Книга Белого

З.Д.»

Дальше был текст, выведенный на тончайшей бумаге тончайшим пером. Я сложил листок и отправился с ним к себе домой. Там – я взял лупу и принялся расшифровывать каракули, оставленные чьей-то древней рукой. Я до сих пор не знаю: правда было в том тексте или вымысел?! Спустя много лет – я помню его, будто он и сейчас у меня перед глазами. Вот он:

«…Когда она вернулась, я всё так же бродил по бесконечным лабиринтам своего одиночества. Я удивился перемене в её взгляде – она смотрела на меня со страхом и отвращением. Мне было больно видеть эти чувства в зеркалах её души. Но сделав вид, что ничего этого не замечаю, я задал ей вопрос: «Что ты узнала от крестьян?». Она ответила: «Я поняла, что от них помощи не дождёшься. Одни боялись меня, когда узнали, что я пришла с далёких и неведомых им берегов. Были и те, кто хотел моей смерти и подговаривал других расправиться со мной. Они окружили меня. Я испугалась и сказала, что человек, живущий во дворце у самого берега моря отомстит за меня, если хоть кто-нибудь из них посмеет меня тронуть. Ты ошибся, когда говорил, что они тебя не замечают. Нет ничего в подлунном мире, чего они боялись бы больше, чем чудовища во дворце у скал. Они накормили меня. А один старик, одет на турецкий манер, рассказал мне о тебе и запретил возвращаться. Но я нарушила его слово и больше – никогда не смогу вернуться в деревню». Я удивился: «Зачем же ты лишилась покровительства крестьян ради меня? Чем же я смогу тебе помочь?». Она объяснила: «Старик долго рассказывал всякие небылицы, которыми лишь детей пугать на ночь о твоём прошлом. Не смотря на то, что только одно из десяти его слов было правдой, я вспомнила древнюю греческую легенду об Атлантиде. И тогда я догадалась, что ты такое». Она говорила с гневом, но не продолжала: «Ты точно ничего не помнишь?». Я подтвердил: «Это и есть одна из моих вечных пыток – забвение. Словами описать не могу, как буду тебе благодарен, если скажешь: что я такое и чем я был?». И тогда, она рассказала мне легенду о человеке жёлтого цвета: «Четыре тысячи лет назад, жители острова Атлантида завоёвывали весь мир. Город за городом падал перед их могуществом. На всей Земле не осталось и пяди, которую не топтали сандалии атлантов, и на которой не пролилась бы кровь солдат. Только один город продолжал подчиняться своему царю – а не господину атлантов. И был это – великий город Хараппа. Царь Атлантов послал лучших убийц свергнуть царя священного города, но тот отправил ему гонцов с головами убийц. Войны избежать было уже невозможно. Царь Атлантов собрал всё своё грозное войско. Жители Хараппы призвали к помощи союзников из разных частей света, недовольных гегемонией Атлантиды – и получили ответ. Со всего мира, лучшие мужи и сильнейшие войны собирались в Хараппе. Они говорили на разных языках, поклонялись разным богам, носили разные одежды и имели разный цвет кожи – но их объединяла ненависть к узурпаторам. Войско атлантов вёл полководец, бросивший под ноги своему царю весь мир и владевший тайным магическим искусством, перед которым содрогались даже боги. Полководца звали Я. и вызывал он страх и ненависть даже у жителей Поднебесной. Когда армия атлантов подошла к стенам великого города людей, с небес спустились сто сторуких богов, в каждой своей руке державших по смертоносному оружию; а из Ада вышло бесчисленное воинство демонов, желавших уничтожить Я. – а потому, выступивших защитниками города. Из лесов вышли звери, чтобы вместе со своими старшими братьями сразиться с истинными врагами всего живого. От взмахов миллионов мечей содрогнулась земля. Атланты сорок раз штурмовали город и сорок раз воинству богов, людей, зверей и чудовищ удавалось выстоять. И тогда, Я. приказал атлантам пойти в последнюю атаку и взять город, или умереть у его стен – в противном случае, он – Я. – будет убивать непокорных тысячу раз в год до гибели солнца. Сила атлантов возросла в десять раз, ибо безгранично могущество тех, кто осознал, что у них нет иного выхода. Но и в этот раз, ценой многих достойных жизней, защитники города отбивали атаку за атакой. Тогда, бессмертный Я. применил самое грозное из всех оружий, которое когда-либо видел свет. Ему была известна тайна самого могущественного из цветов – жёлтого – цвета Солнца. Но только истинный безумец отважится применить его. Призвав на помощь силу своего великого острова и силу бессмертного рода, Я. обрушил на своё и на вражеское войско всё безумие Атлантиды. И свет от его удара – был ярче тысячи солнц. Вся цивилизация была стёрта с лица земли; вымерли многие виды животных. Боги и демоны была разорваны на частицы и разбросаны в отдалённые уголки безграничной Вселенной – та же участь постигла и верных родине атлантов. Убийство своих же солдат, а так же целой людской цивилизации – ещё можно было стерпеть. Но убийство богов – было непростительно. На другом конце Земли, славный город Афины поднял восстание и освободил все города, подчинённые атлантам. Империя пришла в упадок – сама Атлантида оказалась под угрозой вторжения. Последней надеждой острова – был бессмертный Я. – но грех его не могла снести земля. Могущественнейшие из богов объединились против него и победили его. Они заставили его смотреть на гибель цивилизации атлантов, погибшей в самом своём расцвете. Затем, они лишили его памяти и заточили его в темницу вне времени, где до конца веков он будет страдать от одиночества и горя, объяснения которому не сможет найти никогда…».

На этом месте – рукопись обрывалась.

Я сделал из этого плотно исписанного листа бумажный самолётик и запустил его в окно. Если он не желает меня видеть – то имеет на это полное право. С какой это стати он должен делать что-либо, если сам этого не хочет?! Не должен. И всё равно…

Я дошел до границы в полном одиночестве – только шум машин и ветер были моими спутниками. С рюкзаком наперевес – я отправился в степь. Я не мог больше выносить всё это. Просто не мог. Я не хотел быть с другими – а быть с драконом у меня не получилось. Поэтому, я ушел – просто так, не предупредив никого – даже себя. Ничего никому не объясняя – я и не должен этого делать.

Дойду ли я до той стороны поля или вечно буду скитаться по нему, не имея ни единого шанса выбраться?

Целую вечность плюс один час я шел по морю травы. Но я верил, что когда-нибудь, я смогу добраться до берега. Я ночевал в спальном мешке под звёздами. Не повезло – дождей так и не было. Я ел сушенное мясо и фрукты, запивая их чаем. Я шел каждый день, почти не делая привалов, доводя себя до истощения, а затем – лишь ускорял свой шаг. И не смотря на это – я никогда не спешил. Я стремился усталостью прогнать навязчивые мысли из своей головы. И вот, я смог дойти до окружной дороги города. Он был не такой большой как мой, но всё равно – довольно внушительных размеров. Так и закончилось моё долгое и короткое путешествие по степи, отменившее мой собственный миф о том, что она – бескрайня. Я дошел до своего берега – здесь я и сойду. Может быть, смогу забыть себя. Я стану другим: более лёгких и более прочных.

Так прошло ещё четыре года. Не скажу, что я был счастлив. Как ни крути – а человек и в раю найдёт, на что подать жалобу. Я жил в общежитии рядом с самими низкими из каст. Больше всего досаждало то, что не смотря на всё моё отвращение к людям с узким кругозором, которые не способны самостоятельно изменить картину своего мира и думающих только о бутылке – в скором времени, я осознал, что совсем неплохо чувствуя себя в их компании. Я стал заметно больше пить и курить; я совсем перестал брезговать междометиями. Единственным, что спасало меня от культурного дна, была моя работа на полставки, но на полный рабочий день в еспрессо-баре с ультрасовременным декором. Можно было полдня умиляться зелёной траве, росшей из стальных горшочков. В промежутках от заказов на чашку другую, я доставал дешёвый блокнот и мелким подчерком хозяйской ручкой, экономя бумагу, писал рассказы – часто, по четыре штуки в день.

Я скрывался в своей крепости духа от всего самого низкого, что есть в этом мире и что начинаешь видеть, только оказавшись на дне. Литература – в практическом плане – вещь совершенно бессмысленная. Оно приносит больше пользы и наслаждения самому творцу, чем читателям. Однажды, я прочитал свой коротенький постмодернистский рассказ знакомому, сразу после чего, я был поднят на смех. Тот свой рассказ я сжёг, а с тем знакомым больше не общался никогда. Я уничтожал девять из десяти своих сочинений – и убийства я совершал самыми разными способами. Я писал только для себя – мне не нужны были читатели – у меня был свой собственный читатель. И каждый день – я укреплял стены своей духовной крепости.

Проблемы внешнего мира меня уже совсем не касались. Я жил только своей рутиной: кофе, перекуры, литература, одиночество в компании на дне бутылки. Я всем был недоволен – но в тайне про себя знал, что мне этого – более, чем достаточно. Я променял свою старую жизнь на это – и ни о чём не жалел. Я трижды перечитал роман Селина «Путешествие на край ночи» – и смеялся, и лил слёзы от бесконечных страданий бедного доктора, застывшего в своей безграничной жалобе и приговору миру. Я продолжал сжигать свою «плоть и кровь» с тройным упорством. Мне было достаточно жить так ещё долгие годы. Рано или поздно, меня бы вышвырнули из еспрессо-бара и я нашел бы себе работу бармена в каком-нибудь клубе; пережить десять соседей по комнате и сто по коридору. И всё своё время посвятить эгоизму и литературе – эгоистичному творчеству, только для себя – для самых сумасшедший моих обитателей. А позже – умереть – и сказать напоследок: «В жопу» имея ввиду все глубокие смыслы, заложенные в эту фразу.

Но жил я так четыре года. Потом, я снова встретил его. Так банально и совершенно случайно: золотой дракон, после долгих странствий, попал именно в этот город, именно на эту улицу и зашел именно в эту кофейню. Я оторвал перо от бумаги и поднял глаза, когда услышал, что зашел посетитель. И увидел его. Он совсем не изменился за эти четыре года – чего совсем нельзя было сказать обо мне.

Поначалу, он упорно отказывался меня узнавать – даже, когда я начал вспоминать ту ночь в его старой квартире. Но вскоре, что-то переменилось в его голосе удивлённого столь большим интересом бариста к своей персоне гостя; и он улыбнулся, а затем громко – на весь бар – рассмеялся.

– А ты немного изменился, – сказал он наконец.

Так естественно и так непринуждённо. В тот же день, меня уволили с единственного источника моих скромных доходов. А всё из-за того, что я, видите ли, избил «ни в чём не повинного клиента и испортил этим безукоризненную ранее репутацию еспрессо-бара». Я получил свой жалкий расчёт и больше никогда не возвращался на ту улицу.

А дракона я, всё-таки, хорошенько ударил: четыре раза – прямо в лицо. Я, вообще-то, ярый противник всякого насилия. Наверное, жизнь рядом с низкими сословиями действительно хорошо поработала со мной. Но эти тяжелые времена, хвала эволюции, подходили к концу. И начинается ещё более тяжкий период моего шествия от помойки к помойке – а потом – моей мучительной, голодной смерти.

Но я чувствовал себя прекрасно.

«Жизнь чудесна и удивительна!» – как говорил товарищ Маяковский накануне самоубийства.

Я дал в рыло «старой жизни». Чего мне тосковать и жалеть об этом?! У извращённой интеллигенции в обществе – всегда один конец – помойка. Только единицы доходят до Олимпа. Но всегда неизменно – ценой жизней всех остальных: неизвестных и забытых. Таких, как я.

Я шел по центральному проспекту города, возможно – в последний раз в чистой одежде. У меня не было никаких планов на будущее – как всегда, я позволил судьбе решить всё за меня. Вот всё моё имущество: «Так говорил Заратустра», исписанный неразборчивым подчерком блокнот рассказов и сказок, фотоаппарат и всякие тряпки. Я понятия не имел, что будет со мной дальше. Голод, нищета. Но сейчас, в данный момент искреннего безумия – ярко светило золотое солнце. Я улыбался. Я готов был уже смириться со всеми неудачами, к которым был приговорён заранее, когда жестокое колесо Фортуны только начинало свой оборот; как чья-то рука – коснулась моего плеча. Я обернулся: битое и гордое лицо золотого дракона смотрело на меня:

– Я знаю, ты всё ещё злишься. Но давай, ты пока поживёшь у меня; до тех пор, пока мы не отыщем тебе работу и крышу над головой. Я знаю – тебе ничего от меня не надо. Но позволь мне не дать тебе окончательно погубить себя.

Я должен был бы послать его к чёрту – я бы с удовольствием так и сделал. Но вместо этого, я улыбнулся, как последний дурак:

– На что мне злиться? Посмотри на своё лицо – можешь считать, что мы с тобой в расчёте. А твоё предложение – я с радостью приму.

Он улыбнулся ещё шире и ярче. Он совсем не изменился.

– Тогда, пошли.

Я вновь испытал жаме вю – когда мы очутились на окраинах, но уже другого города; когда мы снова зашли в почти пустую квартиру с жёлтыми стенами.

– Ты что, взял квартиру с собой? – спросил я.

– Нет. Так выходит: она сама следует за мной. Я всегда считал декор материальным отображением внутреннего состояния жильца.

Я ещё раз обвёл взглядом комнату-квартиру, хоть и смотреть здесь было не на что.

– Да уж, у тебя состояния души – константа Будды.

Он улыбнулся.

– Не совсем.

Он начал делать чай. Я, как и в прошлый раз, сел у окна. Когда чай был готов, золотой дракон поставил чайник между двумя маленькими пиалками и прижал зубами длинную курительную трубку.

– Знаешь, твоё поведение – совсем не вяжется с обще-людским, – заметил я.

Он пожал плечами.

– А что значит «обще-людским»?

– Это значит – вездесущий. Ну, знаешь, было у меня в школе ещё два брата по разуму. Всё было хорошо – мы общались о жизни и прочем, и длилось это несколько лет; и в это время – я совсем забыл о своём одиночестве. Но потом, что-то переменилось. Я стал замечать, что те, кто был мне жизненно необходим – просто безразличны ко мне. И знаешь, я слышал, что человек становится взрослым, когда впервые сталкивается со смертью; можно считать – это и была моя смерть. Затем, я только усиливал своё одиночество. Я стал понимать, что никто никому не нужен и никто в этом мире и пальцем не пошевелит ради нас – так себе истина – но это было отличная идея выживания. Я стал каким-то «совсем уж грустным», хоть и любил смеяться. Но после этого, я принял вещи такими, каким они есть – ничего ни от кого не требовал и жил в своём одиночестве много лет. И тут, я встречаю тебя. Мне привлекло в тебе то, что я понял, что ты можешь быть совсем не обще-людским.

– Люди – слишком разные. А ты – просто слишком много имел дел с художниками. Творческие люди – самые ненадёжные существа в изученной вселенной. Они могут быть хоть сто раз гениями – но это не делает их хорошими людьми.

– Но в итоге – я сам стал художником.

Дракон выпустил из пасти облако белого дыма.

– Так не будь, как они. Будь собой. Что я нового тебе сказал?! Если ты кого-то любишь – делай для него то, что считаешь нужным, даже если он сам бы никогда не сделал бы этого для тебя. Если ты не можешь – не надо. Если тебя не хотят и ты не хочешь – уходи – что тебя держит?! Если ждут – приходи. Это простые истины, известные человеческому разуму ещё тысячи лет назад – но ты, почему-то, вечно их забываешь и таким, как я, вечно приходится их тебе напоминать.

– Ты абсолютно прав, дружище, – я сделал глоток чаю и добавил на выдохе, – как и всегда.

Он затянулся трубкой и выдохнул ответ:

– Не всегда. Я тоже часто ошибаюсь – но точно не в вопросах элементарных правил социальной гигиены.

Оставшийся чай – мы допивали в тишине; и сердца наши были полны молчания. Каждый – в храме собственного одиночества из золотых и солнечных стен. Так длилось долгие часы, пока не настала глубокая ночь.

– Думаю, самое время ложиться спать, – сказал золотой дракон и лёг на бок.

Я выключил свет и меня охватило мрачное предчувствие. Я прошептал на ухо дракону, будто боялся, что нас могут услышать:

– Ты ведь бросишь меня утром – исчезнешь, оставив после себя только записку. Я чувствую это, дракон – я не могу удержать тебя.

Его глаза были закрыты. Он помотал головой, отрицая все мои слова и призывая меня ко сну. Я сказал ему:

– Дракон, я люблю тебя.