным дням.

В стране кризис, а в нацбанк деньги текут рекой, и большая часть исчезает в виде льготных и беспроцентных ссуд, кредитов для поддержки малого и среднего бизнеса или разведения кур, отгонного животноводства и так далее.

Конечно, Болотаев денег не видит, но цифры впечатляют, и по прошествии времени он понимает, что какие-то силы вели страну к краху, к развалу. А в тот период сам Тота думал, что, участвуя косвенно во всех этих махинациях, и он должен получить кусок от пирога, тем более что директор об этом уже намекнул. И вот наступил Новый год, а вместе с ним и долгожданные премии: всего двадцать пять рублей. Возмущенный Болотаев рванул к директору.

– А что ты хотел? – удивился тот. – Сразу миллионером стать? Без вызова в кабинет? Ну и нравы!

В тот же день Болотаева вызвали в отдел кадров и предложили написать заявление об увольнении.

Мать Тоты возмущалась, плакала, проклинала на чем свет стоит директора:

– Какая подлость! На Новый год такой подарок! Я этого так не оставлю!

– Может, я уеду в Москву? – о своем выдал сын.

– Что?! Какая Москва?! Тебя женить надо. А работу я тебе найду, ещё лучше этой… И как ты меня одну оставишь?! Я уже старая!

– Ты у меня самая, самая! – обнял Тота мать. – А работу я сам найду, хорошую.

Так и получилось. На Новый год Тота позвонил своему другу, однокласснику Мише Хазину, и между прочим рассказал о своих проблемах. Михаил предложил ему сходить после новогодних праздников к своему отцу – замдиректора объединения «Грознефть», а Болотаев как раз специалист по экономике нефтяной промышленности. К тому же выяснилось, что русскоязычное население, которое в основном работало в «Грознефти», в массовом порядке покидает республику. Так что Болотаев сразу получил должность замначальника планово-экономического отдела и оклад в два раза больше, чем в нацбанке, и работа чистая и честная, спокойная. Правда, пару раз это спокойствие было нарушено. Тоту вызывали в прокуратуру, но вызывали как свидетеля по поводу прежней работы. Особых показаний он не дал, но, видя, с каким рвением правоохранители докапываются до директора нацбанка, подумал, что того точно посадят. Но вышло наоборот, в рост пошёл – вице-премьер правительства.

«Да, хреново, видать, дела», – подумал Тота, но особо не горевал, ибо так получилось, что его начальник отдела неожиданно уехала навсегда в Израиль, и Болотаев стал начальником отдела, и зарплата ещё выше.

Так, помаленьку, и жизнь стала налаживаться, и быт улучшаться. Кое-какую мебель в квартиру Болотаевы купили. Вот только в центре Грозного страсти разгорались. Начались митинги. Чехарда не только на Кавказе, но и в Москве. С каждым днем обстановка становилась всё напряжённей. И тут отец Миши вызвал Болотаева:

– Тота, ты друг моего сына, поэтому хочу сказать, как старший и повидавший многое человек. В стране смутные времена, а здесь и вовсе будет бардак. Я уже вышел на пенсию, мы здесь почти всё продали и уезжаем в другую страну. И тебе советую, уезжай вместе с матерью.

– Это наша Родина, и нам некуда и незачем уезжать, – заявила мать категорично. – Вольному – воля, кто хочет, пусть уезжает.

– Нана, а эти митинги?! – озабочен Тота.

– А что митинги? Власть и свобода просто так не даются. Мы об этом мечтали. Год назад тебя, как чеченца, близко бы к «Грознефти» не подпустили, а теперь одни чеченцы работают.

Последнее утверждение, конечно, неверно, и там, где условия труда во всех отношениях достойные, во все времена – конкуренция. И даже поэтому Болотаеву очень приятно, что за столь короткий промежуток времени работы – всего полгода – ему вдруг предложили высокую должность – замдиректора по экономике.

Скорее всего, это случилось по рекомендации уехавшего Хазина, но и Болотаев показал себя ответственным, трудолюбивым работником. Хотя, по правде говоря, все показатели шли резко вниз, но все понимают, что рушится вся система огромной страны и пощады для таких стратегически важных организаций не будет и не может быть, потому что «Грознефть» – это, пожалуй, единственное объединение, которое ещё функционирует и где ещё есть деньги, даже валюта и нефть. И поэтому, как только те силы, так называемые революционеры, которые с помощью митингов и демонстраций, а также при поддержке новой власти в Москве и в Грозном взяли верх, первым делом пошли захватывать, как учил ещё Ленин, не почту, телеграф, вокзал и банк, а именно объединение «Грознефть». И самым поразительным было то, что все правоохранительные органы никак не реагировали на весь этот беспредел.

Толпа вооруженных, грубых, бородатых и наглых мужчин с криками вломились в головное здание объединения. Испуганных сотрудников собрали в актовом зале, и тут, почему-то в грязных сапогах да на столе стоит чернобородый чеченец-здоровяк с пулеметом наперевес и на хорошо поставленном русском языке объявляет:

– Отныне власть принадлежит народу! Это всем понятно? Или у кого-то есть вопросы?

Если бы этот «революционер» был не чеченец, то Тота, скорее всего, постарался быть вне этой вакханалии, но, как говорится, за народ обидно, и он сказал:

– А разве не с 1917 года власть принадлежит народу?

– Что ты сказал? – грозно глянул сверху вниз здоровяк. – А ну повтори!

– Повторять нечего, а вот вопрос есть, – в тон ему ответил Болотаев.

– Какой у тебя вопрос? – перешел на чеченский «революционер».

Тота тоже перешел на чеченский:

– А ты у себя дома тоже, как свинья, по столам в грязных сапогах ходишь?

…Очнулся Тота в больнице. Рядом сидела мать. Плакала и поносила всех этих мерзавцев и бандитов, то есть «революционеров». Тота отделался легко, могло быть и хуже. Врачи рекомендовали пару дней отлежаться, отдохнуть и вообще сменить обстановку, климат, то есть уехать куда-нибудь подальше из республики. На что мать твердо сказала:

– Нет! На старости лет мой единственный сын должен быть рядом со мной… И прежде всего должен жениться. А от этой работы и этой нефти до сих пор пользы не было и впредь не будет.

Решение матери для Тоты – закон. Пошёл он в «Грознефть» трудовую книжку забрать, а там словно ничего и не было, всё как прежде, и даже усиленной охраны нет, и Болотаеву объяснили:

– Был звонок из Москвы, чтобы никто к нефти не подходил. Так что эти уроды, поджав хвосты, убрались восвояси.

Таким образом в объединении «Грознефть» образовался некий оазис, где очень спокойно, всё функционирует и высокая зарплата есть, а вот вне объединения – анархия и хаос.

…Не один раз, как обычные студенты в СССР, а два раза в разных вузах Болотаев сдавал экзамен по истории КПСС и поэтому прекрасно знал, к чему привела революция в России 1917 года, – это был переворот, репрессии, убийства и война. И Болотаев понимает, что если не найдутся какие-то здоровые силы, то будет катастрофа, которая сметет всё на своем пути – и «Грознефть», и его самого. Однако Болотаев верит в здравый смысл человечества, к тому же его благосостояние улучшается: на работе по госцене, а это, считай, копейки, он приобрел цветной немецкий телевизор «Грюндик». Правда, это из Восточной Германии, то есть ГДР, но всё равно – это мечта и особенно рада мать. А вот у Болотаева своя радость – уезжали навсегда из страны знакомые евреи и почти даром продали японский стереомагнитофон и в придачу кассеты с записями. Так что Тота каждый день торопится домой. А дни стали короткие, а уличное освещение, тем более в далеком от центра микрорайоне, начали отключать, мрак наступает во всех отношениях. И даже Болотаев, в самом зрелом возрасте здоровый человек, по вечерам с оглядкой к дому торопится, и тут доносится женский крик из тупика:

– Люди, помогите, спасите, убивают!

Болотаев бросился на крик, женщину он спас, но и ему досталось; побитого и окровавленного притащили его к квартире прохожие.

– Всё! Уезжай! Хоть куда уезжай! – плакала мать.

– Ну куда я уеду? – с перевязанной головой, слабо возражал Тота.

– В Москву!

– Тут работа, дом…А там что? Кто меня в Москве ждёт? И тебя я здесь одну не оставлю.

– Не спорь и не перечь матери! – был вердикт. – И мне будет спокойнее… А я, сам знаешь, без моего театра и сцены не смогу… Да и перебесятся скоро изверги, тогда и вернешься. Всё!

* * *

Когда человек попадает в экстремальную ситуацию, он начинает думать, что если на сей раз его пронесет, то далее он сделает всё возможное и невозможное, чтобы такое не повторилось. Однако всё быстро забывается, и ошибки повторяются. А остановиться и подумать о них некогда и неохота. Кажется, что всё и вся знаешь и что тебя злой рок судьбы обойдет… Правда, попав в неволю, человек трезвеет. Но поздно… это к тому, что в тюрьме Тота впервые подумал, если бы он тогда, в конце 1991 года, в Москву не уехал, то, ему кажется, всё было бы по-другому. Хотя…