– Иди, я сказал, – мотнул Володя головой в сторону двери, – мы тут поговорим с… папой.
Геля с Анной еще долго сидели на кровати в спальне и смотрели на проникающий из зала свет. Сначала визгливый крик отчима, что-то упало. Потом все затихло, был слышен только легкий скрип, тихий голос и шаги Володи по комнате…
Когда Геля проснулась среди ночи и прокралась в коридор, свет еще горел. В полуоткрытую дверь она увидела, что отчим спит на диване, прикрытый материным теплым халатом. Со стола было все убрано, приоткрыто окно.
– Вов… ты где?
– Тссс, – Володя приобнял ее сзади, от него пахло водкой и, почему-то, дымком костра.
– Все нормально. Пошли спать.
…
Утром, в воскресенье, они сидели за столом долго, не спеша пили чай. Мать с Иркой еще спали, отчим в ванной уже час что-то делал, крякал, вздыхал, шумела вода.
– Видишь, стыдно ему, не выходит. Может вы зря уж так, с ненавистью сразу? Может как-то понять?
– Вов. Он мать бил раньше, у алкашей нет ни совести, ни стыда. Это он сейчас притих, слабоват стал. Мама раз рукой махнула, так он в стену впечатался, еле встал. Здоровье-то полностью угробил, лезть боится, теперь только несет всякое. Мерзость!
– Корябает его что-то. Сильно.
– Знаешь! У него два сына взрослых. Вот пусть их и корябает, а я сыта по горло. Давай квартиру снимем, а? Володь, не могу больше. И Ирке это дерьмо каждодневное, зачем?
– Давай, – аргумент про Ирку был железным, – у меня у друга родители комнату в своем доме сдают. Я поговорю.
…
– Мама красивка. Мама красит губки.
– Пора уже нормально говорить, Ира. Два с половиной годика, давай-ка, покажи пальчики, сколько тебе?
Ирка крутилась около, лезла в тумбочку и гоняла по полу, как котенок найденную помаду. Встала на четвереньки и озорно выставила два пальчика.
– А еще половинка?
Малышка захихикала тоненько, вошла Анна, взяла девочку на руки, посмотрела на дочь.
– Время как бежит, Гель. Вроде вчера тоненькая рыжуха у зеркала крутилась. А ты вон теперь, прямо дама…
Геля задумчиво разглядывала свою полную фигуру. Платье цвета топленого молока, хоть и немного подчеркивало полноту, но удивительно ей шло. Чуть подкрашенные хной волосы отливали глубоким темно-медным сиянием. Поднятые высоко, забранные в пышный узел, они открывали белоснежный лоб и подчеркивали разрез зеленых глаз. Темно-розовая помада делала мраморную кожу еще белее.
– Красивая… моя.
Володя прижался щекой к ее волосам,
– Цепочку с жемчужинкой надень… замечательно будет.
Геля вздрогнула. Она давно хотела признаться, но тянула. Врать, что потеряла, она не хотела наотрез, и вообще врать ему она больше никогда не хотела.
– Вов! Я ее продала… Вернее отдала…
– Кому? Зачем, Гель? Тебе деньги нужны?
После ее рассказа, он весело покрутил головой и сказал
– Знаешь, Гельчонок? Правильно! Я только начал тебе дарить, продолжу. Какая наша жизнь…
– Дурак! Давай лучше на квартиру копить. Кооперативную…Хочу новую жизнь начать. Только с вами!
Глава 11. Секретарь
– Согласны ли вы…
Геля чувствовала, как новая туфля сжала ее мизинец огненными тисками, ещё чуть-чуть и ступня взорвется, разлетевшись на сотни горящих маленьких осколков. Худая тетка, похожая на недоваренную щуку, в красном платье оттенка знамени вещала неожиданным басом и голос ее то отдалялся, то приближался. Да еще заколка на тугом пучке так тянула какой-то волосок, что ей хотелось тихонько пискнуть.
– Интересно, что будет, если сказать – «Не согласна»?
Озорная мысль так смешно пощекотала внутри, что Геля чуть не хихикнула. Она представила вытянувшиеся лица свидетелей и ошалевшее Вовкино. Скосив глаза, она посмотрела на него, и, увидев серьезный, торжественный Володин профиль, и бледную от волнения, выбритую до синевы щеку, устыдилась.
– Да.
Голос Володи охрип, было очень заметно, как ее будущий муж волнуется, и когда тетка посмотрела сквозь толстые рыбьи очки на Гелю, замер. Геля вздохнула, и почему-то очень тоненько произнесла
– Да
Вовка облегченно вздохнул…
Гладкое широкое, очень красивое кольцо точно и нежно обняло Гелин палец, тоненькое Володино никак не хотело надеваться. Но Геля справилась… Ослепила вспышка… ломкие стебли белых гвоздик приятно холодили вдруг загоревшиеся ладони. Крошечная Иркина ладошка мышкой шмыгнула в Гелину руку, дочка поджала ножки, потому что вторую её ручку крепко держал Володя.
Две недели отпуска пролетели, как один день, но в интернат Геля неслась, как на крыльях, она очень соскучилась. Влетев в учительскую и плюхнув на стол пирог, размером с полстола, который она сама испекла в настоящей печке своего нового дома, Геля перевела дух.
– Господи, прям сто лет прошло. Забыла уж, как урок начинают. Фууу.
Она подошла к зеркалу, пригладила волосы, поправила воротничок белой блузки, подколола его покрепче тоненькой золотой брошечкой, которую подарил ей на свадьбу Володя. Вытянув руку, посмотрела на кольцо, улыбнулась. Она первый раз за все эти годы вдруг почувствовала, что хочет вечером домой. В уютную комнату, где теплый бок настоящей деревенской печки и стол, накрытый кружевной хозяйкиной скатертью. И кроватка с заплатанным стареньким, но пухлым детским одеялом. И Иркин хихикающий колокольчик. И Вовкин затылок, озадаченный и круглый, с аккуратно торчащими ушами… Вот вечно он все вечера просиживает над своими чертежами!
…
– Ангелина Ивановна. У нас сегодня комсомольское собрание, вы не забыли?
– Я помню, Алевтина Михайловна, я хотела вас попросить…
– Нет! Явка строго обязательна. Переизбрание секретаря комсомольской организации.
– Хорошо! —
Геля зло сплюнула в душе, сегодня было тринадцатое марта, ее день рождения. Алевтина не признавала никаких праздников сотрудников, в интернате их никогда не праздновали. Но зато дома… Назавтра она наприглашала столько гостей, а готовить, похоже, придется ночью.
***