Наш неоконченный роман. Молчун ты мой любимый

Шурочке уже было 25. И, не смотря на то, что короткий студенческий брак был уже давно в прошлом, она не была ни старой девой, ни синим чулком

. Романы, короткие и более продолжительные, у неё были постоянно. Даже те два года, что она работала на Тимура Георгиевича, любя его безответно. Ни на что не надеясь.

Шеф был тёртым калачом и застарелым холостяком – 49, как-никак. Ни одного брака за его плечами не было. Это Шурочка доподлинно знала в силу своего служебного положения. А вот -сколько у него было любовниц, Шурочка не знала. Да и знать не хотела, также как и то, состоит ли он в каких-либо отношениях в данный момент. Её больше волновала собственная судьба.

То, что шеф никогда не женится, и так было понятно. И что же ждало её впереди? Несколько месяцев, а, может, и того меньше, в качестве любовницы. А дальше? А дальше она ему наскучит. И вылетит Шурочка не только из его постели, но и с работы тоже. Не то её ужасало, что она может лишиться средств к существованию (без работы не останется – был бы хомут, а шея найдётся!). А то, что лишится она счастья видеть его ежедневно. Такого вот крошечного счастья…

И ведь, если бы она удержалась от искушения, заказала бы два одноместных номера, шеф ничего бы не сказал. Своего неудовольствия не выказал бы. Из своего холдинга не выгнал. Работала бы Шурочка, как и раньше. В этом она была уверена.

Но и к нему бы ни на шаг не приблизилась! Не почувствовала бы себя такой маленькой, защищённой в кольце его рук. Не ощутила сладость и властность его губ на своём теле. Не изведала восторга всепоглощающего подчинения страсти. Одной на двоих. Такими слившимися, нерассоединимыми, такими совпавшими друг с другом и телом и душой показались они с Тимуром Георгиевичем Шурочке…

Ключевым словом здесь было «показались», потому что сейчас Шурочка так не думала. Она не могла заснуть и смотрела на похрапывающего шефа со странной смесью умиления и страха. Вот потому-то ей и хотелось одновременно выть от ужаса и вопить от счастья!

Шурочка повернулась на бок и попыталась запомнить, запечатлеть в душе любимого таким – умиротворённым, мягким, тёплым, близким, родным… Пыталась остановить мгновение счастья, заранее подготавливая себе эти воспоминания в качестве лекарства, когда ей станет очень больно.

Она погладила его торчащие густым ёжиком волосы, не дотрагиваясь до них. Но Тимур Георгиевич почувствовал и эту невесомую ласку. Развернулся к Шурочке, слегка улыбнулся, не размыкая глаз, и слепо потянулся за поцелуем. И для Шурочки всё исчезло – и её тревожные мысли, и комната, и время. Остались только ощущения и эмоции…

– выражение родилось в Англии (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%92%D0%B5%D0%BB%D0%B8%D0%BA%D0%BE%D0%B1%D1%80%D0%B8%D1%82%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D1%8F) в XVIII веке в салоне писательницы Элизабет Монтегю (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9C%D0%BE%D0%BD%D1%82%D0%B5%D0%B3%D1%8E,_%D0%AD%D0%BB%D0%B8%D0%B7%D0%B0%D0%B1%D0%B5%D1%82). По одной из версий, самым активным и видным членом этого кружка был учёный-ботаник, писатель и переводчик Бенджамин Стиллингфлит (https://ru.wikipedia.org/w/index.php?title=%D0%A1%D1%82%D0%B8%D0%BB%D0%BB%D0%B8%D0%BD%D0%B3%D1%84%D0%BB%D0%B8%D1%82,_%D0%91%D0%B5%D0%BD%D0%B4%D0%B6%D0%B0%D0%BC%D0%B8%D0%BD&action=edit&redlink=1), который всегда носил синие шерстяные чулки вместо предписанных этикетом чёрных шёлковых. Когда он пропускал заседание кружка, там говорили: «Мы не можем жить без синих чулок, сегодня беседа идёт плохо – нет синих чулок!» Таким образом, прозвище «синий чулок» первым получил мужчина, а сам кружок стали иронически называть «Обществом синего чулка». Позднее «синим чулком» стали называть женщин, которые интересовались литературой и наукой, пренебрегая домом и семьёй.

Есть версия, что кружку леди Монтэгю имя «синие чулки» дал адмирал Эдвард Боскауэн (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%91%D0%BE%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%83%D1%8D%D0%BD,_%D0%AD%D0%B4%D0%B2%D0%B0%D1%80%D0%B4). Он был мужем одной из наиболее восторженных участниц кружка и грубо отзывался об интеллектуальных занятиях своей жены. Выражение стало в Англии нарицательным после того, как поэт Джордж Байрон (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%91%D0%B0%D0%B9%D1%80%D0%BE%D0%BD,_%D0%94%D0%B6%D0%BE%D1%80%D0%B4%D0%B6_%D0%93%D0%BE%D1%80%D0%B4%D0%BE%D0%BD) написал на салон леди Монтэгю сатиру и назвал её «Синие» (англ. (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%90%D0%BD%D0%B3%D0%BB%D0%B8%D0%B9%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9_%D1%8F%D0%B7%D1%8B%D0%BA) The Blues).

9

Какая чудесная осень стояла в этом году в Питере! Солнечная, сухая. Ночью, правда, было холодно, а днём – тепло, как летом. Растения запутались, не зная, что и думать. Одни деревья не спешили снимать зелёные одеяния. Другие сменили наряд на жёлтые, оранжевые, красные, бурые тона. Третьи – обильно сбрасывали листву, готовясь к зиме, устилая землю весёлым разноцветным ковром. Но Шурочка шла по скверу, не замечая этой красоты, и машинально раскидывала ногами листья, устилающие его дорожки.

Такой же раздрай, как у листьев (ещё лето? уже осень?), царил и в душе Шурочки. Это сейчас, задним умом, она понимала, что Тимур Георгиевич отдалился от неё ещё в машине на пути из Меерсбурга в Абенсберг. А тогда, в эйфории счастья, не придала этому значения.

Счастье бурлило в ней где-то до среды. Пока находились желающие поохать над красотой, запечатлённой на фотографиях. В четверг в душе поселилась тревога. Пятница скрутила болью.

Всю неделю Тимур Георгиевич не обращал на Шурочку никакого внимания. Не то чтобы специально игнорировал, а просто вёл себя как обычно. Это-то и было самое страшное. Конечно, Шурочка понимала, что работа и их положение начальника и подчинённого, не та обстановка, которая приличествует проявлению чувств. Да её и не прельщала роль «подстилки» босса, которая расслабляет шефа за закрытой дверью его кабинета. Но всё же… Мог же он хотя бы взгляд на неё кинуть? Словом перемолвиться? Смску прислать? На почту написать? Можно ведь было куда-то на обед вместе вырваться под видом встречи с клиентом! Мало ли что можно было ещё придумать?! Но это – если хочется. А если нет?

А она-то хороша! Переживала, что будет в любовницах «всего несколько месяцев»! А продержалась всего одну ночь… Что это было? Кто она для Тимура Георгиевича? Средство для снятия стресса? Значит ли она что-нибудь в его жизни? Или – так, случайный эпизод, воспользовался и забыл? И что ей прикажете делать дальше? Уволиться? Сделать вид, что ничего не было?

Сквер закончился, Шурочка перешла дорогу и побрела по тротуару. Краем глаза заметила машину, медленно тащившуюся по дороге. Что-то ещё, кроме странности езды со скоростью черепахи на пустой дороге, зацепило сознание Шурочки… Ах, да! Её цвет – металлик «тёмная ночь». Такого же цвета машина была у шефа. Шурочка остановилась, как будто налетела на невидимую преграду. Остановилась и машина. Дверца её распахнулась, и Шурочка, ещё не до конца осознав, что в машине её ждёт Тимур Георгиевич, нырнула внутрь. А там… Там сразу попала в кольцо его рук. Его поцелуй был таким жарким, таким жадным! Он тоже по ней соскучился! И все тревожные мысли Шурочки растаяли, как дым, расплавились без остатка…

10

Жизнь Шурочки разделилась на две, почти равные части.

В одной она была менеджером по связям с общественностью и занималась своими прямыми служебными обязанностями: организовывала и поддерживала постоянные контакты со средствами массовой информации, информационными, рекламными, консалтинговыми агентствами, издательствами, агентствами по связям с общественностью, государственными и общественными структурами, занималась сбором информации, в том числе с применением социологических исследований, мониторила различные информационные источники и так далее. В этой части её жизни её взаимоотношения с шефом не поменились ни на йоту

. Она всё также была его подчинённой, он – её начальником. Даже когда они были вдвоём в его кабинете, без свидетелей. И только на «Вы».

На «Вы» они были и во второй части Шурочкиной жизни, которая длилась 3 ночи и 2 дня, с вечера пятницы до утра понедельника. Но, по ощущениям, во всяком случае, Шурочки, это время было даже весомее, чем предыдущие пять суток.

Шеф по-прежнему оставался для неё Тимуром Георгиевичем, а она для него – без имени и на «ты». Шурочку это никоим образом не смущало. Во-первых, так было удобнее, чтобы не путаться потом на работе. А во-вторых, что это меняло? Вон, Любовь Орлова и Григорий Александров тоже обращались друг к другу на работе и при людях, в гостях, на «Вы», а дома, в быту, наедине, вообще не разговаривали, общались только с помощью записочек

. Странновато, конечно, но ведь любили они друг друга от этого не меньше?!

Шурочка и Тарас, кстати, к своим роднулечкам – бабушке и дедушке, тоже обращались исключительно на «Вы», так было принято в семье (почему – никто не помнил), а любили их до обожания!

Самым сложным для Шурочки был рабочий день в пятницу. Она теперь специально оставляла на конец недели побольше работы, чтобы некогда было думать о том, что произойдёт вечером. А вечером повторялся один и тот же ритуал – она проходила сквер, усилием воли заставляя себя не бежать, переходила дорогу, медленно шла по тротуару, пока не подъезжала машина цвета металлик «тёмная ночь» и приветливо не распахивала перед ней дверцу на переднее сиденье. Кольцо мужских рук, страстный поцелуй и – вперёд, в загородный дом Тимура Георгиевича! В понедельник утром ритуал происходил в обратном порядке, правда, без поцелуя и объятий, – тротуар, дорога, сквер, работа. И нарушен был лишь один раз, в ливень, когда Тимур Георгиевич подвёз Шурочку до работы.

А между ритуалами были 3 ночи, наполненные страстью, нежностью, взрывами удовольствия и провалами в сон. Чем были наполнены 2 дня? Самыми обычными, элементарными, бытовыми делами. Купить продукты в магазине, приготовить еду (шефу особенно понравилась Шурочкина ленивая Ачма

. Он нарезал соломкой лаваш, тёр сыр и весьма ловко переворачивал лепёшку на сковородке. Шурочке оставалось только взбивать и смешивать продукты), помыть посуду, посидеть перед телевизором, повозиться в саду перед домом… И всё это вместе, без разделения на мужские и женские дела, без – мелодраматические сериалы это женское, а трансляции футбольных матчей – мужское. Шурочка понимала, что за годы холостяцкой жизни у Тимура Георгиевича выработался определённый шаблон, и старалась тактично вписаться в него. Тем более что особо ломать в себе ничего не пришлось. Её выходные проходили примерно также, изредка разбавляясь походами в театр и на концерты, выставками и встречами с друзьями.

– это название буквы в греческом алфавите, означающей звук "и". По своему начертанию она значительно меньше всех своих подруг по алфавиту и напоминает закорючку. Она же пишется иногда в виде черточки под некоторыми буквами. Пропусти ее – и изменится грамматическая форма. Впервые слова "ни на йоту" встречаются в греческом переводе библейского текста, где говорится, что не только текст закона не может быть изменен, но даже ни одна буква, ни одна черточка в нем.

– Клавдия Шульженко, зная об этом, посвятила им свой романс «О любви не говори» (слова: Н. Лабковский, музыка: А. Владимирцов):

Очень хорошо влюбиться раннею весной,

Можно полюбить и летом.

Но, пожалуй, лучше в зимний день под сосной,

Крепче снега в сердце зной.

Ах, какое счастье полюбить в первый раз

И не говорить об этом.

И забыть любую из заученных фраз,

Всё сказать лишь блеском глаз.

Припев:

О любви не говори -

О ней всё сказано.

Сердце, верное любви,

Молчать обязано.

Без причины – не гори,

Умей владеть собой.

О любви не говори,

А молчать не в силах – пой.

Если друг твой сохнет от пожара в крови,

Ты его утешь советом.