Лилианна. Судьбе вопреки

Лилианна помогла старушке встать с земли, незаметно положив в карман фартука свою серебряную заколку, вытащенную из волос. Может эта дорогая безделушка хоть как-то поможет этой семье. Девушка долго смотрела в след маленькой сгорбленной фигурке, бредущей вдоль улицы.

«Как же сильно люди ненавидели Жозефа», – подумала Лилианна.

Даже самые благие его намерения истолковывались превратно. Конечно же не король был в ответе за плохую организацию этой щедрой акции, но обвинения сыпались именно на голову короля. Лилианна тоже чувствовала свою вину, за то что сегодня происходило на площади. И почему так несправедлив мир? Толстый, с откормленным животом детина загребал монеты, в то время как падающая от голода старуха едва унесла ноги.

Придя домой Лилианна в беспамятстве рухнула на узкую кушетку в гостиной. Там и нашел ее старый Хоссе. Он вместе с Асунсьен с трудом донесли хозяйку до ее спальни, где девушка и провела всю следующую неделю, борясь с кашлем и жаром.

Рождество в доме Сальваро прошло в узком кругу. Траур помог избежать шумных компаний. Несмотря на то, что за столом собрались меньше десяти человек близких друзей и хороших знакомых, сервировать стол оказалось делом непростым, как для поварихи, так и для экономки. Сеньора Валенсия с ног сбилась, добывая для праздничного ужина хоть какие-нибудь продукты. Неурожай прошлого лета и война, разорившая не только крестьян, но и крупные промышленные предприятия в городах привели к сильному дефициту продуктов питания. Даже состоятельные испанские семьи вынуждены были ограничить себя в выборе еды. На редких званых ужинах, устраиваемых в честь помолвки или свадьбы гостям предлагали не более трех-пяти перемен блюд. За головку дорогого швейцарского сыра или копченый окорок отдавали отрезы бархата или золотую фамильную брошь. Начало 1812 года было безрадостным. Голод. Жуткий голод охватывал все большие пласты населения. Цены на продукты взлетели до небес. С хлеба на воду перебивались даже такие зажиточные люди как мастеровые и торговцы. Лавочки и магазины стояли заколоченными. Найти работу было почти невозможно. Город заполонили нищие. Безопасно пройти по улицам можно было только под охраной. В вечернее же время даже солдаты патруля старались избегать неблагополучных кварталов. Разорившиеся торговцы, отчаявшиеся крестьяне, прочий люд толпами наводнил столицу, в надежде на лучшую долю. Но в городе не было ни еды, ни работы. Даже нищим, в изодранных рясах монахам не подавали милостыни. По приказу Жозефа сотни монастырей были разорены, распущены ордена и контсесии. Целый институт инквизиции был упразднен. Тысячи священнослужителей оказались выброшены на улицу. Кто-то из них попытался вернуться домой, но большинство пополнили толпу голодных, обездоленных людей. К концу зимы ситуация стала просто катастрофической. Трупы валялись прямо на улицах. Специальные отряды ездили по городу, сваливая на телеги мертвые тела. В общей могиле день и ночь хоронили несчастных. Если к виду измученных голодом, озлобленных людей можно было привыкнуть, то мимо высохших, изможденных детей, на лицах которых остались лишь огромные испуганные глаза, донья Сальваро пройти не могла. Лилианна и сеньор Лаццаро практически не вылезали из дома. Сначала девушка была только рада этому затишью. Ей было бы сложно выдержать бесконечно долгие ужины, фальшивые соболезнования и шепоток за спиной. Неспешные уроки рисования, чтение любимых книг, задушевные беседы с другом, были приятны вдвойне, ведь последние два года выдались крайне суматошными. В некоторые дни в перерывах между театрами, примерками, балами некогда было даже нормально пообедать.

Но уже через несколько месяцев девушка стала тяготиться затворничеством. Она не устраивала вечеров, практически не получала приглашений. Уже много месяцев король ни разу не наносил ей визитов. Жозеф лично возглавлял военную компанию и крайне редко появлялся в столице. Но даже в перерывах между походами король находил время на посещение званых вечеров и обедов, при этом не удостоив Лилианну ни визитом, ни запиской. Слухи о его многочисленных связях ползли по городу. Но в дом Сальваро король больше не приходил. Это было сразу замечено светом. Злопыхатели заговорили об отставке «этой выскочки». Те дамы, которых Лилианна считала если уж не подругами, то приятельницами больше не приглашали сеньору Сальваро в свой дом.

Даже представители «старой гвардии» после кончины дона Диего перестали обращать внимание на его вдову. Особенно обидно было девушке понимать, что даже молодые художники напрочь забыли о ее салоне, как только их перестали в нем кормить. Лишь редкие друзья и несколько самых верных поклонников скрашивали ее одиночество. Особенно часто Лилианну посещал Жак Пьер де Тробриан. Настойчивость этого красавца жутко доводила девушку. Его комплименты были столь прозрачны, что половину из них можно было бы принять за оскорбление.

Он уже не раз предлагал донье Сальваро свою «дружбу». Но больше всего Лилианну возмущало другое. Приходя к ней в дом он буквально навязывал девушке свою компанию, однако встретившись в светской гостиной Жак Пьер намеренно игнорировал донью Сальваро, удостаивая лишь кивком. Похоже, этот бравый француз или слишком боялся ревности короля или не хотел что бы его имя муссировали вместе с именем фаворитки Бонапарта. Сеньор Лаццаро уже не раз намекал девушке, что уже давно пора задумываться о своей судьбе и начинать присматривать нового мужа. Покровительство Жозефа хоть и весьма туманное тяготило, деньги таяли на глазах, но Лилианна не была готова к решительным действиям, да и подходящей кандидатуры на горизонте не было.

Сегодняшнее утро для девушки ни чем не отличалось от многих других. Мелкие домашние хлопоты, урок рисования, проверка счетов, которые ни как не хотели сходиться. Лишь к обеду Лилианна заметила странное поведение слуг. Старый дворецкий, обычно дремавший в углу, беспрестанно кружил по гостиной, с беспокойством поглядывая в окно. Стайка горничных, бросив работу, о чем-то громко спорили на кухни.

Сеньора Валенсия носилась по дому как ужаленная, собирая какие-то вещи.

– Что случилось? – спросила Лилианна, хватая за руку пробегавшую мимо экономку.

Сеньора Валенсия, меньше всего ожидающая увидеть в комнате слуг хозяйку, взвизгнула от неожиданности. В ее руках был большой кулек со скатертью из которого на пол со звоном упал маленький серебряный ножик для фруктов. Под вопрошающим взглядом хозяйки женщина вдруг покраснела, побледнела и потупилась.

– Я…я хотела почистить серебро, – забормотала она, отводя в сторону глаза.

Лилианна уже открыла рот, что бы потребовать объяснения, но услышав крик сеньора Лаццаро, бросилась в гостиную. В нескольких словах он объяснил девушке о страшных беспорядках начавшихся в городе с самого утра. Толпы обезумивших от голода и отчаяния людей, подстрекаемые несколькими вожаками уже несколько часов бесчинствовали на улицах. Они грабили магазины и мастерские, разворовывали склады. Почувствовав свою силу и вкус крови они начали убивать зажиточных горожан, насиловать женщин, избивать слуг. Железные ворота были немедленно закрыты на замок. Пока два пожилых мужчины перетаскивали тяжелый шкаф, что бы забаррикадировать входную дверь, Лилианна пыталась собрать в гостиной слуг. Однако дом был практически пуст. Только старая повариха Асунсьен упав на колени молилась пресвятой богородице о спасении своего непоседливого внука. Его, как и всех остальных слуг в доме не оказалось. Вместе со слугами пропали почти все ценные вещи: столовое серебро, медные подсвечники, кухонная утварь, постельное белье и многое другое. Лишь комната хозяйки и закрытый на ключ кабинет остались нетронутыми.

– Крысы, грязные крысы! – закричал сеньор Лаццаро, узнав о бегстве слуг. – Я так и знал, что все было спланировано заранее! Они знали об этом с самого утра! Они должны были защищать дом и хозяйку, а не убегать с набитыми карманами.

Его возмущенные речи прервал приход Идальго. Изодранный, перепачканный мальчуган пулей влетел в гостиную. Подбежав к столу он в два глотка осушил графин с лимонадом, не позаботившись даже налить его в стакан. Под сердитым взглядом бабушки он смутился и закашлялся. Чуть отдышавшись, мальчик рассказал об ужасах творимых на улицах. Мятежники захватили один из военных складов. Вооружившись, большая часть из них пошла к королевскому дворцу и складам с продовольствием, остальные рассыпавшись на шайки стали грабить богатые дома. Пробегая по кварталу Идальго видел как несколько десятков мужчин и женщин орудовали в доме дона Дель Гаро.

– Я сам видел труп дона Хуана, повешенного на балконе собственного дома. Соседский Мигель, внук башмачника, встав на плечи отцу стаскивали с тела Дель Гаро сапоги и камзол. Жену дона волокли в сад прям за волосы! А их дочь, эта расфуфыренная дамочка верещала и вырывалась как кошка. Французов колют на улице как поросят! Говорят король сбежал! – глотая от спешки слова, рассказывал Идальго.

Даже эти страшные вещи он умудрился поведать с бесшабашным энтузиазмом. Для мальчишки все эти события были одним сплошным приключением. Его отец был расстрелян в ночь на 3 мая 1808 года французскими солдатами, в числе многих других повстанцев. С тех пор Идальго ненавидел французов и рвался на подвиги. Он и представить себе не мог какой опасности избежал, слоняясь по улицам. Впрочем, находиться в доме было тоже не безопасно. Особняк дона Дель Гаро находился в квартале от сюда. Дом семьи Сальваро могло спасти только его уединенное положение.

– Нам надо закрыть окна и заколотить входную дверь снаружи. Если они подумают что дом не жилой, может не будут сюда рваться, – предложил сеньор Лаццаро.

Они вместе с Идальго пошли через задний ход, что бы выполнить задуманное. Лилианна поспешила наверх. Она собрала все имеющиеся деньги в кожаный кошелечек, положив туда же мелкие драгоценности и дорогой сосуд с волосом Иоанна Богослова. Крепко привязала все это богатство к поясу, скрыв в подоле простого шерстяного платья. Несколько тяжелых ожерелий туда не вошли и Лилианна одела их на шею, застегнув до верху высокий воротник. Не успела девушка дойти до кухни, что бы собрать провизию как дом сотрясся от грохота. Железные ворота ненадолго смогли задержать толпу. Так же как и входная дверь, которую уже через несколько минут разнесли в щепки. Однако этого времени хватило что бы Лилианна, сеньор Лаццаро, старый Хоссе и повариха с внуком успели спрятаться в потаенной кладовке. Не описать словами, что они чувствовали в течение нескольких часов пока шайка озверевших головорезов бесчинствовала в доме. Несколько раз около маленькой потаенной двери слышался разговор. Лилианна могла поклясться что она слышала голос доньи Деборо. Неужели именно эта, ненавидящая бывшую хозяйку женщина, привела в дом жаждущую крови свору. Крики, звон разбившегося стекла, топот десятка ног, выстрелы, взрывы дикого хохота легко проходили через тонкую дверь. От каждого громкого звука Лилианна вздрагивала всем телом. Она сидела на полу, прижимая к себе испуганного Идальго. От его бравады не осталось и следа. Он трясся как заяц, размазывая по лицу слезы. Его бабушка беззвучно молилась. Мужчины стояли молча. Все понимали, малейший шум или шорох мог их выдать. Прошло уже несколько часов, когда в доме все стихло. Лилианна тихонько вздохнула. Спина от неудобной позы, ныла. Волосы взмокли, платье прилипло к телу. Невыносимо хотелось пить, опухший язык, казалось, прилип к небу. В маленькой комнатушке просто нечем было дышать.

– Ба, я хочу писать, – прошептал Идальго.

Его фраза была так не к месту, что Лилианна едва не прыснула от смеха. Бандиты ушли не менее часу назад. Выходить было страшно, но просто необходимо. Пожилая женщина тяжело переносила заточение. Она задыхалась.

– Пара выходить, – наконец решился сеньор Лаццаро, аккуратно открывая дверь.

В доме и в самом деле никого не было. Но картина открывающаяся перед глазами была столь ужасна, что Лилианна не сдержала возгласа ужаса. Головорезы вторгнувшиеся в дом не просто его ограбили, они основательно его разрушили. Мебель была переломана. Обшивка на стенах ободрана. Посуда разбита. Даже цветы были вытащены из каток и разбросаны по полу вместе с землей. Картины, статуи, старинные гобелены были или украдены или испорчены. Лилианна хотела подняться наверх, но сеньор Лаццаро ее не пустил.

– Не стоит, там тоже самое, – покачал головой пожилой мужчина.

Взяв девушку за одну руку, а Идальго за другую он повел свою молчаливую компанию к черному ходу. Лилианна озиралась вокруг. Все что ей было дорого, все, что она собирала с таким трудом, было поломано или разбито. То, что могли унести бандиты, они украли, но зачем было портить все остальное? Возможно нищие голодные простолюдины и не могли оценить стоимость картин, но как у них поднялась рука разбить статую Девы Марии и зачем надо было крушить мебель, девушка не понимала. Лилианна настолько погрузилась в свои невеселые мысли, что едва не упала, налетев на спину неожиданно остановившегося сеньора Лаццаро. В темном коридоре, на полу, в двух шагах от старой хозяйской спальни лежала донья Деборо. Ее голова без сомнения была пробита. Белоснежный чепец окрасился кровью, так же как и мраморный пол. В одной руке она крепко держала шнурок, на котором видимо был ключ от этой давно заброшенной комнаты. Другой она прижимала к груди какой-то рисунок или портрет, вставленный в простую деревянную рамку. Поборов страх и брезгливость Лилианна наклонилась над женщиной. Донья Деборо была мертва. К груди она прижимала портрет дона Диего Сальваро.

– Неужели она пришла за ним? – охнула девушка.

– Она пришла за вами. Но делала все только ради него, – подал голос старый Хоссе. – Почти полвека она была здесь хозяйкой. Потом появились вы. Она еще девчонкой влюбилась в дона Диего, еще до той истории с дуэлью. Они с матерью хозяина едва вытащили его с того света. Девчонка думала что сможет его покорить, но сердце дона Диего умерло навсегда.

Лилианна оторопело посмотрела на дворецкого. Смысл сказанного стал постепенно до нее доходить. Ну как же она не догадалась сразу о том, что донья Деборо все время была влюблена в дона Диего. Это же было так очевидно! Ее придирки и злость были обычной ревностью. Именно этим объяснялась ее ненависть к хозяйке, ее преданность семье, ее старым устоям, этому дому. Глупость и злость доны Деборо привели в дом эту банту, однако у нее не хватило сил их удержать от бессмысленных бесчинств. Пожилая женщина видимо и получила смертельный удар, пытаясь не пустить разбойников в святую святых этого дома – в спальню хозяина. Она умерла с улыбкой на лице, прижимая к груди его портрет.

Выбравшись из дома беглецы решили разделиться. Идальго с бабушкой отправились к родственникам, прихватив с собой старого Хоссе. Двум старикам в компании мальчика вряд ли что-то угрожало.

– Тебе нельзя показываться на улице, – предупредил Лилианну сеньор Лаццаро. – Ненависть к любовнице Жозефа и раньше воспаляла толпу. А сейчас если тебя узнают, то не пощадят.

С этим сложно было не согласиться. Лилианна надвинув на голову капюшон плаща стала вслед за другом пробираться сквозь толпу. Идти к королевскому дворцу, окруженному мятежниками, смысла не было, отсиживаться в доме знакомых было опасно. Единственный шанс это выйти из города и спрятаться на окраине. За хорошую плату им наверняка где-нибудь предоставят кров. Однако, не успели они пройти квартал, как какой-то мальчишка налетел на Лилианну и сшиб ее с ног. Сеньор Лаццаро до глубины души возмущенный подобным поведением поднял сорванца за шкирку и хорошенько встряхнул. День назад эта сцена не вызвала бы никакого отклика в сердцах горожан, но сегодня город бурлил подобно закипающему котлу. Не успели ноги мальчишки коснуться земли, как в спину сеньора Лаццаро полетело гнилое яблоко.

– Чего удумал, мальчонку трогать! – закричала необъятных размеров тетка, вытирая руки о грязный фартук.

– Он сбил с ног женщину! – начал было оправдываться художник.

– Кого? Да эту пигалицу ветром унесло! – зло рассмеялась женщина, выпятив вперед внушительную грудь.

Пожилой мужчина счел за благо промолчать. Публичные сцены им были ни к чему. С помощью друга Лилианна поднялась на ноги и стряхнула пыль с плаща. Но лучше ей было этого не делать.

– Ты посмотри фифа какая! Туфельки шелковые, плащ из бархата, да с мехом! Глядишь еще и чулочки ажурные нацепила! – вдруг заголосила тетка.

Только сейчас Лилианна сообразила, что в спешке схватила не черный шерстяной плащ, который одевала на улицу, а темно синюю бархатную накидку, отороченную по капюшону мехом песца, с яркой алой шелковой подкладкой. Это была дорогая вещь, которую одевали лишь в театр или на балы. Сделать еще более глупую оплошность было бы сложно.

– Ребята, держи богачку! – закричал тот самый мальчишка, из-за которого все началось.

Вокруг них быстро собиралась толпа. Однако это были случайные прохожие или любопытные уличные зеваки. Они не собирались задерживать старика и хорошо одетую молодую девушку. Лилианна со спутником уже покидали недружелюбную улицу, когда за спиной кто-то крикнул:

– А я ее знаю! Это же любовница самозванца Жозефа.

– Королевская шлюха! Французская мотовка! – загудели в толпе.

Брошенный кем-то камень больно ударил по плечу. Лилианна в ужасе остановилась.

– Бежим! – прокричал ей на ухо сеньор Лаццаро.

Хотя он мог бы этого и не делать. Услышав топот ног за спиной девушка, подхватив полы длинной юбки, рванула вперед. Никогда в жизни Лилианна так не бежала. Дыхание сбилось, сильно кололо в боку, камешки мостовой больно впивались в ноги, защищенные лишь тонкой подошвой домашних шелковых туфелек. Сеньор Лаццаро споткнувшись, упал на мостовую. Лилианна наклонилась, что бы поднять его за рукав.

– Беги! – оттолкнул ее от себя пожилой мужчина.

Его лицо покраснело, он тяжело дышал и вряд ли смог бы встать и продолжить бег. Девушка не хотела оставлять друга, но страх погнал ее прочь. Забегая за угол, Лилианна обернулась. Сеньор Лаццаро лежал на мостовой. Видимо ему все таки досталось пара хороших ударов, однако вся злость толпы была направлена именно на убегающую девушку. Заметив ее маленькую фигурку, преследуемую несколькими десятками человек, прохожие разбегались в стороны, только какой-то мужчина попытался образумить толпу, но получив удар в лицо, больше не лез. Силы девушки были на исходе. В первый раз в жизни она молилась о приходе французских солдат, но они видимо охраняли королевский дворец и склады. В городе то тут, то там слышна была перестрелка. Старая беззубая бабка, стоящая на крыльце какого-то дома выплеснула вслед беглянке переполненный ночной горшок. Почувствовав спиной холодную влагу и отвратительный запах, Лилианна содрогнулась от омерзения. Не сбавляя ходу девушка развязала шнуровки и сбросила с себя накидку. Видимо преследователи были совсем близки, так как уже через пару секунд мальчишки устроили потасовку за право обладания дорогой вещичкой. Их свалка остановила толпу лишь на несколько мгновений, однако их хватило, что бы Лилианна успела свернуть на узкую улицу, петляющую между домами. Если добежать до ее конца и обогнуть угол, то в нескольких метрах начнутся ворота Энкарнасьон. У Лилианны была единственная надежда на то, что мужчины, да и женщины не осмелятся ворваться за ней на территорию женского августинского монастыря. Не успела девушка подумать об этом, как чья-то рука скользнула по ее плечу, а сразу за спиной послышался хриплый мужской сап. Почувствовав, что пропала, Лилианна сдернула с ремня висевший на бечевке кошелек и со всего размаху швырнула его об стену. От удара шов лопнул и на мостовую со звоном посыпались серебряные и золотые монеты, вперемешку с сережками, кольцами и брошью. Толпа загудела. Послышались крики, ругань, звук борьбы. Люди на карачках собирали деньги и драгоценности, отпихивая друг друга. Началась драка. Чем все это закончилось Лилианна уже не видела. Она неслась к закрытым воротам монастыря. Ей повезло. Они только-только начали закрываться пропустив пару минут назад группу монашек, несших раненого человека.

Лилианна с благодарностью приняла из руг монахини оловянную кружку с водой. В этом переполненном людьми месте каждый глоток был поистине бесценным. Приближалась ночь, глаза слипались, однако возбужденный мозг работал с удвоенной силой. На территории монастыря женщин и детей набилось столько, что яблоку некуда было упасть. Даже несколько мужчин попытались проникнуть внутрь, спасаясь от толпы. Не смотря на слезные мольбы сопровождающих их женщин, им этого не удалось. О судьбе несчастных страшно было подумать. Лилианна встретила в монастыре не менее дюжины общих знакомых: знатных дам, портниху, известную певицу. Многие из них спрашивали вновь прибывших о судьбе своих мужей и сыновей. Девушка сидела тихо, забившись в угол и пыталась задремать, но сон не шел. Поглядывая на хаос, царивший вокруг она вспоминала как совсем недавно неспешно гуляла по этим коридорам. В 1767 г. храм пострадал от пожара, и реставрировал его интерьер, украшенный яшмой, мраморными и бронзовыми скульптурами, знаменитый испанский архитектор Вентура Родригес. Над его отделкой так же работали Франциско Байеу и Луки Джордано, который отвечал за внутреннюю роспись храма. Лилианне, приносившей щедрые пожертвования разрешили даже посмотреть знаменитые скульптуры "Лежащий Христос" и "Христос, привязанный к колонне" и картины кисти Риберы и Кардуччо. Последний раз девушка была здесь почти полгода назад в день Святого Пантелеймона. В храме храниться очень почитаемый сосуд с запекшейся кровью этого Святого. По легенде, каждый год, 27 июля, в день его смерти, кровь становится жидкой – и если однажды этого не произойдет, на Мадрид падут ужасные беды. Летом Лилианна сама видела как в помутневшем от времени сосуде плескалось что-то темное, однако это не уберегло город от беды.

– Донья Сальваро, проснитесь, – послышался чей-то тихий голос.

Задремавшая Лилианна открыла глаза. Над ней стояла монахиня в темной рясе.