Дневник из преисподней

– Пока дышу, вдыхая воздух, и аромат ночных цветов; пока я слышу шум прибоя и вижу гордость парусов; пока, не ведая печали, и радость жизни осознав, презрев невзгоды и страданья, во тьму врагов своих послав, твои глаза в слезах соленых с тоской и негой целовал, и пальцы рук твоих свободных к своим губам я прижимал, – в тот краткий миг последней встречи одну я правду осознал: жизнь без тебя так бесконечна, я не дождусь ее конца! В далеком детстве, в снах тревожных когда-то вечно жить хотел, но, став бессмертным, в этой жизни я потерял все, что имел…

Когда я открыла глаза, его лицо снова было холодным и спокойным, а через минуту он уже надевал на мои руки кожаные перчатки с красивым орнаментом, а на себя – новый плащ.

Как только мы оба присели, объявили о начале поединка, и зрители восторженно закричали, а затем разом умолкли, и наступила абсолютная тишина. Мое сердце тоже замерло, а затем учащеннно забилось, потому что испугалось того, что увидело. Сила Шэрджи уже не принадлежала мне, но я не утратила возможности видеть ее. И в наступившей тишине тьма, следовавшая за сэром Гаа Роном и принцем Дэниэлем, вдруг взлетела над ними разорванным облаком, а затем разом окутала их тела и исчезла в них, словно ее и не было. И схватка началась…

Это был бой двух равных противников. И очень быстро милорд, да и все присутствующие отчетливо осознали, что поединок будет долгим. Возможно, выиграет не столько сильнейший, сколько более выносливый, но в первые пару десятков минут осознание подобного исхода еще не пришло.

Поединок не был боем гладиаторов и имел четкие правила – нельзя было бить в голову, в ноги ниже колен, умышленно калечить запястья. Он также был ограничен по времени и непрерывный бой не мог превышать трех лесталей – что-то около тридцати пяти минут по земному времени. Перерывы на обед, отдых и сон являлись обязательными, и каждый из противников с согласия другого мог продолжать бой по истечении трех лесталей.

Выбор холодного оружия для каждого боя также оставлялся на усмотрение поединщиков, но участники редко выходили за пределы дуэли на рапирах и шпагах, а также на мечах с зауженным острием клинка. Судьи фиксировали лишь нарушение правил, но не могли остановить бой, и никаких черных карточек. В любом случае победителем признавался только один – выживший воин, соблюдавший правила. Так что тактика фехтования участников, выбравших открытый поединок, имела свое принципиальное значение в отличие от закрытого поединка, где вообще не существовало правил, а победителем признавался лишь выживший воин.

Уже к концу первого лесталя все окончательно поняли, что сегодняшним днем поединок не завершится. Силы были не просто равны, они были почти идентичны и в умении, и в опыте, и в желании победить. Даже в ненависти они были абсолютно похожи, ибо двое бились не только за мир, но и за смерть девушки, которую любили. И оба жаждали мести, и для обоих она являлась справедливостью…

В какой-то момент боя ко мне пришло спокойствие, словно я поняла или уже предчувствовала результаты поединка. Я словно наяву увидела свои сны – и в них принц Дэниэль оставался живым, как и сэр Гаа Рон. На меня будто откровение снизошло и сам бой вдруг перестал интересовать меня. Я медленно погружалась в состояние, где реальный мир становился все нереальнее, а мои грезы окружали меня все плотнее. Сквозь пелену негромкого зрительского шума, катившегося по арене после каждой удачной атаки, финта или контратаки одного из противников, я все отчетливее слышала голос правителя Маэленда. И он повторял мне снова и снова: «В тот краткий миг последней встречи одну я правду осознал – жизнь без тебя так бесконечна, я не дождусь ее конца…». И его слова ударили по мне со всей силой чужой страсти:

– Он любит тебя!

И что мне оставалось делать после этих слов?

Наши слова и многообразие речи, способность излагать свои чувства в стихах и умение передать эмоции с помощью слов – все это свидетельствует о сложности человеческой натуры. Слепое и глупое сердце не способно говорить стихами, а примитивные мысли не могут передать словами красоту своих чувств и эмоций.

Язык поэтов и писателей всегда звучал, словно музыка для моих ушей – прекрасный язык божественных фраз. Есть что-то безумно красивое в словах о любви и нежности, радости и счастье, и даже в словах о смерти и ненависти без надежды и понимания.

Поэзия – это истина, которая расставляет по своим местам хаотичные мысли и эмоции, открывает самые тайные и глубоко похороненные чувства. Когда мы говорим языком поэтов, мы приближаемся к небесам, но примеряя на себя разрушительную силу слов, падаем на самое дно преисподней.

Милорд говорил со мною, и не было большего счастья или же большей муки, чем слушать его и слышать его сердце. И было безумием отвечать на его слова, пока Дэниэль дрался с сэром Гаа Роном за жизнь и за свой народ. Но я знаю, что хотела ответить, и это знание не должно умереть вместе со мной…

Бой закончился вничью – оба были живы и не имели серьезных ранений, но оба устали и устали безмерно. Милорд покинул меня сразу же после окончания схватки, и я добиралась до принца Дэниэля в окружении своих гвардейцев, придерживая полы накидки, явно для меня великоватой.

Нам почти не удалось поговорить, ибо принцем занялся его врач, но прежде, чем он увел его на перевязку, восстановительный массаж и водные процедуры, Дэниэль улыбнулся мне и помахал рукой. Так что облегченно вздохнула не только я, но и сэр Да Ахон и Та Лик, а затем и все остальные, кого в тот день не допустили к принцу. Ему нужен был отдых, а не дополнительная нагрузка в виде нескончаемой череды посетителей.

В любом случае в тот вечер я ужинала наедине с милордом, не в силах отказать ему в приглашении после любовных стихов, навсегда оставшихся в моей памяти. За ужином мы мало говорили, но было видно, что милорд не ожидал от своего брата подобного умения и способности так долго противостоять сэру Гаа Рону. За моим любимым десертом он озвучил свои мысли, совершенно не пытаясь скрыть их от меня, а еще он прямо спросил, не причастна ли я к столь стремительным переменам в искусстве Дэниэля владеть мечом и шпагой. Я пожала плечами в ответ в знак того, что вопрос и не требует моего ответа, и сделала это неумышленно, даже автоматически, совершенно забыв, как раздражает его этот жест. И еле сдерживаемый гнев и с трудом подавляемое недовольство все-таки просочилось наружу:

– Вы когда-нибудь повзрослеете, Лиина? Или вам неизвестны последствия, ожидающие вас в случае победы сэра Гаа Рона?

Я неопределенно кивнула в ответ то ли в знак согласия, то ли отрицания – сама не поняла до конца. Но милорд был совершенно прав, и пора было не только повзрослеть, но и перестать задевать чувства милорда и его самоуважение.

– Я прекрасно осознаю все последствия, милорд, и вы правы, полагая, что я снова вмешалась в ваши планы. Благодаря мне принц Дэниэль обладает не меньшими способностями, чем сэр Гаа Рон, наделенный ими по праву рождения. Нас ждет долгий поединок и вряд ли мне придется принять последствия, о которых вы говорите! – Мои слова не стали для него неожиданными, но и прекращать разговор он явно не желал.

– Вы оставили себя без защиты, Лиина, и в случае победы сэра Гаа Рона, лишитесь покровительства моего брата. Не думаю, что ваше решение было мудрым или правильным.

Меня его слова не задели, но я поняла, что сэр Гаа Рон не только утаил от милорда всю правду о нашем побеге из Тэа Бора, но и не сказал, что я больше не желала иметь с душой Шэа Рэд Жи что-либо общее – даже свое тело. И все же милорд меня провоцировал, а я поддалась ему, не в силах противостоять тому разрушительному началу в себе, в котором когда-то призналась сэру Гаа Рону.

– И что же вы сделаете со мною, милорд, если Дэниэль проиграет? Как и любой правитель, выигравший поединок, вы вправе и миловать и карать своего вчерашнего врага. Ваши слова перед началом поединка – это ваше решение помиловать меня или вы попрощались со мною? – Я отложила в сторонку десертную ложку, и мой вопрос заставил милорда прекратить дегустировать крем на фруктовой начинке сладкого пирога.

Его чашка с чаем глухо стукнула о блюдце, так и не добравшись до губ, и вторая рука, как и первая, легла на край скатерти обеденного стола. Мне даже показалось, что милорд приподнимается с кресла, но мои ощущения обманули меня. Он так и остался сидеть, но его глаза уже не смотрели на меня. Какое-то время он молчал, но затем пошевелился и взглянул на меня с искренним интересом учителя математики, наблюдающего, как его ученик пытается решить задачу, еще не осознавая, что варианты ответов могут быть разными, а выбранный способ решения – далеко не самый простой.

И тогда милорд дал мне подсказку:

– Вы хотели бы жить, моя леди, зная, что умрет не только мой брат, но и большая часть членов Совета, военачальники принца Дэниэля, его самые близкие друзья? Или же вы предпочтете разделить их судьбу, даже зная, что я готов был подарить вам не только жизнь, но и свое сердце?

Мое молчание было очень долгим и милорд так и не получил своего ответа. Десерт я доедала в одиночестве…

Прошло еще три дня и еще три раза по три лесталя принц Дэниэль и сэр Гаа Рон пытались одержать друг над другом победу. Они получали царапины и мелкие травмы, но ничего, что мешало бы им продолжать поединок. И после каждого дня очередной схватки я все больше и больше ощущала уверенность, что никто из них не умрет. Скажи я милорду об этом, и он сжег бы меня на костре…

После последнего ужина милорд больше не приглашал меня, и это вызвало лишь глубочайшее облегчение. Один раз мне удалось провести целый вечер с принцем Дэниэлем, и он попросил меня почитать ему. Я читала ему историю о любви, а он слушал меня и дремал на кровати, удобно облокотившись на мягкие подушки. Я читала ему книгу, и как множество книг, написанных о любви в бесконечных мирах, любовь в ней не мыслила своего существования без боли и смерти. И я помню, как подумала: «Почему в историях наших вселенных влюбленные всегда умирают? Неужели все небеса под всеми созвездиями пишут одинаковые правила для любви, и мы лишь слепо следуем им?».

Когда я дочитала до конца, принц Дэниэль уже спал, и я осторожно укрыла его одеялом и вышла из комнаты. Если мне и приходило в голову, что написанные небесами правила возможно изменить, я все равно не собиралась говорить об этом своему названному брату.

Следующий день не принес ничего нового, кроме небольшого ранения, которое получил сэр Гаа Рон практически в самом конце боя. С нашего места трудно было понять насколько оно серьезно, но сэр Гаа Рон не сумел отбить следующую стремительную атаку принца Дэниэля и получил еще один укол шпагой в корпус, а затем не поднялся с земли.

У Дэниэля оставалось время, чтобы окончательно покончить с ним, и все зрители замерли на своих трибунах, а милорд встал со своего места. Его резкий порыв захватил и меня, и какое-то время мы оставались единственными среди всех, кого отчетливо мог видеть Дэниэль, и совершенно неожиданно для милорда, но не для меня, он отступил от Гаа Рона и дал сигнал о завершении боя.

Зрители на трибунах дружно посходили с ума, автоматически разделившись на тех, кто одобрял действия принца, и кто полагал их ошибочными. Мы переглянулись с милордом, а затем снова взглянули на арену. Сэр Гаа Рон смог подняться самостоятельно и к нему уже бежали люди милорда, а Дэниэль покидал арену.

Именно в тот момент милорд осознал, что может проиграть, и мое вмешательство не просто задело его интересы, а сломало их целиком. И я не могу ответить, чего больше было в его взгляде, направленном на меня, – ненависти или уважения.

Поздним вечером я наконец-то смогла просочиться мимо охраны своего названного брата, к которому не пускали даже членов Совета, негодовавших по поводу решения принца Дэниэля прекратить бой. Дэниэль никого не хотел видеть, но начальник охраны сэр Да Ар Кин искренне считал, что на меня подобный запрет не распространяется. В конце концов, именно я позволила ему думать, что он не просто воин, а мой друг, поддержавший меня в самом сложном противостоянии с членами Совета.

Когда я осторожно вошла в покои принца, я увидела, что он дочитывает книгу, которую я читала ему накануне. Он увидел меня и улыбнулся, а затем сказал:

– Я заснул прежде, чем ты дочитала ее до конца.

Я подошла к нему и забрала книгу из его рук:

– Поверьте мне, мой принц, ее конец покажется вам неинтересным. Я лучше расскажу вам другую историю из моего мира о таком же принце, как и вы, его прекрасной невесте, злой мачехе, и семи воинах, оберегавших ту, которую принц любил…

Он не заснул до конца истории, а когда я закончила, принц Дэниэль сказал мне, что по его просьбе судьи перенесли следующий бой на два дня. Он хотел дать возможность сэру Гаа Рону оправиться от ран, и ему не нужно было моего одобрения – только понимание.

Нельзя сказать, что я не понимала его, но в глубине души осознавала, что благородство Дэниэля вряд ли будет понято и оценено его собственным народом. Дэниэль не убил сэра Гаа Рона, ибо победа была важнее мести для его собственной души. Но одно без другого было невозможно, потому что только месть могла убить сэра Гаа Рона. Я не спросила принца, почему он пощадил раненного противника, ведь я не спрашивала о мотивах и сэра Гаа Рона, когда он помогал мне и моим гвардейцам сбежать из Тэа Бора. И сам Дэниэль когда-то сказал мне, что его мало волнуют мотивы, и значение имеют лишь последствия совершенных действий. Я также не могла признаться принцу Дэниэлю, что мне известно, как умерла Анлия. Зато Дэниэль знал мельчайшие подробности нашего бегства из Тэа Бора, и его месть не могла стать простым убийством раненного сэра Гаа Рона. Я это знала и потому понимала его, как никто другой. И мои предчувствия, что Хранитель милорда не умрет в поединке, вдруг обрели свою плоть и кровь, и стали реальностью.

Вопрос был в другом – что дальше? Именно его я не смогла озвучить, потому что принц выглядел слишком усталым, а еще – сомневающимся в правильности своего решения.

На следующий день посыльный от милорда принес мне мой плащ, над которым изрядно потрудились белошвейки. Они добавили к нему отделанный мехом капюшон, украсили узором из серебряных нитей и полудрагоценных камней, кое-где сменили подкладку из старого меха. Его внешний вид изменился совершенно, и я невольно улыбнулась своим собственным мыслям о милорде – он по-прежнему придавал слишком много значения внешнему виду, даже моему.

Возвращать его плащ через того же посыльного показалось мне верхом неблагодарности, и я лично решила вернуть милорду его элегантную накидку, не раз спасавшую меня от холода. А еще мне казалось, что это будет моя последняя возможность увидеть его и сказать ему не только спасибо, но и попрощаться с ним. Моя интуиция и в этот раз оказалась права.

Ближе к вечеру я отправилась к нему, как всегда прихватив своих личных гвардейцев, давно уже ставших моей невидимой тенью. И милорд принял мою благодарность и долго не отпускал меня, изобретая различные причины, по которым мне следовало задержаться в его апартаментах еще немного. Но мне и не хотелось уходить.

В тот вечер он был таким же, как в день нашей помолвки – загадочным и волнующим, немного раскованным и разговорчивым. Его, в сущности, пустая болтовня ничуть не раздражала, зато вызывала улыбку и смех. Казалось, он ничуть не был огорчен ранением сэра Гаа Рона, словно впереди было новое будущее.

В тот момент, когда я смеялась очередной шутке, пытаясь не пролить на себя красное вино, меня посетила одна мысль. Я перестала смеяться, затем сделала глоток, а, додумав ее до конца, вдруг почувствовала себя полной дурой. Весь вечер милорд пытался сказать мне то, чего не видели и не замечали мои слепые глаза и глупое сердце. Он прощался со мною! И до меня вдруг дошло, что сэр Гаа Рон больше не выйдет на арену, потому что милорд решил драться сам. Но его шансы против своего брата и силы Шэрджи были невелики.

Я поставила на стол недопитый бокал и прервала его:

– Вы решили сами стать участником поединка! Прощальный подарок! Прощальная вечеринка! Ранения сэра Гаа Рона слишком серьезны? И когда вы собирались сказать об этом мне или принцу Дэниэлю? Он и понятия не имеет о вашем решении!

Милорд подошел ко мне и вернул бокал в мои руки.