Алевтина царственным жестом указала на дверь. Геля медленно пошла, у самого выхода обернулась.
– Скажите, чтобы вы выбрали для своего ребенка в случае собственной скоропостижной смерти? Жизнь дома, пусть даже с не очень серьезной мамашей и больным братиком или жизнь в интернате для брошенных детей? Только честно.
Алевтина побагровела и заорала, брызгая слюной
– Как ты смеешь, дрянь?
– Вот-вот, – Гелю трудно было испугать, и она уже закусила удила, – думаю вы знаете ответ. И всегда используйте метод подстановки. Он не обманывает. Выходя из кабинета, Геля с силой долбанула дверью, так что посыпалась штукатурка.
***
– С…, б… Тебе бы, корове, ночку подежурить в спальне и послушать, как они маму зовут. Гадина.
В спальне малышей было почти темно, свет ночника, стоящего на столе воспитателя и так был неярким, да еще кто-то прикрыл его книгой, поставленной на ребро. Геля долго привыкала к темноте после ярких ламп коридора, и наконец, когда картинка проявилась увидела, что у дальней кроватки на стуле кто-то сидит. Она подошла поближе и замерла. Несгибаемая Верка, хохотушка, пошлячка и циник, дремала около крошечный курносой девчушки, свернувшейся клубочком под простыней. Этот гренадер в юбке держал ее за ножку, просунув руку сквозь прутья спинки.
Девочка заворочалась, захныкала. Верка проснулась резко, вроде ее стукнули, запела тоненьким голоском что-то успокаивающее. И тут увидела Гелю.
– Плачет всю ночь, тссс, – она прижала палец к губам, —били ее, синяки на попке, удавила бы гадов.
– Приходи завтра к нам, поговорим про фиктивный.
Геля сама не верила, что сказала это.
***
Подходя к двери квартиры, вставив ключ, Геля вдруг услышала непривычные гикающие звуки. Тихонько провернув ключ в замке, она зашла в прихожую и устало поставила сумки. Судя по всему, ее никто не ждал, а гиканье набирало радостную силу и к нему добавился тоненький восторженный визг. Дверь в их комнату была приоткрыта и она, крадучись, заглянула. На диване, красный, распаренный, как после бани Вовка, подкидывал чуть не до потолка румяную счастливую Ирку.
– Гик, гик, гик. А ну давай, выше скачи.
Кудряшки у Ирки взлетали, она визжала, как поросенок, и при очередном приземлении пытала обнять Володю за шею и быстро чмокнуть розовым рыльцем. А тот, нежно подхватывая её, летящую, совершенно самозабвенно вопил —
– Гик, гик, гик.
***
Чуть приподнявшись на локте, Володя всматривался в Гелино лицо, в свете луны оно казалось мраморным, как у статуи. Полные нежные плечи были открыты, и он поправил одеяло. Геля проснулась.
– Что, Вов?
– Мы с тобой не договорили тогда. Я виноват.
– Ничего не изменилось, мой хороший. Все так же.
– Это – ДА, Гельчонок?
– Конечно – да…
***
– Гель, на свадьбу Александр хочет приехать, он вообще вернуться решил. Вы как с Володей, не против?
Анна сдала, в последнее время. Даже не сдала, изменилась. Больше не было шикарной черноволосой красавицы, эта женщина, с небольшим пучком седоватых волос, полным животиком и приземистыми ногами даже ростом казалась меньше. И нельзя было сказать, что она постарела. Просто маленькая, уютная, кругленькая женщинка без возраста с хитрыми глазками вдруг возникла на месте той Анны. И все приняли это превращение, как должное. И Геля поняла, что у нее есть второй ребенок – мама.
– Не против. Но если он за старое возьмется, я его удавлю. Как жабу.
Володя с осуждением посмотрел на Гелю и промолчал. Он вообще был очень аккуратен в высказываниях, особенно когда дело касалось родителей и особенно, когда рядом крутилась Ирка. А Ирка от него не отходила. Сидела на коленях, когда он работал и водила пальчиком по красивым серебристым самолетикам. Торчала в ванной, когда он брился, весело вопя, когда Володя делал вид, что хочет мазнуть ее помазком. И часами гуляла по городу, доверчиво сунув лапку в его большую руку, и потом, устав, ехала у него на шее, прижавшись пузиком к затылку. Как случилось так, что они стали не разлей вода, Геля так и не поняла.
– Вов, я платье заказала, в загс, недорого.
– Глупая. Первое же платье свадебное, чего жадничать.
– Я не хочу слишком. Просто платье. И давай поскромнее, а?
– Давай…
Глава 9. Фиктивный брак
Геля ходила по столовой, останавливаясь около самых маленьких и вытирала им мордашки. Многие дети плохо умели управляться с ложкой, пытались выловить кусочки из супа руками, ломали и крошили хлеб. Сегодня она снова вышвырнула с дежурства очередную няньку. Поймала она её на том, что та лупила изо всех сил по губам Андрюшу, небольшого, полного, не очень опрятного ребенка. Андрюшу нашли морозным вечером в парке, зимой, дремлющего на лавочке, где его оставила мать, В записке, пришпиленной к заиндевевшему воротничку было написано толстым карандашом «Берити, кто хотити».
Андрюша заметно отставал в развитии от других детей и никак не мог научиться выполнять даже простые действия. У него вечно переворачивалась ложка по пути ко рту, куски еды падали на колени. От того, что губы все время были мокрыми от подтекающей слюны, мальчик часто вытирал его нижним краем рубашки или рукавом. Няньки ненавидели ребёнка со страшной силой. Особенно в последнее время, когда в интернат устроились молодые дев-чонки, подрабатывающие перед вторыми и третьими попытками попасть в институт. Нервные они какие-то были, вечно раздраженные. Геля гоняла их, как жучек, но сделать ничего не могла, дефицит нянек был вечным, и Алевтина девок не увольняла.
Удивившись странной тишине в столовой, она заглянула через окно поварской. Нянька держала за шею Андрюшу, откинув назад его голову, и чем-то плоским быстро и резко била, точно попадая по мокрому рту, почти без промаха. Мальчик дергал головой, слезы катились градом, но не произносил ни звука. Жизнь уже научила малыша, что лучше молчать, если хочешь выжить. Остальные дети вытянули шейки, смотрели и тоже молчали.
– И что ты творишь, дрянь…
Геля за шкирку притащила няньку – мелкую, злую, черную, как муха девку, в преподавательскую.
– Ты знаешь, б…., что мальчик уже замерз почти, когда его нашли, Ты, дебилка, понимаешь, что ребенку три года? Три! Ты вон своего, сопливого, научила к трем годам аккуратно суп есть? Научи, а потом над чужими изгаляйся.
– Да пошла ты. Эта срань слюнявая сегодня вторую рубаху изгадила. Я что, нанялась тебе тут рубахи менять каждому дерьму? Я его вообще прибью, чтоб зря воздух не портил. Все равно в психушке кончит.
Второй раз в жизни Геля вдруг почувствовала, что пол уходит из-под ног, и все происходит в каком-то другом измерении. Когда она пришла в себя, то увидела, что прижала няньку к стене, локтем уперлась ей в грудь, а тыльной стороной другой руки прижала горло.
– Удавлю. Еще раз замечу – удавлю! Просто, как жабу. Прямо тут! Сама удавлю, мерзость ты! Сука!
Нянька выпучила глаза и сипела, пытаясь что-то сказать. Геля вдруг почувствовала, что кто-то, мощным толчком отбросил её от девки, она отлетела, как пушинка к противоположной стене и окончательно пришла в себя.
– Ты обалдела что – ли?
Сзади стояла здоровенная Верка и крутила пальцем у виска.
– Алевтина и так, зверем смотрит. А ты, из-за этой гадюки вылетишь, еще характеристику дадут хреновую. И куда? В дворники? Без детей свихнешься сразу.
Они постояли и подышали, успокаиваясь. Нянька обрела голос и завизжала, тонко и противно:
– Я жалобу напишу. Я сегодня к директору. Я на вас в суд…
Верка повернула мощный торс и приподняла небольшую табуретку за ножку, легко, вроде та была игрушечной.