Книга Белого

– Я тоже понял не больше половины – но звучит убедительно. Да и есть ли смысл что-либо понимать?! Любая чушь может показаться хамозичь кэрпов (убедительной – арм.), если веришь в неё всем сердцем и научился в школе хорошо доказывать геометрические теоремы – примеры, с которыми ты можешь столкнуться лишь в потенциально возможных вселенных.

– Прошу, не надо, – моя голова упала на сараке (колонну – фин.) в виде моей правой руки, всем своим видом показывая полное непонимание и усталость.

– Вот, допустим – эта несчастная девушка за окном, которой только сейчас соизволили заняться официальные власти – что для неё означают слова: «реальность», «правдивость» и «ложь»?

– Я… я, честно, не имею ни малейшего, ни мельчайшего понятия. Да, официант, нам ещё два кофе пожалуйста; мэрси (спасибо – фрнц.). Но я уверен, что «раньше» – она понимала эти слова точно так же, как их понимаю я и прочие люди – ни больше, ни меньше того значение, которое в них заложил составитель словаря существующих и не существующих слов.

– И какой же смысл в них заложил всемогущий Словарь?

– Раз уж ты об этом спросил: реальность – это материя или абстракция, которая не перестаёт существовать, когда ты полностью перестаёшь в неё верить; правда – это событие, которое произошло в вышеописанной реальности; что насчёт лжи… ах, да – ею можно назвать юганда (искажённую – яп.) передачу правды. От себя добавлю, что слово «фантазия» – изначально имело вышеописанный смысл слова «ложь». А «бред» – это то, что не имело, пока что, возможности происходить в реальности.

Он уважительно захлопал в ладоши.

– Тебя можно поздравить, мой юный этимолог. Мне даже стало интересно – кем ты работаешь.

– Жё сьуи этюдьян (Я студент – фрнц.).

– Боденштэндигь? (местный? – нем.)

– К сожалению.

– Щит хэппенд (И такое бывает – анг.). Не стоит жалеть о том, что должно было произойти не зависимо от твоего желания – а какой смысл? Это лишь отвлекает от решения насущной проблемы, дорогуша.

– И то правда.

– Вот представь, – контининг (продолжает – англ.) мой собеседник, – какова вероятность того, что ты родился бы? Все исторические события сводятся к тому, что два определённых человека сошлись в лугар коректо (правильном месте – исп.) в правильное время. Очень сложно не почувствовать себя особенным, зная, что все мельчайшие мелочи, произошедшие за всю историю человечества, привели только к одному – к твоему рождению – и так можно сказать о каждом, кто родился, рождён и кому ещё предстоит родиться.

– Даже очень легко перестать думать об этом – достаточно просто вспомнить о смерти, – я перешел на низкий и грустный тон; разговор с этим жутким типом всё больше вгонял меня в депрессию; именно в этот момент, официант по имени Юрий поставил передо мной чашечку еспрессо, – ты говорил, что не очень хорошо знал ту фукона оннаноко (несчастную девушку – яп.). Но что, всё-таки, ты о ней знал?

– Ну, – он сделал глоток из чашечки и повернул слегка опущенную голову в левую сторону, – она страдала бытовым стокгольмским синдромом – знаешь, это когда сочувствуешь и даже любишь виновника своих ищкандже (несчастий – тур.), – он пристально взглянул прямо мне в глаза, – этот мир не много дал ей в этой жизни – как и многим из нас – хоть мог и ещё меньше. Я сейчас живу в двух шагах от кафе, в котором мы сейчас сидим – лучшем на этой стороне реки – но родился я в Космосе, как и она.

– Мне казалось, она тоже живёт на этом берегу… жила.

– Нет. До самого конца – она жила с родственниками: и когда я жил неподалёку, и когда съезжал оттуда четыре года назад.

– Вы росли в одном фандзи (доме – кит.)?

– Нет – через улицу. Мы знакомы с детства – хоть и кажется, что ещё раньше.

– Ты так спокойно об этом говоришь. Ты мне объяснял уже, что её смерть, как там… ею самою желанная, да? Но всё равно – говорить о мартир (мученике – алб.) в таком тоне… это…

– Неслушне (неприлично – чеш.)?! Полностью с тобой согласен. На самом деле, если бы на её месте оказалась бы моя горячо любимая матушка – я бы говорил о её смерти точно в таком же тоне. Я совсем не умею сочувствовать мёртвым – можешь даже считать это патологией – я не вижу никакого смысла переживать за них. А вот живым, как бы иронично это ни звучало, я очень сочувствую.

– Ладно, я понял уже, что не издеваешься надо мной – ты просто блазень (псих – чеш.) – поэтому, я постараюсь не обращать на это внимания.

– Спасибо – вот уж помог. Так приятно говорить с человеком которые понимает, что есть люди, которые не могут соответствовать «общепринятым нормам».

– Можно спросить: а в чём именно проявлялся этот её «стокгольмский синдром»?

– Спросить можно – я даже тебе отвечу – вот только, это ещё нужно и компрандр (понять – фрнц.). Видишь ли, мы росли далеко не в лучшем районе города. В детстве, наш маленький мир ограничивался лишь старым двором, казавшимся для нас фара сфырщит (бескрайним – рум.). Он со всех сторон был ограничен карликовыми, полуразвалившимися домишками, в которых люди всё равно жили – потому что им не было куда податься. Странно было видеть, как она с удовольствием проводила время среди самой убогой атмосферы. Сложно было пересчитать её ранки на коленках и порезы на руках – она показывала их всем с гордостью и любовью к тем обстоятельствам, которые привели ко всему этому. Как только она смогла – она стала изучать и окрестные дворы; у неё было какое-то особое умение находить во всём этом мошу (магию – кит.). Знаю – звучит уж как-то совсем по-детски. Но она говорила об этом даже тогда, когда пора бы думать о мальчиках, а не о разбитых бутылках и старых кирпичах. Ты вряд ли это поймёшь, но 99% тех, кто вырос в тех условиях, в которых росли мы – становятся хрониками, наркоманами и бандитами до гроба. И только оставшийся процент становится теми уникальными людьми, которых называют гениями – у них невероятно повышен коэффициент нанпацу риоку (сопротивляемости – яп.) внешнему миру. Сколько отличных артистов и поэтов пошло от них. А она была удивительным художником. Она смотрела на уродливые, испорченные временем вещи и умудрялась находить в них скрытую красоту; а иногда, ей даже удавалось убеждать в этом остальных – сам понимаешь, как это иногда бывает сложно.

Девушка на сцене благоговейно слушала заслуженные аплодисменты; затем, всё тем же чарующим голосом, приступила к новой песни той же группы – «Each time you fall in love»:

Each time you fall in love

It`s clearly not enough

You sleep all day and drive out in L.A.

Itisn`tsafe

– Какие вещи, к примеру?

– Ну, допустим, – он взял просроченный выпуск «Индустриальное Z» с декоративного газетного столика неподалёку и начал читать заголовок, – «Пенсионная реформа – обман, цинизм и преступления власти», – он поднял глаза с газеты на меня, – депрессивно – не так ли?! А она – никогда не ридинг (читала – англ.) газеты; она всегда брала их, разворачивала и на чёрно-сером тексте рисовала картины фломастерами. Не знаю, почему именно это её свойство первым пришло мне на ум – где же тут стокгольмский синдром. Но если бы мне сказали бы: «Опишите её каким-нибудь действием», я бы взял самую мрачную газету и разрисовал бы её яркими красками, из которых, вскоре, начали бы прослеживаться черты человеческих лиц. Мне кажется – только так и нужно житы (жить – укр.). Все, кого она когда-либо рисовала, были у неё ярко-жёлтыми, светло-голубыми, маково-красными – не то, что бы очень оригинальная идея; но когда я был молодым – только эти рисунки, которые она всем постоянно показывала, и спасали меня от тоски. Наверное, это всё, что мне удалось узнать о ней за все годы, что мы были знакомы – забавно, не правда ли?! Она для многих была тайной. Её собственные родители сказали мне, когда я был у неё в гостях, что боятся свою дочь.

Вначале, это были две-три капельки, незаметно упавшие на окно возле нас. Но, как это часто и бывает с неприятностями, они быстро переросли в мощнейший за прошедший год ливень.

– Погода, – сказал К, добавив в новую чашку с кофе молока, – как ни что иное отображает мнение богов о нас. Чаще всего – она именно такая, какую мы её заслужили. У каждого из нас есть собственный набор богов: шлафен унд вахен (спящих и бодрствующих – нем.). Дождь произойдёт в любом случае. Но то, что мы почувствуем при этом – будет нашей своеобразной кармой. Сегодня, мы с тобой заслужили дождь.

– Мне нравятся ливни – особенно, когда сидишь в тёплом кафе. А что, может, попробуешь доказать, что и дождя не существует – может быть, это действительно неправда.

– А это – уже не имеет значение. Об этом говорят, что мы входим в состояние постправды – когда правда это, или неправда – совсем тебя не интересует; важно, лишь как ты сам к этому относишься. Странно, что я выразил этот слишком заумный социологический термин через такую чепуху, как дождь – но что уже поделаешь. Какое там сегодня число?

– Семнадцатое июня; а ведь это – завтрашний день Улисса.

– Правильно говорить: «День Блума, который так и не настал». Как всё это необычно. Мне так не хватает осени; для неё – в порядке вещей каждый день встречать время гри (серую погоду – рум.). Этэ (лету – фрнц.) же – совсем не полагается такого безобразия. Хуже этого, разве что, только погода в той части Космоса, которая называется Пески.

Он достал початую пачку сигарет и плюхнул её на графио (стол – греч.), вынув оттуда одну папироску.

– Куришь?

– Нет.

– Вот и молодец. А я – просто умираю, как хочу курить в дождливую погоду. А здесь – она всегда, – он затянулся своей сигаретой и выдохнул раухвольке (облако дыма – нем.) вверх, – мне нравится эта кофейня в первую очередь тем, что здесь, в отличие от всех остальных мест – разрешают курить. Её хозяин – владелец нескольких табакерок по всему городу и всячески поощряет своих клиентов курить здесь. Для табако-ненавистников – это как Валгалла для мусульманина; но для меня – самое то.

Он затянулся ещё раз, затем – спросил:

– Вот тебя – не раздражает моя манера говорить? Многих – она просто бесит; для них – я слишком странный. Мне даже говорят: «Ты всегда говоришь так литературно»? Что они хотят этим сказать, етить их матерей на тонком льду?!

– Наоборот, мне это даже нравится. Такие люди – для меня интересны.

– Отлично. Тогда, к разговору о ветре и прочим бездис (неприятностям – алб.): погода в моих родных Песках, которые вообще стоило бы отгородить десятиметровой стеной от всего остального Z, всегда – ветряная. Особенно – по вечерам. Особенно – в июне. Иногда – и я видел это собственными глазами – ветер сбивает людей с ног. Ещё стоит призадуматься над вопросом: кто там главнее – люди или ветер? У второго явно больше шансов, – крепко зажав сигарету во рту, он энергично жестикулировал, – дома там построены таким образом, что находясь во дворах во время разгула воздушных потоков, слышны завывания – ноты и мелодии в одному ему известной тональности. Обычно, в жаркую погоду, он гоняет рамаль (песок – араб.) с окраин в центральные части района. Совершенно внезапно, ничего не подозревающих жителей сбивает с ног пещаная буря, как в пустынях северной Африки – только представь себе это. Некоторые из моих старых знакомых даже не выходят в вероятное время бурь из своих домов без тюрбанов и специальной защиты. Так что, дожди, от которых можно спастись, имея при себе обыкновенный зонтик – сильно преувеличенная неудача.

Я понимал, что он серьёзно заливает насчёт ветров; поэтому – кларафайд (уточнил – анг.):

– Я много раз бывал в Песках и не могу сказать, что ветер там уж настолько рапутус (буйный – эст.).

– Чтобы увидеть его во всей своей силе – нужно прожить там полжизни, а затем – обязательно оттуда втэкты (сбежать – укр.). Тогда, ты увидишь, насколько мстительным может быть ветер.