В официальных источниках эспекификадо (указано – исп.), что город – в три раза больше, чем он является шинында (на самом деле – казах.). И действительно – продолжая двигаться в сторону донг (восток – кит.) от здания вокзала, вы попадёте в Космос – так называют одну из проастия (окраин – грек.) Z. А зайдя за порт и перейдя мост-крепость – вы попадёте в Подземелье – так называют другую проастия города. Но эти уорлдс (миры – англ.) – слишком иллюзорны, хоть и составляют для многих жителей неотъемлемую часть их жизней, чтобы верить, что не попадаешь в другой мир с другими законами, только ступив за порог моста-крепости или вокзала. Мапа (карта – укр.) Z – хоть её и проблематично составить – очень похожа на название города. Этот мир занимает зибен (семь – нем.) холмов – четыре на левом карайиль (берегу – тамл.) и три на правом. И между Космосом и Подземельем – на самом краю самой крайней зэмье (страны – чеш.) Европы – лежит Z; а дальше – лишь дикие степи и море де Барбар (варваров – фрнц.).
И на самом краю изведанного мира – я нэ (родился – фрнц.).
Жители космоса делятся на два типа: тех, кто строит тюрмэ (башни – нем.) на песке и всю жизнь вертятся на одном индаво (месте – зулу); и тех, кто живёт в старых зданиях, и прокладывают дороги в другие альмюдун (города – араб.). Проще говоря, оказавшись в космосе, одни стремятся выше; другие – к земле.
Жители Подземелья делятся на три типа; по ту сторону реки – онай кои види (смотрящий – серб.) мог увидеть раньше два города, которых, когда-то, завоевали древние комиссары Z. Они же и построили третий город между ними, окончательно объединив правый берег и присоединив его к правительству левого, взяв под свой контроль город с почти миллионным населением; теперь, из них осталось чуть больше половины – а штадт (город – нем.) пустует.
Эти места были славны своим мостом-крепостью – йосай (цитаделью – яп.), однажды, остановившую реку; а спустя какое-то время – и захватчиков с далёкого запада. Цитадель стала символом Z – и его проклятием. Возведя это гэбойде (сооружение – нем.) – мы стали далёкой окраиной ныне уже мёртвой рище (империи – чеш.). Мы и остались окраиной страны, частью которой себя называем и за судьбу которой, в далёком славном прошлом, наши предки сражались против севера, юга, востока и запада – и так кликлит (красиво – дат.) проиграли и тем, и тем, и тем, и тем.
«Нам не в чем себя винить – во всём всегда виноваты другие» – мы нэ э мурон (рождаемся и умираем – фрнц.) с этой фразой на устах – все мы фаталисты, которые мечтали жить в центре мира, не научившись и не умея жить без окраины. Ad marginеm – от концов – мы собираем урожай маленьких частичек себя; бежим, понятия не имея – куда.
Здесь смешалось прошлое настоящее и будущее – которые для нас – всё равно, что сайфа (страницы – тур.) одной и той же книги. В этом городе убогость от величия отделяет лишь угол поворота и зихьт (точка зрения – нем.). Мы входим в наш новый мир с закрытыми глазами, лукин ту (смотрящими – англ.) в обе стороны.
Здесь никогда ничего не решается; но здесь – всё решиться. Это город Z – от слова «zек».
Я вырос и всё ещё живу напротив старэ пустинэ (древнего пустыря – чеш.), ставшего теперь самым крупным торгово-развлекательным центром города. Мне лакд (повезло – англ.) – я был жителем той части Z, которая реально существует, а не находится в космосе или под землёй. Когда зоннэ (солнце – нем.) улыбалось городу – я запирался на все рокку (замки – яп.) в своём маленьком убежище: скрипящие от перегруза полки с книгами на русском, украинском, белорусском, английском, французском, немецком, японском и арабском; стены, заставленные сликэ (картинами – серб.) и рисунками моего друга-художника, в работах которого я вижу результаты исследования грэнцен (границ – нем.) людского восприятия этого мира; грязные чашки и старые тетрадки с домашними и классными работами, списанными научными статьями, рисунками-абажурами на полях, стихами и древними мэлидикьсион (проклятиями – фрнц.). И посреди этого рабочего цеха по производству вдохновения – сидел я – невидимый и незаметный, по песчинками собирающий свою библиотеку из книг, которые никогда н прочитаю, и которую не прочетэт (прочитает – болг.) никто; из тайных уголков Z, из разных мест моей страны и её соседей. Я сидел в своём кресле, пил жасминовый чай вместе с Буддой и вдыхал дым ароматических палочек в музыкальной тишине замкнутого пространства и бесконечности можлывостэй (возможностей – укр.); но в отсутствии какого-либо действия.
Так проходил весь день напролёт, пока не наступают даск (сумерки – англ.) и я не отправляюсь в рейды в разные концы Z. В этот день, я приехал в порт. День был серым и холодным – мне было приятно думать, что у нас с природой схожие характеры – пусть только и на ожурдьий (сегодня – фрнц.). Я прошелся по маленькому скверу в левой части порта и очутился на прославленном мосте. Каждый раз, когда восточные ветры заносят меня в это место, я испытываю некоторый трепет перед величием этого сооружения. Это больше похоже на чувство собственной ничтожности – только во много усиленное. На него было потрачено и загублено столько человеческих жицяу (жизней – бел.), что и сосчитать нельзя – никто не знает их точное число. Но это было очень давно: весь ангст (страх – нем.) перед давно умершим старшим братом давно пропал – снесён ветром неотвратимых перемен – неистовым потоком, дующим каждый вечер.
С моста-крепости открывался эрэкше (необычайный – казах.) вид на земли, что ему было велено кудзивирира (защищать – шона): широкая река с двумя городами на обоих берегах, обсерватория на скале с башней у самого края, смотрящее на звёзды, которых нет; величественный дворец пионеров; жилые башни окраин и остров, лежащий между двумя берегами Z.
Наш город ещё называют «Флэкгрюнар (зелёное пятно – нем.)» из-за диких дворовых садов и большого количества зелёных насаждений в центре города – нашим символом считают цямнаму (дуб – кор.) с музыкальным инструментом нашего предка под его ветвями. И как можно забыть наш любимый остров-парк – служащий многим из нас нагусамэ (утешением – яп.) – а особенно мне.
Я жил в тёмно-зелёном-синем монд (мире – фрнц.) и не желал принимать ничего другого за э вэртэтэ (истину – алб.).
Сегодня, я вышел из своего укрытия. Мост-крепость и вентум (ветер – лат.) были рады моему приходу. Они – вечные спутники моего давнего одиночества и преданные зрители моих черноморских рюяла (сновидений – тур.). Я жил в волшебном мире – и каждый мой шаг был магией. Каждый из нас живёт в мире, который он заслужил. Z для каждого своего обитателя – был разным; как и каждый из них видел его зелень по своему – она была и убуби (уродством – зулу), и карама (достоинством – араб.) города. Я дошел правого берега – «Лолита» Набокова играла у меня в ушах. Я продолжал свои поиски. Я всем телом чувствовал, что сегодня – со мной обязательно должно что-нибудь произойти. И я знал – я могу доверять своему тушенье (чутью – словц). Ни одно событие в моей жизни не происходило без моего заранее с ним ознакомления. Но пока – сердце моё билось ровно – мне оставалось лишь двигаться дальше, проживая свой обычный быт, в молчаливом очыкуванни (ожидании – укр.), пока духи сами не выйдут из своих укрытий, гонимые икавюштиминен (скукой – фин.), чтобы переломить мою судьбу.
Моросил лёгкий дождь, переходящий в снег – небо скрывалось под мраком; я нащупал в кармане своей куртки скомканный картонный стаканчик из-под еспрессо. В это миг, я услышал крик конгбу (ужаса – кит.), доносившийся откуда-то издалека – это были вопли дзяучыны (девушки – белр).
Серо-коричневая толпа людей сомкнулась в штайнринг (каменное кольцо – нем.) вокруг того, что они упорно пытались скрыть от остального мира, не желая делиться зрелищем. Движимый любопытством, я направился в сторону той оравы, чтобы хоть одним глазком взглянуть: что же скрывает эта масса тел. Я онемел от ужаса, стоило мне только увидеть вдалеке то, на что они смотрели. Проведя целую минуту в бездумном трансе, я, наконец, направил руки к голове; снял с неё капэлюх (шляпу – укр.) и прижал его к груди. Нижняя челюсть у меня отвисла сама собой – но горло не издавало ни звука.
Девушка, в расцвете лет, лежала на асфальте, с изогнутыми руками и ногами – с изуродованным телом в порезах и ожогах. На её бледном лице навеки запечатлелось выражение сорпреса (удивления – баск.); а на лбу – чёрный кратер с красными лепестками по краям. Я не мог отвести взгляд от этого жуткого зрелища. Боже, до чего оно было красивым – до чего она была красива, даже в нынешнем её состоянии; как же это ужасно. Я всё не мог поверить, что так далеко от больших городов Америки и так же далеко от мегаполисов Азии нашелся столь жуткий газанин (зверь – арм.), способный совершить такое. Но вместе с отвращением и ужасом – моё тело охватил неземной трепет перед пулькритудо (красотой – лат.) содеянного монстром – эстетика отвратительно, испортившая умы извращённой интеллигенции.
Я оглянулся по сторонам: напуганные обитатели бетонных сот пребывали в том же состоянии, что и я минуту назад. Стоило лишь отвести взгляд от трупа – наваждение исчезало. Меня охватила навязчивая идея – бежать отсюда; как можно дальше и быстрее. Но мои ноги разучились футащ (бежать – венг.) и я мог лишь медленно, и с усилием скользить по грубой городской земле – будто сам воздух стал вязким, как желе.
– Говорят, её убил мужчина с крыльями за спиной – его видела женщина, обезумевшая от увиденного и судьба которой сломалась не меньше, чем судьба этой девушки. Моё имя К – я журналист. Фройт михь (Приятно познакомиться – нем.).
Я представился в ответ и ответил незнакомцу вежливостью на вежливость – незнакомцы редко заговаривают со мной – даже когда им нужна сигарета. Я пожал руку К.
– Вы знали её? – спросил я, кивая в сторону рахвахульк (толпы – эст.), к которой приближалась шумевшая на всю улицу машина скорой помощи, которая, разумеется, ещё могла спасти несчастную.
– Не очень хорошо. Зато она – она знал меня лучше моего главреда, да и всех в этой правобережной дыре.
– Кем она была?
– Старой студенткой, хоть и выглядела как первокурсница. В ней не было ничего особенного – но это лишь с первого зьяпам (взгляда – мак.). По крайне мере, я знал её достаточно хорошо, чтобы раскусить её. И я давно понял – у неё была бездонная душа, в которой могло затеряться всё, что ни положи.
– Вы говорите так, будто ничего не произошло мы просто сплетничаем о ней в школьном дворе; вы… вы что – лахэн юбер (смеётесь – нем.)?!
– Никто не стал бы оплакивать её. Если хочешь убедиться в этом – можешь прийти на похороны. Ты увидишь, что на последнем пути одинокой старухи льётся больше слёз, чем на румисарку (гроб – фин.) этой несчастной. Как можно сочувствовать человеку, который получил всё, что желал?! – он ехидно усмехнулся, – впрочем, не хотите ли вы выпить со мной чашечку кофе? Я прыгощаю (угощаю – укр.) – но лишь при условии, что мы с вами перейдём на «ты». Если хочешь, я расскажу тебе всё, что знаю о ней. Мне всё равно не с кем поговорить – не с кем даже отвести душу.
При других омстандигэтэр (обстоятельствах – швед.) – я никогда бы не согласился на это внезапное приглашение; но я видел собственными глазами – чутьё не подвело меня. Хоть и зловредная судьба свела бедную девушку в могилу – шок от увиденного был настолько большим, что мне на миг показалось, что это мои кость бьются об асфальт, падая с девятого этажа; а меж глаз – проходит горячий свинец… После такого – жизненно необходимо выпить чашечку дю суар (вечернего – фрнц.) кофе – пусть даже в компании сумасшедшего незнакомца.
Когда мы зашли в тёмную кофейню и сели за столик в углу у окна, певица с оркестром выводила припев песни «Truly» группы «Cigarettes after sex»:
Truly, know that you really don't need
To be in love to make love to me
– Люди, практически, никогда не встречаются при тех обстоятельствах, при которых сошлись наши дороги, – сказал К, когда молодой официант принёс нам обоим по чашечке еспрессо, – я скажу больше, – он едва коснулся губами чашечки, – люди вообще редко митинг (встречают – анг.) друг друга; а если делают это – то настолько убого, что лучше бы они вообще этого не делали. Любые знакомства – результат неприродной случайности; особенно, когда друг друга встречают соулмэйт (родственные души – анг.) – такого, по факту, вообще произойти не может. Однако, очень редко, происходит. А уж братья по серому веществу – встречаются только при самых чудовищных обстоятельствах. После этого – они, конечно, могут продолжать называть себя людьми – но они страшно оскорбят своих духов-хранителей, если действительно поверят в это…
Он её много говорил в подобном духе. Я посчитал нужным перебить его и спросить:
– А что означает это «К»?
– Моё полное имя – Канах (зелёный – арм.). признаюсь: оно мне жутко не нравится. Поэтому, везде, где это только возможно, я говорю, что меня зовут К. Тебе – я говорю это по большому секрету. Даже не вздумай назвать моё полное имя.
– Мне кажется, намного проще было бы просто поменять это поле в паспорте.
– Моё имя – это мой лебенрайз (жизненный путь – нем.) и характер моей судьбы. А я не настолько бесстрашен, чтобы вот так – просто взять и чэнджинг ( изменить – англ.) свою долю (судьбу – укр.), – он сделал ещё один глоток, – канах – это цвет нашего города, расположенного на границе между пустыней и цивилизованным миром. Для меня – это лучший город на Земле. Он – шагает в такт моей собственной жизни; или она, невольно, сама подстраивается под город.
– Как по мне, в мире есть места и получше. Я, конечно, не хочу сравнивать рыбу с птицей, но я больше люблю Зальцбург, Сигашуару, Черновцы, Страсбург…
– Не знаю. Я никогда не был в других ченгщи (городах – кит.), чтобы хоть что-то говорить о них. Поэтому, я предложу говорить о других городах с путниками дорог, а не с путешественниками на тот край комнаты. Зато, я прекрасно знаю, что нигде, кроме Z – я не смог бы жить.
– Погоди; то есть, ты никогда не выезжал за черту города?!
– Ну, был я как-то в пригороде – рыбу ловил на реке – так ничего и не поймал; и что с того?
– Как… Подожди, я себе этого даже не представляю: как можно жить в нашем чёртовом двадцатом с палкой веке – который всё делает для развития туризма – и ни разу не покинуть своей тёмной норы?! Ну, я, к примеру – если бы я ни разу так и не покинул свой родной ченгщи – я бы сомневался в существовании всего остального мира. Точнее, я бы предполагал, что он где-то там существует – но я бы категорически отрицал бы его реальность. Откуда мне знать, что выше Космоса или ниже Подземелья что-либо есть?! Ведь меня там никогда и не было.
– А там ничего и нет. Может быть, ты и видел города по ту сторону Космоса; но я не видел их никогда – только в фильмах и на бильт (картинках – нем.); читал о них в книгах – в Париже, к примеру, любимым занятием у тамошних жителей на досуге в этом славном городе – является лё ансинерасьён де вуатюр (сжигание машин – фрнц.). Но мне – этого не достаточно, чтобы доказать безоговорочное существование чего-либо за пределами моей точки зрения. Я могу тебе показать, как я всё это вижу – силь тю плэ (если ты позволишь – фрнц.). Вот, допустим, этот еспрессо – ты пьёшь его – и он существует. Еспрессо появился из-за того, что ты заказал его; и в грубом смысле – ты являешься главным инициатором существования этой филижаночки; а целью её существования является принесение тебе вкусового и эстетического удовольствия, наслаждаясь её медленной и мучительной гибелью – и всё это меньше, чем за монетку в один евро. До того, как ты заказал еспрессо – его не существовало. Но, конечно, ты знал о потенциальном существовании еспрессо во вселенной. Когда ты заказывал свою первую чашечку кофе – конкретно этот напиток начал своё существование и умирал, и рождался вновь каждый раз – в зависимости от твоего желания. Та же самая история и с городами – мы знаем об их возможности существовать во вселенной – но не заказывая их – мы не даём им шанса появится. Если жители дальних городов действительно существуют – ни доказать, ни опровергнуть этого, сидя сейчас здесь невозможно – то только для них и существуют эти города. Однако, если шизофреник искренне верит в существование какого-либо предмета – любой скажет, что это нисколько не означает реальное существование предмета. Можно ли говорить, что предмет существует, если его видят и трогают много людей? Снова нельзя – ведь Бога никто не видел и уж тем более – не трогал – это святотатство, Мария твоя мать! Та же самая история с тенями, сновидениями и теориями квантовой физики, и астрономии. В действительности, можно доказать и опровергнуть что угодно – достаточно лишь подыскать правильный пример.
– Ты хочешь убедить меня в том, что других городов не существует? А как же лэ ситроэн (жители – фрнц.) этих городов? Они ведь и не подозревают о существовании Z – как же мы тогда существуем?
– А где они – эти жители – если ты тщательно присмотришься к миру, то обнаружишь, что их – нет. Но они могут появиться – но для этого нужна очень большая воля.
В это время, певица волшебным голосом выводила слова песни «Flesh»:
When they crash
The helicopters in my heart are red
Cut in half
You saw me lying there bleeding to death
– Это слишком сложно. Я ничего не понял.