Да воздастся каждому по делам его. Часть 3. Ангелина

Она сама не знала, из каких глубин памяти всплыла эта фраза, но сейчас она была очень точной. Медленно, как заколдованная, Геля подошла ближе и потрясла головой, отгоняя наваждение. За спиной скрипнула дверь.

– Ты что, сама это? А как? Из ткани какой? А клеила когда?

Люба, подслеповато щурясь после темноты коридора, тоже всматривалась в тот угол, где стояла вишенка. Геля схватила её за руку и подтащила к деревцу. И сразу, брызнув через начисто вымытое стекло, в класс ворвалось солнце, превратив тоненько деревце в белое облако. Потрогав лепестки, Люба с Гелей ошарашено посмотрели друг на друга и сели на один стул. Вишенка стояла вся в цвету…

***

– Знаешь, Вовк, я вроде люблю Москву, работу обожаю, да и жизнь эта, городская – совершенно для меня. А в деревню, каждый раз, как домой возвращаюсь. Сейчас вот закрою глаза, каждую травинку в палисаднике вижу. Почему?

– Да нормально. Я сам такой. Вернуться бы в деревню, да куда уж, город плотно держит.

Вовка одним глотком втянул полчашки веникового поездного чая, смачно закусив лимончиком.

– Знаешь, тебе у меня понравится, у нас очень здорово. Может и подумаем вместе, купим дом, там не дорого.

Геля не отвечала, она вдруг с удивлением заметила, каким нежным светом вспыхнули Володины глаза.

– Мать давно хотела познакомиться, да и отец. Они немного другие, не такие, как твои, но ты привыкнешь.

В это лето они решили отвезти Ирку, показать бабке с дедом туда, в родные Володины места. Геля оттягивала, как могла, но в сентябре дочка шла в школу, и дольше тянуть уже было странно и неприлично. Решив побыть там пару недель, она совершала почти подвиг, потому что судя по тому, что Володя тоже не спешил их везти, все было не так просто. Ладно бы старики…Сестры! Их Геля, не то, что боялась, сторонилась что ли, остерегалась, уходила. И сама не знала почему.

Дорога к Вовкиным родным не просто долгой – муторной. Перерыв между поездами в несколько часов, тесный, душный сидячий вагон, битком набитый чемоданами, сумками, полотняными рюкзаками, через выстиранную, псивую ткань которых проступали ржавые и жирные пятна, специфический запах поездного быта, все это почему-то не доставляло Геле в этот раз удовольствия, хотя раньше она обожала поезда. Да еще постоянное зудящее ощущение под ложечкой, не тошнота даже, легкое ее предчувствие, но разряжающее, не дающее покоя, угнетало. Правда, Геля уже не пугалась этого, она знала причину. Несмотря на тягомотность поездки, Геля не отрывала глаз от окна. Там, за окном, в дрожащем мареве летнего дня, среди высоких, как свечки тополей, горбились белые холмы. Странная, нереальная картина завораживала, то ли луга, то ли степи, были так не похожи на ее привычные, родные просторы Карая. Здесь белесая пыль приглушала сочную зелень и было вокруг немного смутно.

– Меловые горы, – Володя тоже внимательно смотрел в окно и лицо его смягчалось, в глазах прыгала мальчишеская чертовщинка, и Геля вдруг подумала, что он сейчас вытащит из кармана рогатку и залупит камушком в телегу, которая двигалась вровень с еле ползущим поездом, – Знаешь сколько здесь гадюк? Особенно в воде. Сейчас речка появится, смотри какая красивая.

Ирка залезла к отцу на руки и тоже смотрела в окно.

– А здоровая уже, кобылка, время летит, – подумала Геля, посмотрев на дочку и устроилась поудобнее, подперев подушкой ноющую спину.

Река и вправду была очень красивой, то петляла среди совершенно белых склонов, то ныряла в зеленые тоннели холмов, поросших цветами так плотно, что казалось, их затянули цветной тканью.

Время тянулось бесконечно. Хотелось то ли спать, то ли кричать, то ли бежать…

***

– Здравствуйте. Мы очень рады.

Наконец на Гелю с Иркой обратили внимание. Они минут двадцать стояли в сторонке, глядя, как встречаются ее новые родственники. Такая нежность в отношениях в её семье была не принята, и она даже слегка позавидовала сейчас Вовке. Большой, только, только начинающий седеть, несмотря на годы, Вовкин отец маленькая, круглая, как шарик, мама, две статные, стройные девушки и красивый парень, все обнимали Володю наперебой, каждый пытался рассказать что-то своё – именно сейчас, здесь, сразу. Вокруг их маленькой толпы стоял радостный гул, перемежаемый чмоканьем.

– Нам Володя много рассказывал о вас и вашей дочери, —прямо перед Гелей, беззастенчиво оглядывая её с ног до головы слегка прищуренными, темными до черноты глазами, стояла одна из девушек.

– Геля, будем знакомы, – неожиданно для себя сказала Геля странную фразу, и вдруг растерялась, даже смутилась, почему-то.

– Будем, будем. Куда ж мы денемся, – чуть скривив узкий, некрасивый рот, который сильно портил её миловидное личико, процедила девушка.

Подскочил Володя, подталкивая перед собой вторую девчонку, и симпатичного, высокого парня.

– Гелюсь. Это Валентина, сестренка, она строгая, но добрая, – он кивнул на Гелину собеседницу, – это Наташа, вторая моя, сестричка. Самая лучшая на свете, – он подмигнул Валентине, – А это Витек, брат. Пошли, с отцом и мамой познакомлю.

Он подхватил Ирку на руки и потащил Гелю к лавке, где, чинно сложив руки на коленях сидели в ожидании старики.

***

В жаркой до измора комнате с не белеными, как у бабы Пелагеи, а оклеенными темными дешевыми обоями стенами, было так душно, что у Гели слегка кружилась голова. Она сидела в самом начале длинного стола, между Вовкой и Наташей, недалеко от стариков. Застолье длилось вечность, Геле страшно хотелось спать, она и не пила совсем, по известной и радостной причине, и все вокруг ей казались очень пьяными и призрачными, как тени.

– Геля, ты не бери близко к сердцу. Они хорошие, старики, просто им хотелось, чтоб жена Вовы была отсюда, нашенская, они сами присмотрели ему, там на соседской улице, Таньку. Слегка подпившая Наташа, тесно прижавшись к Геле маленькой твердой грудкой, быстро нашептывала на ухо успокаивающие слова. Ее большущие глазищи, тоже темные, как у них, у всех, влажные, с длинными ресницами, были совсем близко. и мерцали загадочно.

– Она, Танька, простая, глупенькая, дояркой в колхозе работает, но добрая, работящая. Красивенькая, да и девка ещё. А тут вдруг написали, что сынок взял учительницу, с ребенком от цыгана.

– Господи, почему от цыгана, Наташ. Что за ерунда? У меня муж был, он сейчас чин какой-то в Саратове. Кто написал-то?

– Да не знаю я, а ходят слухи.

Наташа ловко зацепила из глиняной миски сразу два скользких грибка и точным движением забросила их в рот. Быстро, как хомяк, пожевала пухлыми, яркими губами, сплюнула хвоинку

– Валя очень против была, мама плакала, отец сказал – ша, не бывать тому. Но Вовка сам все решил. Они и злятся.

Наташа помолчала, повертела вилку, ткнула в колбасу, привезенную из Москвы, подумала, ткнула еще пару раз, от чего на вилке образовалась колбасная стопка. Свалила стопку на свою тарелку.

– Завтра еще Нинка приедет из города, та совсем зверь, парторг-профорг-комсорг, кто там еще, не знаю. Баба Яга в тылу врага. Так что держитесь, девки. А мне ты очень нравишься, правда. Я тебя защищать буду от них. Всегда.

***

…Толстая перина обнимала их навязчиво и жарко, Геле казалось, что она сейчас расплавится в этой пухлой массе. Вовка сопел и даже прихрапывал, слишком большая доза, которую он принял, соревнуясь с отцом и братом, подкосила его разом. Уснуть она не могла, и еле выкарабкавшись из толщи жуткой кровати, на цыпочках вышла во двор.

– Господи, здесь даже воздух другой, пахнет чем-то так, мелом что-ли? Или цветок какой?

Сзади послышался топоток маленьких ножек и голые Гелины плечи окутала мягкая ткань.

– Ты, деточка, не тяжёлая ли? Кушаешь плохо, грустная. Иль не понравилось у нас?

– Да нет, все хорошо, мам, Геля с трудом выдавила из себя это «мам», никогда не понимала обычая называть так, чужого, по существу, человека,

– Просто голова что-то.

– Ты на девок -то не смотри, глупые они. Сами замуж никак, вот и выпендриваются. Я им завтра накажу, что бы поласковее были, ишь вертихвостки. А ты Вовы держись, девочка, он верный. И всю жизнь рядом будет, вон как отец его.

Она уже дошла до крыльца, вдруг остановилась, шариком прокатилась назад, дотронулась легкой, маленькой, холодной ручкой до Гелиного живота.

– Обманываешь, тяжелая ты. Я по лицу вижу, да и животик уж угадывается, хоть ты и толстенькая. А на отца не обижайся, суров он, да. Да и Танька ему нравилась, дочка друга его, с войны еще дружат. Он привыкнет, торопить не надо только. Да и я скажу.

Она улыбнулась черными глазками-пуговичками, поплотнее закутала Галю в платок и укатилась так же легко, почти не слышно прикрыв за собой тяжелую, корявую дверь.

***

– Ну да.., такой я тебя и представляла, пышной, красивой, гордой. У Вовки, хоть он и деревня, а вкус есть.

Нина, приехавшая с пятичасовым поездом, в такую рань,. что белые горы еще дымились туманом, и солнце еле проглядывало через его дымную завесу, оказалась молодой женщиной с правильными, очень красивыми чертами лица, резкими, порывистыми движениями, и постоянной, насмешливой, слегка надменной улыбкой. Она вихрем влетела в дом, бросила маленький чемоданчик у порога, сдернула красное, изящное пальто и белую шикарную шляпку и быстро поклевав-поцеловав каждого, подскочила к Геле.