Да воздастся каждому по делам его. Часть 3. Ангелина

Она потрепала Гелю по плечу, увидев, что у той повлажнели глаза

– Работать будем. Жизнь все покажет, от нее не скроешься.

Зинаида Ивановна проводила Гелю до дверей, приостановилась на крыльце школы. Перед ними и спереди и справа и слева, везде были разбросаны комья коричневой глины, после дождя грязь стояла непролазная, но директорша смотрела вокруг так радостно, что казалось даже, что выглянуло солнце.

– Там забор, видишь? Вдоль липы насажу, прямо по периметру. А справа – там стол деревянный поставлю и лавочки, вокруг сирень… пусть пахнет… А сзади – огород будет, для биологии. А тут – стадион. Все как надо. Знаешь, как заживем! И да…

Зинаида спустилась вниз, на последнюю ступеньку, посмотрела снизу и зачем-то подала Геле руку.

– С квартирой что-нибудь придумаем. У меня одна отказная есть. Повезет тебе – вступишь. Только потянешь ли, там цена, ужас. Потому и отказались.

Трясясь в электричке, сидя с закрытыми глазами, Геля думала… Она уже видела свой класс, смешные и умненькие лица. Она уже различала их, и, кажется, знала каждого по имени. Она уже поняла, что никуда не уйдет из этой школы, что именно там – её, наконец найденный дом.

***

– И хочу вам сказать, вы будете тоже учиться. Да, не смотрите так на меня, ничего особенного и странного я не сказала. Вы будете учиться вместе со мной и вашими ребятами всему, не только математике. Дружить и любить, искать и терять, добру и злу, счастью даже. Мы с вами научимся всему только, если будем вместе. Без вас мне не справиться. Никогда.

Геля оглядывала свой класс. Рядом с каждым взрослым, плотно прижавшись, стараясь уместиться на тесном сиденье вдвоем, сидел ребенок.

– Какие одинаковые у них глаза, никогда не замечала… Неужели и у Ирки точно такие же глазенки, как у меня…

– И еще сказать вам хочу.

Класс зашумел, будто ветер прошелестел поверх голов и спрятался в новых занавесях. Геля подняла руку, оперлась ею о край доски и чуть пошевелила пальцами. Стало тихо.

– Сказать хочу… Плохих детей нет. Не бывает. Есть недолюбленные. И вот тут – дело в вас!

***

Утро первого сентября было на редкость теплым. В ярком, высоком небе, носились паутинки, желтой листвы почти не было. В школьном дворе играл оркестр, грустно и торжественно. Геля очень волновалась, она держала худенькую ручку маленького, как гномик, стриженного наголо мальчишки и чувствовала, как дрожат ее пальцы. Она повела ребят в школу, длинной вереницей они прошли по нарядной дорожке, поднялись на школьное крыльцо. Зинаида подошла, внимательно посмотрела Геле в лицо и еле слышно, одними губами шепнула: «C богом». Геля открыла дверь, подождала, когда все рассядутся, помолчала.

И подняла руку…

Глава 20. Встреча

– Видишь, Вов, баба Пелагея, как в воду смотрела, что денег дала. Ровно на первый взнос хватило, поедем, в ножки кинусь, благодарить надо, прям по гроб жизни.

Геля, пыхтя, как паровоз, (последнее время, она сильно округлилась, стала пышной, как сдобная булочка), тащила тумбочку на седьмой этаж. Лестница была бесконечной, лифт не работал, и они с утра таскали свой нехитрый скарб, переезжая в новую квартиру.

– …ля! Я сегодня точно помру. Еще пару рейсов, прямо вот тут рухну. Воооов…, а Вооов. Мне на каком скопытиться сподручнее – на четвертом или на пятом? Мне пятый больше нравится, тут почище, вымыл полы кто-то. Потом чистая буду, хоть не обмывай.

– Тьфу, дурилка.

Вовкин голос звучал глухо и далеко, то ли сверху, то ли снизу, уже было невозможно разобрать. Геля села прямо на пол, бросив под попу старое Иркино одеялко, потом легла, расправив его полностью и так, абсолютно одна на чужой лестничной клетке лежала, минут двадцать точно. Пахло известкой, краской и чем-то еще, странным и свежим. И вдруг, почувствовав, что засыпает, она вскочила, потрясла головой, отгоняя морок. Именно сейчас Геля наконец поверила, что вот уже – она окажется в своем, настоящем доме.

Отказная квартира, которую они совершенно неожиданно все же заполучили, была большой, красивой, но проблемной. Кооперативный дом находился на самой окраине, у кольцевой автодороги. Без машины, а машина им не светила, судя по всему, никогда, можно было добраться только на трамвае. Его конечная остановка находилась от ближайшего метро на расстоянии часа нудной, неспешной трясучки, трамвай делал круг прямо у кожгалантерейной фабрики. А вокруг фабрики не было почти ничего. Вернее – был один дом – башня в пятнадцать этажей, торчащая прямо среди пустыря, поросшего бурьяном. От этого одинокого дома, куда доставал взгляд, тоскливой вереницей тянулись серые пятиэтажки. Минут двадцать ходьбы по грязной перекопанной улочке, как вдруг, у самого леса, прямо у опушки, вырастал белый красавец – дом, новенький, двенадцатиэтажный с яркими, блестящими окнами, в которых отражалось синее, по-деревенски чистое небо. А перед домом, куда ни глянь, простирались луга, и лишь вдали, можно было разглядеть село, настоящее и, видно очень большое. Пока они ехали, трясясь на грузовике, который им организовала Зинаида, Геля крутила головой и совершенно не верила, что здесь – тоже Москва. А вот Ирке с Володей все нравилось чрезвычайно. Они весело обсуждали перспективу походов за грибами, покупку лыж и заливку собственного катка на пустыре перед домом. И может, собаки, с которой можно будет бегать по утрам по лесу.

– Волка заведите!

Геле не нравилось это место, ей казалось, что ее выдернули из привычного мирка, как редиску из земли, и бросили в красивый белый ящик, прямо так, без упаковки.

– Тут именно волка надо, лес вокруг, вон -дикий…

– Мам, тут хорошо, смотри.

Ирка высунула кудрявую голову из кабины, толстые косички с бантиками свесились вниз

– Лягушечки какие малюсенькие скачут.

– А жабы не скачут? Жалко, прям, как без жаб-то? Вов! Галоши купим. Тут без галош не пролезть. Мне чур первой.

Вовка улыбался и смотрел в окно. А по городу шла радостная и светлая весна.

***

– Гель. А Гель… вставай. Субботник сегодня. Деревья сажать пойдем.

– Чегоооо? Выходной же. Обалдели?

Она с трудом разлепила глаза. В огромной спальне ещё не было занавесок и солнце пронизало комнату насквозь, раскидав на светлых обоях целую вереницу зайчиков. Дверь в коридор была приоткрыта и там, у входной двери происходило веселое движение и толкотня. Накинув халат, Геля протащила свое сонное тело по бесконечному коридору в прихожую. У дверей Вовка и Ирка запихивали в новое ведро игрушечные совки.

– Вам там лопату выдадут, под расписку, большууую. Куда вы совки пихаете? И грабли дадут. Ирк, ты знаешь, что такое грабли?

– Это такая чесалка. Для травы.

Ирка быстро вытащила совок из ведра и спрятала за спиной.

–Точно! Идите и чешите свою траву. А потом кваску купите, там бидон.

Дверь захлопнулась и веселые голоса быстро удалялись. Раз и все стихло.

Геля медленно пошла назад, в спальню, потом передумала и побрела обратно. Коридор был длинным, как в общаге, начинался от огромного зала, пустого и гулкого, в котором из мебели был только материн стул, гнутый, старый, но крепкий и незыблемый, как вечность, и тянулся до самой кухни гладкой ровной змеей. Все комнаты располагались по одну сторону. С другой стороны находилась глухая стена, по которой Ирка всегда вела пальчиком, пробегая по нему со скоростью звука. Она никогда не могла затормозить сразу, скользила на ровном, гладком паркете, пролетая свою комнату мимо. Вот там, в комнате дочурки они всё обставили. Теперь у Ирки был большой полированный гардероб, новенький диван и маленький письменный стол с двумя аккуратными ящичками. Все это поместилось шутя, даже осталось место для красивого торшера, который Володя сам сварганил из остатков тонких труб и плексигласа. Торшер заканчивался задорными разноцветными плафонами, светил ярко и весело, и очень Ирке нравился.

Геля поставила чайник, присела на старенькую табуретку, задумалась.

– Опять чулки штопать, денег нет вообще!

Ежемесячный взнос за кооператив был таким, что в сберкассе на нее оборачивались все, с ужасом глядя, как она отсчитывает сумму, раз в двадцать больше, чем остальные. Потом, она доставала квитанцию за Иркину частную музыкальную… Народ выпучивал глаза еще сильнее, а Геля прятала поглубже в туфлю палец в опять продранном чулке и с ужасом думала о предстоящем ужине.

– Бабкино прошлогоднее вишневое варенье, чай и батон! А на завтрак – манную кашу сделаю. Не удивительно, что меня разносит, как на дрожжах. Хорошо еще мать крылышки куриные притащит, и пупочки, сделаю макароны по-флотски. Господи, еще двадцать лет ведь платить… и как жить?

Печальные мысли были прерваны безжалостно и резко. Жуткий звук, режуще – громкий, странный до жути, взрезал тишину полусонной квартиры. Пустующие пространства комнат отразили его многократно и Геле показалось, что у нее лопнули перепонки, она зажала уши ладонями и посмотрела на потолок. Штукатурка вроде не сыпалась, она потихоньку убрала руки.

– Во, блин! Это еще что!

Все затихло, минут пять все было спокойно. Геля встала и, почему-то на цыпочках, прокралась к балкону, выглянула в окно. Внизу, народонаселение весело рыло ямы с таким энтузиазмом, вроде хотели прорыть туннель под домом. Ирка носилась со своим совком от машины, битком набитой деревцами, до отца, который стоял в выкопанной яме уже по пояс.

– Баобаб, не иначе, решил посадить. Как раз, до нашего седьмого этажа достанет. Что там, на баобабе растет? Хорошо бы орехи.