Пленники белых ночей

С вальсом у Мити были проблемы, но бросать план на полпути выходило ещё хуже. Если он не потанцует, а вернее – не поговорит с Лизой, то к чему было вообще плести всю эту несусветно сложную интригу?

Так что надо тянуть время и продолжать как бы непринужденно болтать с этой скучной классной дамой. Но Митя уже не мог придумать – о чём? Поэтому ляпнул наугад:

– Как вы находите начало белых ночей?

– О, эти белые ночи в Петербурге…– в глубине невыразительных глаза собеседницы вдруг замерцали, опасно разгораясь, глухие потаенные огоньки. – Все мы – пленники колдовских белых ночей…

Митя понял, что, наверное, недооценил даму, посчитав её занудной и неинтересной. И собрался уже спросить, что она имеет в виду под пленниками. Но тут краем глаза увидел, что государь наконец-то отходит от Лизы. И понял, что надо спешить.

Юноша торопливо поклонился собеседнице и покинул её. К счастью, это не должно было выглядеть знаком невежливости. Ведь танцевать два танца подряд с одной дамой и уделять ей много внимания бальным этикетом строго воспрещается. В противном случае дама считается скомпрометированной. А если дело касалось барышни, то кавалер и вовсе наутро должен был явиться к её отцу просить руки.

Так что Митя мог с чистой совестью переключиться на Лизу.

– Позвольте ангажировать вас на вальс…

О, даже в рифму получилось.

Барышня, однако, рифмы не оценила. Да и вообще, как будто Митю не слышала. Стояла, потупившись и тихо улыбаясь чему-то своему. Наверное, всё ещё находилась в чудесном пространстве, где танцевала с кавалером номер один.

Куда уж нам.

– Позвольте… – тем не менее, опять начал Митя.

Девушка наконец подняла на него глаза.

И Митя забыл окончание фразы.

Возможно, этот сияющий взгляд был по-прежнему предназначен самому императору. От того и вышел таким воистину обворожительным.

Возможно. Но зачем же отнекиваться от мига пусть предназначенного другому, но такого упоительного счастья! Не лучше ли на этот самый миг почувствовать себя тем, кому всегда достается всё первоклассное: дворцы, сокровища, слава, легенды. И чудный взгляд самой красивой смолянки.

Чудный взгляд тем временем становился всё более вопросительным.

Митя вспомнил, что следует представиться.

– Дмитрий Го… – начал было он, щелкнув каблуками. Но тут же спохватился: – Э-э-э… Степан Оболонский.

Девушка посмотрела удивленно. Но тут же присела в любезном реверансе, слегка склонив голову.

– Елизавета Белосельская-Белозерская.

Очередной порыв всё того же неугомонного ветерка с Невы ворвался в приоткрытое окно и игриво дунул сзади на девичью шейку. Разметал вьющиеся локоны причёски и обнажил беззащитный затылок.

Нечисть и наводнения

Медный всадник повернулся к Финскому заливу.

Те, кто мог это видеть, имели на сей случай четкие инструкции.

Но видеть, конечно, могли далеко не все. А только люди, обладающие определенными способностями и специально обученные.

Именно таким был Стива и его коллеги, которые сидели сейчас в актовом зале дома на Литейном и внимательно всматривались в меняющую цвет и очертания интерактивную карту.

Да, людей в службу НН отбирали по особым параметрам. Ведь это они должны были в случае необходимости защитить город от двух главных потенциальных опасностей Санкт-Петербурга – нечисти и наводнения.

Впрочем, угрозы в названии службы перечислялись произвольно – вероятно, для складности произношения.

Первой опасностью для Петербурга всегда традиционно считались наводнения.

Дивный город, воздвигнутый исключительно своеволием Петра – на финских болотах, на топких невских берегах, заливаемых грандиозными половодьями – изначально считался обреченным. Пожалуй, нет другого города во всем мире, которому было бы адресовано такое количество предсказаний и пророчеств о гибели, как Петербург.

Фраза «Петербургу пусту быть» стала мемом в веках.

По одной версии, эту вирусную для истории города фразу произнес в 1722 году дьячок Троицкой церкви (это, кстати, исторический факт), якобы обнаруживший на колокольне кикимору. За что был препровожден в Тайную канцелярию и бит кнутом.

По другой версии, пророческая фраза принадлежит Евдокии Лопухиной, первой жене Петра, насильно постриженной им в монахини.

Гибель Петербурга в первую очередь всегда связывали с наводнением. Стены города ещё только начали возводиться, а уже объявились один за другим два старца, обещавшие, будто новорожденный город вскоре поглотят жадные волны. При этом называлась отметка, до которой поднимутся воды Невы – рубец на дереве, растущем рядом с Петропавловской крепостью, или его верхушка. В первом случае деревом была ольха, во втором ива.

По приказанию Петра ясновидцы, как водится, были биты кнутом у пня того самого дерева. Однако вещуны, анонсировавшие водный апокалипсис, не угомонились. Напротив, они стали объявляться с завидной регулярностью, особенно активизируясь по большим датам, например, смене столетий и тысячелетия.

Нынче к этому зловещему хору присоединились модные астрологи и сертифицированные ясновидящие.

Даже – опять! – появилась якобы точная метка, до которой поднимутся воды Невы во время знакового потопа. Это Адмиралтейская игла. Вернее – кораблик на её шпиле, который наконец-то сможет коснуться своим килем балтийских волн.

Конечно, часть таких вангований можно расценивать как откровенное шарлатанство. Но далеко не все.

В том числе и потому, что существует угроза вторая –

местная нечисть.

Нечисть, конечно, есть везде. Проблема в том, что значительная часть местной хтони обитает на болотах древней земли Ингерманландия с первобытных времен. Люди же, построившие город, по меркам вечности, пришли сюда совсем недавно. Так что мистические коренные жители не без основания чувствуют себя хозяевами здешней земли. Люди для них – всего лишь загостившиеся недоразумения. И не исключено, что когда-нибудь монстры захотят это доказать.

Особенно подозрительными считаются специфические для Петербурга водные твари. И даже не те, что обитают в водах Балтики и Финского залива – например, кракен или колью- таат. А те, что проникают в пространство Петербурга через Неву и её притоки. И образует своеобразный водно-подземный мистический слой. Своего рода подполье.

Вот это-то водное подполье и представляется потенциально наиболее опасным. Потому что так или иначе может быть связано с самой главной питерской угрозой – наводнениями. И не просто связано, а попытаться обещанный пророками потоп устроить.

Так что слова Нечисть и Наводнения стояли на вывеске службы НН рядом отнюдь не случайно.

Бал (продолжение).

На нежной Лизиной шейке красовалась модная татуировка в виде рыбьей чешуи. Явно сделанная в дорогом салоне – объемная, так и переливается радугой.

Такие татушки набивают себе по всему телу «новые Ихтиандры». Ну те, кто убеждает питерцев отращивать жабры. А пока, за неимением таковых, щеголяет в футболках с изображением рыбьих лёгких.

Так Лиза, выходит, подпольная ихтиандорка… или как они там себя называют… Тьфу ты, язык сломаешь… Однако в Смольном, как известно, не забалуешь. Потому татуха сделана секретная – на месте, которое обычно скрыто прической.

На Митин вкус, пошловато как-то. Однако ему ли не знать, что как раз рафинированные отпрыски самых благородных семейств часто имеют склонность к эпатажу. Если не открытому, то тайному – как вот этот Лизин.