Индульгенции

– Но насчет случая – это ты верно. Я вот тут недавно ехал ночью по городу, и видел, как какое-то животное подросткового возраста бросилось на «газель».

– Как увлекательно, – снова дерзит Антон.

Уход с темы разговора помогает мне немного очухаться и сесть в кресло.

– Я к тому, что все круто меняется в одночасье. Сейчас ты поддатое веселое чудище или водитель-профессионал, а спустя несколько долей секунды – дохлое окровавленное тело или уголовник. И кто тебя поддержит во всем этом?

– Ну, явно не случайные люди – на это ты намекаешь? Ты-то, небось, свинтил по-быстрому.

– Не верится, что я это слышу.

– Опровергни.

– Не стану. Я все записал на регистратор и даже сохранил запись. Не знаю, зачем.

– Так отдай запись ментам, – вздыхает Антон, показывая, как он утомлен всем этим разговором.

– Зачем это? – ухмыляюсь и пытаюсь отпить, но могу только смочить губы – не лезет в горло.

– Просто чтобы все знали, как было. Это так сложно?

– Европейский менталитет, человек – человеку, – посмеиваюсь. – А у нас – управдом – друг человека. По мне – так пьянь получила свое, а водила – просто жертва ситуации.

– Плевать. Просто неплохо бы хоть иногда делать что-то не за бабки.

– Да я просто из принципа пальцем не пошевелю ради этого пролетарского отребья.

– Царь до челяди без интереса, ага?

Эти шуточки меня вот-вот доведут. Чувствую воротник из жара по всей шее.

– А что не так?

– Ты уверен, что можешь себе это позволить? Ты же вроде как христианин, если верить кресту, который ты на себе таскаешь.

– Что это значит?

– Так, ничего.

– Намекаешь?

– Нет. Просто взываю к совести.

– Я просто не хочу помогать пьяной или обдолбанной швали – вроде той, из-за которой твоя сложносочиненная мамаша откинула копыта.

– Да ладно. Ты-то только и рад был окончательному решению последней проблемы, – бестактно вытягивает ноги и закидывает ладони за голову, бросая мне вызов.

– Не говори так.

– А что?

– Да то, – стучу кулаком по столу и вскакиваю просто потому, что нет сил усидеть. – То, что власть над моими делами перешла в руки малолетнего пустоголового повесы, которому я по жизни дал слишком много. И продолжаю давать слишком много – особенно карманных денег.

– Ты это зря, – как-то слишком спокойно выговаривает Антон и встает.

– Ты не заслужил этой власти! – пытаюсь объяснить ему громко, поскольку спокойный тон не пробивает его язвительность.

– Ага.

Тем не менее, он просто уходит к двери.

– Я хочу, чтоб ты понял, кто твой настоящий друг – твой отец или этот пройдоха в костюмчике от «армани».

Он замирает у открытой двери.

– У меня нет друзей.

И уходит, не прощаясь. Дверь закрывается за его спиной, но я-то, конечно, догонять его не стану. Не дорос еще щенок… Черт!

– Антон! Вернись! Твою мать!

Да уж, именно мать его таким сделала. Дурной пример заразителен. Я снова чувствую, как сохнут губы, и пытаюсь вкинуть в себя эти жалкие полстакана, но не могу. Нажимаю кнопку на столе и громко требую у Лизы принести мне воды.

Ему просто нужно время. Мне кажется, все дело в этом. Он смотрит на мелкие поступки, на локальные блага. А нужно смотреть в перспективе. Все они – молодые, – сейчас слишком торопятся и на советы мудрых людей немного остыть и придержать коней только отмахиваются. Они чувствуют острую конкуренцию, хотя борются не за выживание, а всего лишь за доминирование в мирное время. Долбанные стартаперы пишут свои приложения для таксистов или рекламщиков и зарабатывают на этом за месяц больше, чем я мог в свое время за год, причем постоянно рискуя и ходя по краю. Они все считают, что мы – поднявшиеся в девяностые, – поголовно бандиты и распильщики, но лично я вкалывал, как проклятый, и не принадлежал к тем «конкретным пацанам», которые просто приходили, убивали людей и забирали у них все без голливудской лирики. Я был одним из тех, кто договаривался с ними, и это дорогого стоило, но я вытащил это все, оброс связями, стал человеком, которого уважают – не за то, что он написал программу для сбора таксистов на битых «лансерах» и «грантах», а за способность не теряться в ситуациях, когда можно потерять все, чего достиг, одним неверным шагом. Я посмотрел бы, каково стало этим двигателям торговли с их рекламой и системами распределения неграмотных работяг, если б все сразу стали такими умными, успешными и независимыми. Если бы все стали писать рекламные программки и игры вместо того, чтобы работать. Если бы кончились таксисты и производители товаров, которые так упорно рекламируют – что стали бы делать эти сраные, господи прости, хипстеры? Вот-вот, пошли бы на улицу, искать легкой добычи. Слабохарактерные, недоразвитые, легко поддающиеся на любые уговоры с голодухи. И тогда пришла бы справедливость, и такие люди, как я или даже как мой товарищ Сафронов, несмотря на все его дерьмо, научили бы этих обсосков жить по понятиям, а не в интернете, в идеалистических грезах о справедливости и свободном рынке.

Я подожду, конечно. И только в самом крайнем случае начну подключать юристов, чтобы решить вопрос по-плохому. Если, конечно, это возможно. Пока что мне все в один голос говорят, что нет. Но я знавал людей, которые…

Леша

…и никого больше. Не хочу видеть никого из них. Единственное, чего я хотел в последний раз, когда был на воле – это приехать домой. А теперь меня держат в СИЗО уже вторую неделю, будто бы я какой террорист, ну. А всего-то делов – пьяное тело выскочила на капот перед пешеходным переходом. Вот только тело-то дорогое.

То-то меня сразу удивило, что все прошло так быстро. Протокол осмотра нарисовали прямо на месте, хотя обычно таскают по отделам ДПС, как баранов, и ДТП на три копейки оформляешь пол-дня. Но что уж там – мы же скоты, к нам и отношение соответствующее. Но меня-то приняли по-царски. Освидетельствование сразу провели, права, считай, до конца лишения отобрали, ну а теперь вот это. Хотя, в отделении я сидел часов шесть вместо положенных двух. Так адвокат сказал – мол, два часа, и баста, а меня, чтобы закрыть на два месяца до главного суда, мурыжили в сидячем состоянии и в наручниках. Но я-то тогда не возбухал – куда там, по пьянке. Мозги-то протрезвели, а вот кровь – нет.

Я не раз пытался представить, как оно было бы, поменяй я что-то в тот вечер. Мог бы взять такси? На последние карманные, но мог. Мог бы просто спать лечь в кабине? Мог, хотя и холодно. Лучше бы простыл, ну. Мог даже просто ехать шепотом. Но торопился. Мог посидеть с Жорой. И его оттянуть от того непонятного парня, да и сам не задавить дочь какой-то крупной шишки при деньгах. А теперь – прилип я по полной. Обо всем этом я думаю каждый день. А вот мой типа адвокат – видимо, нет. Я его давно не видел.

В камеру возвращается Миша. Он вроде парень нормальный, но малость мутный, ни с кем особо не разговаривает. На этот раз я решил его достать. Может, хоть драка срастется, на худой конец. Я подсаживаюсь к нему на шконку и начинаю новый разговор, что и для меня редкость.

– Ну, че, Мишань? Опять мурыжили?

– Ага, – он открывает свою маленькую книжонку, которую уже перечитал вдоль и поперек, и вроде как читает.

– Слушай, ты не пойми превратно, но че-то не могу понять – что тебе за статью шьют?

– Думаешь, тебе оно надо? – он убирает взгляд от книги, и его губы дрожат.

– Да ты не подумай че. Ну, ты вроде нормальный пацан, и все такое. Значит, подставили тебя. Может, обдумаем вместе…

– Нечего обдумывать, – почесывает щеку и убирает книгу; это победа. – Состоятельная дама откинула копыта. Я оказался рядом, в неудачном положении. Состоянии, точнее. У нее было много наркоты, а на пакетах с ней – мои «пальчики». Большой запас. Ну, мне и пришили личное хранение и распространение.